«Ваш отец задержан»

«Срочно лети в квартиру» 

 

В семь утра по Новосибирску у Максима Колкера зазвонил телефон. 

«Ваш отец задержан, это говорит Федеральная служба безопасности», — донеслось из динамика.

Максим подумал, что это шутка, — раннее утро и московский номер. Сбросил. Звонок повторился, снова сброс. На третий раз мужчине уже позвонил его отец — Дмитрий Колкер, выдающийся ученый-физик: «Меня обвиняют в госизмене за книжный материал, содержащийся в лекциях. Срочно лети в квартиру, открой, чтобы не ломали дверь, ничего не ворошили, там будет сейчас обыск», — сказал он.

После обыска сын ученого переписал себе на листок все материалы, которые заинтересовали оперативников, — это были файлы «Лазерная спектроскопия газообразных сред», «Полупроводниковые лазеры» и «Лазерный лидар. Основные принципы».

За день до задержания, 29 июня, Максим положил отца в частную клинику «Авиценна». У Дмитрия Борисовича была четвертая стадия рака поджелудочной железы. Последнюю неделю ученый даже не мог самостоятельно питаться.

Дочь Колкера Алина Миронова рассказала, что проблемы со здоровьем у Дмитрия Борисовича начались с осени 2020 года, но тогда диагноз не поставили. Это случилось только в октябре 2021 года, когда онкология достигла четвертой стадии.

— Рак поджелудочной — это трудно диагностируемое заболевание, и, как правило, диагноз ставится уже на поздних стадиях, когда практически ничего сделать нельзя. [После октября 2021 года] папа проходил курс химиотерапии, который продлился до июня, потом возможности химиотерапии были исчерпаны, и ему была назначена поддерживающая терапия [облегчает симптомы и улучшает качество жизни больного — прим. ред.]. До этого момента он работал и в мае даже летал на конференцию в Минск, хотя состояние уже было очень плохим и держалось исключительно на его силе воли и тяге к жизни. Если он не мог прийти на работу, то работал из дома, — рассказала «7х7» дочь ученого.

 

«Я с вами всеми прощаюсь»

 

Дмитрий Колкер родился в профессорской семье. Его дед, Иосиф Колкер, также был физиком и организовал самолетостроительный факультет НГТУ. Как рассказывал Дмитрий изданию «Собака.ru» в 2017 году, сомнений в том, что техника станет его основной специальностью, не было. Ученый работал заведующим лабораторией квантовых оптических технологий в Институте лазерной физики СО РАН и НГУ и профессором кафедры лазерных систем НГТУ.

Евгений Ерушин познакомился с Дмитрием Борисовичем в 2014 году, когда был на первом курсе НГТУ, — Колкер читал для первокурсников вводный курс лекций о лазерах. 

— На третьем курсе [университета] нужно было выбирать лабораторию, и я выбрал его [Дмитрия Колкера] в качестве научного руководителя. Дмитрий Борисович — народный преподаватель. Один из лучших специалистов. И как человек он мне понравился. Я брал с него пример. Он и в профессии, и в роли отца был успешен, с семьей все хорошо. Было удивительно, как он успевает, — говорит Ерушин.

Сейчас Евгений учится в аспирантуре и работает в лаборатории, которой заведовал Колкер. В ней разрабатывают новые источники излучения для медицинских, экологических и специальных задач.

Молодой ученый вспоминает, как Колкер однажды вернулся из больницы: «Он ходил к врачам, и один поставил рак. Он пришел в лабораторию, погруженный в мысли. А потом сходил к другому врачу, и тот отменил диагноз, [Дмитрий Борисович] пришел радостный, что тот, дурак, поставил неправильный диагноз». В октябре 2021 года онкология все-таки подтвердилась.

По словам Евгения, коллеги в лаборатории видели, как тяжело ученому после химиотерапии, но насколько все серьезно, они не понимали. «Я не знал, что у него последняя стадия рака, он никогда нам этого не говорил. Наверное, не хотел, чтобы его жалели», — говорит Евгений.

В клинике «Авиценна» Дмитрий Колкер находился на поддерживающей терапии. Но 30 июня мужчину в срочном порядке выписали из клиники и доставили в Советский районный суд Новосибирска.

В выписном эпикризе «Авиценны» было написано, что у ученого последняя стадия рака. Однако на суде представили другую справку, выданную неким врачом Александром Романенко. В ней было написано, что Дмитрий Колкер осмотрен 30 июня в 8:00, диагноз — заболевание предстательной железы: «На сегодняшний день может участвовать в следственных действиях и присутствовать на судебном заседании». Тезка Романенко числится врачом Новосибирской государственной областной больницы.

В этот же день Наталья, супруга Дмитрия Колкера, обратилась к адвокату Александру Федулову, сообщив, что ее мужа «увезли». Федулов рассказывал, что в теории Дмитрий Колкер не мог быть помещен в изолятор из-за состояния здоровья, но никто просто не предоставил достоверных справок.

Источник, близкий к системе районных судов Новосибирска, предположил, что виновен адвокат, который должен был добиться отложения рассмотрения дела на 72 часа, чтобы узнать о состоянии здоровья Колкера: «Скорее всего, это была Лубянка. Просто так следователи ничего делать не будут. Они действуют только по поручению».

В ходе заседания по избранию меры пресечения защита все-таки передала суду медицинские документы, где указано, что у Колкера рак. Судья Ирина Алиева без вопросов приобщила справки к материалам дела и все равно вынесла решение об аресте. Как указывает адвокат Федулов, в постановлении судья написала, что в ее распоряжении нет документов, свидетельствующих о наличии у Колкера онкологического заболевания.

Позже правозащитник Павел Чиков опубликовал фрагмент заседания суда по делу Колкера.

Следователь: «Для избрания иной меры пресечения не имеется возможности. Документов о невозможности избрания меры пресечения не имеется. В ходе предварительного следствия получим заключения экспертиз, а также необходимые документы. Пока просим избрать меру пресечения до 29 августа 2022».

Колкер: «Как вы думаете, до 29 августа 2022 я доживу?»

Следователь: «В материалах имеются справки врачей, из которых видно, что в следственных действиях вы участвовать можете, я больше чем уверен, что доживете».

Колкер вину не признал. Ученого самолетом отправили в московское СИЗО «Лефортово».

«Я с вами всеми прощаюсь», — сказал Дмитрий Колкер жене по телефону перед вылетом в Москву.

 

Не научиться жить по-новому

 

Максим Колкер предполагает, что поводом для возбуждения дела стали лекции, который Дмитрий Колкер читал китайским студентам на международной конференции в 2018 году. Но рядом с ним всегда был сотрудник ФСБ, выступать и разговаривать на английском языке было нельзя — говорить только на русском. Кроме того, 18 декабря эксперты Института лазерной физики выдали ученому заключение о том, что в лекциях, которые ученый хотел прочитать в Китае, не содержится гостайны.

24 декабря, уже будучи в Китае, Дмитрий Колкер переписывался со своей дочерью, Алиной.

— Миси, как дела, что у Вас? — спрашивает ученый.

— Привет! У нас все нормально, я еще на работе, доделываю презентацию к завтрашнему выступлению. У нас дубак, но машина заводится. Как ты? — отвечает ему дочь.

— Я нормально — первый день отстрелялся. Английского они не знают и боятся. Переводчица китаянка большой молодец — переводит все мои лекции с русского. Здесь +10 как у нас в конце сентября начале октября. Встретили хорошо, перелет длинный — мы где-то недалеко от Индии.

— Здорово. А мы тут замерзаем. На озере с утра -40 было.

— А я все равно домой хочу.

В СИЗО «Лефортово» Дмитрий Колкер пробыл до 2 июля. К нему не пускали дочь и адвоката. Ночью того же дня ученого из СИЗО доставили в Городскую клиническую больницу №29, в 2:40 Колкер умер, об этом родственников известили телеграммой.

«В эту ночь никто из родных не спал», — написала у себя на странице во «ВКонтакте» дочь Алина. За час до смерти мужа Наталья Колкер написала стихотворение (отрывок):

«Супруг любимый,

Свидимся ль с тобой?

Жестоко мы разлучены

Судьбой.

Твоя счастливая душа

Стремится к раю не спеша».

Тело ученого несколько дней не выдавали родственникам, в больнице ссылались на отсутствие паспорта, который остался в СИЗО. Родственникам пришлось за свой счет транспортировать тело из Москвы в Новосибирск.

Спустя три дня после смерти ученого клуб «1 июля» — неформальное сообщество академиков и членов-корреспондентов РАН — опубликовал на своем сайте заявление. В нем члены клуба выразили соболезнования родным Колкера и протест против действий следственных органов.

Тем временем в Академгородке Новосибирска появился стихийный мемориал Дмитрию Колкеру и Анатолию Маслову, которого арестовали чуть раньше Колкера. Туда люди приносили цветы и фотографии ученых. К вечеру табличку с фотографиями убрали, а рядом появился наряд полиции. Такие же мемориалы появлялись в других городах и странах.

«Тяжело переживаем. Я бы даже сказала, что не научились жить по-новому. Поддерживаем друг друга, как можем, но восполнить потерю невозможно», — сказала «7x7» Алина Колкер о состоянии семьи после смерти ученого.

Похороны Дмитрия Колкера прошли 19 июля, спустя 17 дней после его смерти.

 

Пол-института — его ученики

За два дня до ареста Колкера в Новосибирске арестовали еще одного физика — 76-летнего профессора Анатолия Маслова. Маслов — специалист по гидродинамике, лауреат нескольких премий. Всю жизнь ученый посвятил развитию Института теоретической и прикладной механики. На момент ареста работал главным научным сотрудником учреждения, а также профессором двух вузов.

Как и Колкера, Маслова подозревают в государственной измене. «Настоящее время», ссылаясь на источник в СО РАН, утверждает, что материалом для возбуждения дела могла стать передача Китаю данных, связанных с гиперзвуком.

— По статье, которую ему инкриминируют, это должно быть как-то связано с его международным сотрудничеством, потому что я абсолютно исключаю, что он мог знать какие-то секреты, передать их. — рассказал «7х7» Николай Маслов, сын Анатолия. — Это, скорее всего, связано с совместными исследованиями или контрактами, которые он вел. Подобные исследования он вел не ранее 10–15 лет назад, после этого никакого международного сотрудничества у него не было. Он никуда не ездил.

Анатолия задержали ранним утром, и он использовал право на звонок — позвонил сыну. Ученый рассказал, что говорить о причине ареста не имеет права, но попросил Николая закончить «некоторые начатые им дела» — не хотел, чтобы за ним оставались долги.

Далее был закрытый суд. В качестве меры пресечения суд избрал содержание в СИЗО «Лефортово» в Москве, куда его этим же вечером и отправили.

С тех пор Анатолий Маслов содержится там.

Спустя почти месяц на сайте института, где работал Анатолий Маслов, от коллег появилось письмо поддержки ученого с требованием разобраться в ситуации. «За долгие годы работы все его [Маслова] усилия были направлены на развитие института и отечественной авиационной науки. Он посвятил этому свою жизнь, и, зная его как патриота России, никто не может допустить мысли о том, что он мог сознательно совершить что-либо в ущерб своей стране». Письмо подписали 514 человек. Его отправили в администрацию президента и, по словам сына Николая, они получили около пяти ответов, которые отсылают письмо дальше по инстанциям: «Содержательного ответа пока нет».

В приемной замдиректора по научной работе института Андрея Сидоренко журналисту «7x7» сказали, что «пол-института — ученики Анатолия Маслова, и все его любят». 

В «Лефортово» Анатолий Маслов содержится в одиночной камере. Раз в день — часовая прогулка. Семья передает ему еду, библиотека на пару дней выдает какую-нибудь книгу.

Сначала у ученого обострились хронические заболевания, но затем родственники предоставили документы, и Анатолию стали выдавать его лекарства. Николай Маслов рассказал изданию «7x7», что родственники общаются с Анатолием Масловым через письма.

— Мы пишем письма раз в два-три дня, но дней семь-десять уходит на то, чтобы письмо дошло. То есть оно, видимо, там проходит цензуру. — рассказал Николай.

В письмах Анатолий Маслов рассказывает, как устроился в СИЗО и как проводит время. Семья попросила ученого написать мемуары о жизни с самого детства, когда Анатолий занимался авиамоделизмом, — чтобы его внуки знали о биографии дедушки.

В последних письмах ученых перестал жаловаться на здоровье. «Хотя у него особых иллюзий нет, достаточно много арестовывали пожилых ученых, и они долго не могли протянуть в этих условиях», — добавляет сын Николай.

А 7 августа у Маслова был день рождения. Раньше семья собиралась и ужинала дома или в ресторане. В этом году родственники написали ученому письма, дети нарисовали ему рисунки. В институте также собрали поздравления и отправили отдельным письмом. Именно седьмого августа Анатолий Маслов пришел работать в институт — в 1969 году.

Арест семья Маслова переживает тяжело: его жене 76 лет, несколько раз приходилось вызывать скорую — «здоровье не очень хорошее», рассказывает Николай.

— Главное — для меня исчезло будущее, — говорит Николай. Он преподает в НГУ. — Раньше оно было неопределенным, впереди маячило, а сейчас оно исчезло, я не понимаю, что будет.

Не знаю, как я теперь смогу говорить студентам «Приходите на кафедру аэрогазодинамики, у нас интересно». У меня есть какое-то количество запланированных экспериментов, которые я, наверное, проводить уже не буду, чтобы не касаться тем, которые могут привлечь нежелательное внимание, поэтому заниматься буду исключительно темами, которые открыты 100%.

Под руководством Анатолия Маслова в Институте теоретической и прикладной механики (ИТПМ) начинал работать Александр Шиплюк — третий арестованный. Семья Маслова пока не знает, в курсе ли Анатолий, что его коллегу также подозревают в госизмене.

 

«Наука нужна, чтобы самолеты летали»

В понедельник, 8 августа, в Доме ученых СО РАН должны были пройти торжественные мероприятия, посвященные 65-летию института, а также конференция по методам аэрофизических исследований. Александр Шиплюк, директор института, собирался выступить с приветственной речью, но 5 августа стало известно, что его арестовали. 

Шиплюку 55 лет, он — известный российский ученый в области механики, специалист в области высокоскоростной аэрогазодинамики, член президиума СО РАН. В ИТПМ работает с 1990 года, в 2015 году стал директором института.

«Наука нужна, чтобы самолеты летали», — цитировал своего отца-инженера Александр Шиплюк в интервью журналу Leaders today год назад. В этом же интервью ученый рассказал, что институт разрабатывает технологии и оборудование, которые используются в США, Японии, Южной Корее, Германии.

В институте ученые работают над двигателем для широкофюзеляжных самолетов: «Я думаю, что с его появлением Россия окончательно устранит техническое отставание от мировых лидеров авиационного двигателестроения», — пояснил Александр.

Научный руководитель института, Василий Фомин, рассказал ТАСС, что в учреждении также прошли обыски, и они связаны с ученым. Шиплюк, как и Маслов, находится в СИЗО «Лефортово». Решение о заключении ученого вынесли в Советском районном суде Новосибирска. 22 августа областной суд отклонил апелляционную жалобу защиты и оставил это решение в силе.

Семья ученого и адвокат, Алексей Павицкий, отказались говорить с «7x7». Сын ученого, Михаил, работает в том же институте лаборантом, а жена Екатерина — ведущим переводчиком, как следует из сайта ИТПМ.

Председатель Совета молодых ученых института, Михаил Ядренкин, написал на личной странице в соцсети «ВКонтакте» 19 августа:

«Боюсь, что такими темпами в пылу расследований можно «загнуть» важные научные направления, обеспечивающие обороноспособность страны. <...> Без сплоченных коллективов высококлассных исследователей уникальные установки превратятся в груды бесполезного металла. Что касается и Маслова А. А., и Шиплюка А. Н., то я их знаю как настоящих патриотов, которые при всех возможностях не уехали в 1990-е работать за границу».

8 сентября у ученого будет день рождения — 56 лет, 32 года из них он работает в институте.

 

Следующие будут

 

Через три дня после ареста Шиплюка Илья Кабанов, научный обозреватель и журналист, выпустил колонку об этих арестах в Новосибирске. Журналист считает, что ученые находят решения проблем, стоящих перед человечеством, поэтому их аресты — это «репрессии против будущего».

— Что вы почувствовали, когда узнали об аресте первого, а затем второго и третьего ученого?

— Это далеко не первые аресты. Они, может быть, первые за какое-то время в Новосибирске, но ученых по обвинению в госизмене в России регулярно арестовывают с 1999 года. Это происходит волнами, в разных регионах. В одно время было много арестов в Приморском крае, потом в Москве. А вот теперь, видимо, пришла очередь Новосибирска. И всегда такие аресты идут группами, редко один человек. Фээсбэшники находят «куст шпионов», разоблачают ячейку, получают новые погоны и ломают жизнь сразу нескольким ученым. Кто-то еще заметил из научных журналистов, что чаще всего аресты по делам в «госизмене» происходят летом. То есть зимой фээсбэшники ловят настоящих шпионов, а летом отрабатывают свои навыки на беззащитных академиках. 

— Но ведь Колкер вряд ли был связан с Масловым и Шиплюком? 

— Тут есть несколько гипотез. Первая гипотеза: за раскрытие некой организованной группы шпионов полагается больше бонусов. Чем больше шпионов мы раскроем, тем лучше. Другая гипотеза: может быть, ФСБ выбивает показания из старых, больных людей и они называют всех своих знакомых ученых, с которыми или работали в одной лаборатории, или где-то пересекались. Таким образом, всех людей из записной книжки одного ученого записывают сначала в свидетели, а потом и в обвиняемые.

— Как вы думаете, почему ФСБ во всех трех случаях обратила внимание именно на сотрудничество с Китаем? У ученых было много и других связей — с Германией, США.

— Китай — это пугалка. «Китайцы пытаются все захватить». Одной рукой мы хотим с Китаем дружить, а другой рукой думаем, как бы они у нас что-то не отхватили. Еще одна причина — куда еще Новосибирским ученым ездить? На какие еще конференции? В Америку — далеко, визу сложно получить, не всегда приглашают, а Китай — рядом. Естественно, что с Китаем было больше научного сотрудничества у сибирских ученых. Это чисто географический, мне кажется, вопрос.

Надо понимать, что если это серьезные ученые, если они занимаются серьезной наукой, то без международных контактов они никому не нужны. Во всех грантовых конкурсах среди KPI было международное сотрудничество. Вы должны публиковаться, вы должны выступать. Без этого вам грант никто не даст. А здесь ровно за эту деятельность решили, что нужно ученых арестовывать.

— Коллега Шиплюка и Маслова рассказывал СМИ, что их буквально заставляли сотрудничать с зарубежными коллегами, а потом все повернулось по-другому.

— Для фээсбэшников сотрудничество не было сюрпризом. В каждом университете, в каждом научном институте есть первый отдел, который все визирует и проверяет. Невозможно назначить директора института или ректора университета без согласования с ФСБ. Поэтому когда они сейчас делают большие глаза, что кто-то какие-то секреты кому-то рассказал, то прикидываются дурачками. Вы все эти презентации, все эти доклады согласовывали и визировали.

— Возможно ли сейчас сотрудничать с коллегами из других стран, общаться и не стать госизменником?

— Мне кажется, после начала войны наука в России вообще стала довольно странным явлением, и кажется, что ее будет становиться все меньше и меньше. Не то чтобы российским ученым сейчас были рады где-то на международных конференциях или в международных научных журналах. А если теперь еще за это сажать будут, то, конечно, никто не будет ездить. Зачем рисковать? И все, кто может уехать, будут уезжать. Молодые ученые будут устраиваться в иностранные лаборатории. Никто не будет оставаться в России. Нет таких дураков. Останутся пожилые люди, останутся те, у кого есть какие-то большие лаборатории и сотрудники, которых нельзя бросить.

— Почему Сибирское отделение РАН до сих пор молчит?

— Это бесполезная организация, которой управляют бестолковые, сумасшедшие во многом дедушки. Они давно ничего не делают. У них, естественно, не осталось никаких научных достижений. Они собираются раз в квартал на свои президиумы, что-то перепердывают, жалуются на жизнь, что их никто не слушает, и на этом все заканчивается. Они боятся не то что в защиту своих коллег выступить. Они вообще не понимают, что происходит. От них точно ждать ничего не стоит. Это люди, у которых не осталось никакого морального авторитета.

— Дети Колкера, Маслова, Шиплюка, насколько я понимаю, молодые ученые, они тоже выбирают разную тактику, смотря на аресты: кто-то публично рассказывает и просит помощи у общественности, а кто-то переживает эту трагедию самостоятельно. Как вы думаете, что лучше в этой ситуации — молчать или говорить?

— Я думаю, что публичность — это единственное, что может спасти арестованных людей. Несколько лет назад арестовывали Сергея Масликова — бывшего директора Новосибирского планетария — единственное, что помогло его сначала вытащить из СИЗО, а потом из-под домашнего ареста и снять обвинение — публичность. Поэтому я бы советовал всем бить в колокола, привлекать внимание журналистов, блогеров, записывать обращения, открытые письма. Кажется, это единственный способ хоть как-то показать тем, кто арестовывает, что людям не все равно. И что за их незаконными действиями следит общественность.

— Когда я звонила в институт, где работал Маслов и Шиплюк, у меня создалось впечатление, что все сильно напуганы.

— Никто не знает, кто будет следующим, но все понимают, что следующие будут. И, естественно, в такой ситуации кажется более безопасным молчать. Мне кажется, что более безопасно говорить. Все понимают, что под эту статью о «госизмене» можно подвести абсолютно все. Она написана настолько абстрактно, что любая научная деятельность может стать поводом для обвинения по этой статье. Вам даже не нужно общаться ни с какими иностранцами. Достаточно прочитать доклад или записать ролик на YouTube с рассказом про научные исследования (не обязательно свои), и это может стать поводом для обвинений в госизмене. Вы можете рассказывать о том, что не является гостайной, а завтра задним числом какой-нибудь эксперт ФСБ признает это гостайной, и вас арестуют.

— Вы сказали, что молодые ученые сейчас будут уезжать, спасаться. Какие перспективы у ученых, которые остаются в России и продолжают сотрудничать с остальным миром?

— Этот вопрос для меня во многом больной. Я посвятил много лет тому, что пытался привлечь людей в российскую науку. Я говорил школьникам, студентам, что в России есть наука мирового уровня, сильные лаборатории, которые ждут талантливых молодых людей, что в России интересно заниматься наукой и что российские ученые демонстрируют миру интересные и серьезные научные результаты.

Не знаю, насколько моя деятельность была эффективной. Надеюсь, что нет, что я никого в российскую науку не привлек.