Плакучей ивы на губной гармонике
деревни бард - отец так чисто выдул,
что тесно сразу стало в нашем домике
его жильцам и их простому быту.
Кого жалела музыка, забытая
во тьме веков, и для отца случайна,
листа и губ из трепета добытая
на пять минут открывшаяся тайна?
На мёртвом поле воины побитыми
лежали там - мы, Прохора два сына,
их славы не наследием - подвидами
внимали тьме столетий из-за тына.
Что знать я мог?! Четыре века минуло.
Зато тогда прочувствовал впервые:
из памяти замшелой время вынуло
какие-то извилины кривые.
Хоть жизнь была зубастая насмешница,
но как она ни горестна и боса,
последний Спас, щедрот излёта месяца,
впустил в предел, где главное «не бойся!»
И встали там серьёзными проказники,
в себя навек впечатывая случай….
Отец наш пил, любил большие праздники,
когда народ его гармони слушал.
