Крепость вокруг Ковно начали строить после Военной реформы, в конце XIX века, и не закончили к 1915 году, когда русская армия медленно отступала под напором немцев из Литвы и Польши. Вокруг десяти фортов военные инженеры создавали дороги и логистику. Под землей сооружался целый город. Возводились батареи, военные городки и погреба, одевались в броню из кирпича и бетона по периметрам и внутри.
Российское командование делало ставку на приграничные крепости. Военные теоретики надеялись, что они задержат и обессилят противника. Оборонительную стратегию России пошатнуло трехдневное взятие немцами неприступного бельгийского Льежа.
Немецкие дивизии вышли на подступы к Ковно в июле 1915 года. Обороной города руководил пожилой генерал Владимир Григорьев, который не выдержал ужаса новой войны. Осадная артиллерия сносила укрепления, казавшиеся несокрушимыми. Русский гарнизон продержался десять дней. Люди гибли под тяжестью кирпича и бетона, глохли от взрывов ужасной силы. Генерал Григорьев, видимо, в безотчетном состоянии паники бежал в тыл и бросил еще сражающиеся войска. Гарнизон оставил Ковно на десятые сутки, потеряв восемь тысяч человек убитыми и 17 тысяч ранеными.
Нам хотелось увидеть и почувствовать памятное место той забытой войны. Из десяти фортов я выбрал наугад IV-й. Он находится за элеваторами, железной дорогой, на задворках города.
В тот не яркий апрельский день место казалось особенно пустым и печальным. Чья армия обороняла Ковно, информационные стенды умолчали, — какие-то абстрактные войска. Так же невнятно говорилось о расстрелах непонятно кем, на том месте «местного населения». Позже я узнал, что в дни Холокоста во рвах вокруг форта немцы и их помощники убили 35 тысяч евреев из Каунаса и других оккупированных Гитлером стран. К чести небогатого Литовского государства надо сказать, что в меру сил и средств территория охраняется и поддерживается в минимальном порядке.
Остатки ворот подпирали низкие башни похожие на пасхальные куличи из тяжелого теста. С волнением заходил я в полуразрушенный лабиринт крепости. Курганами дремали над ней остатки укреплений. Узкие и низкие двери вели в пустые казематы и погреба. Крепкие стены подпирали земную тяжесть — так простоят они еще сотни лет, даже в полном забвении. За руинами казарм, —дальше и выше, — артиллерийские позиции. Словно исполинским молотом великан разбил бетонные капониры на огромные обугленные куски. Уцелевшие казематы чернели провалами арок и напоминали старый череп с остатками волос из-за гривы сухой травы и кустарника.
День был блеклый, но теплый. Кроме нас никого не было среди этих камней, сокрывших горе, боль и смерть. В едва зазеленевших кустах пели дрозды, но пели тихо, стесняясь покоя мертвого поля битвы. За сорок минут мы не обошли и половины форта. Его отвесные стены терялись в поросли молодого ольшаника.
В эти дни украинские воины одиннадцать месяцев насмерть стоят под Бахмутом против русских солдат, против боевиков-головорезов частной военных компании. Честь, рыцарство и доблесть, — понятия еще не забытые в Первую мировую войну, — оплеваны, оболганы и нещадно выкинуты из памяти в годы революции. Их носители унесли из России свои знамена в изгнание. Армия новой России осталась советской по сути. Теперь власти заклеймили офицеров и солдат позором братоубийства — втянули в паутину постыдной захватнической войны против соседней страны.
А то лето 1915, в тяжелых приграничных сражениях под Варшавой, Ковно, Вильно, в горящих казематах Ковенской крепости сражались и отдавали жизни вместе русские, украинцы, белорусы, поляки, литовцы, латыши, евреи.
Жизнь берет свое: вечная природа затягивает дела рук людей и смыкает материнский покров земли над опаленными забытыми камнями.
