Лица

Стоявшего насмерть народа
(тем паче пригнутого зверски)
ношу все проклятия рода
и лиц проступающих фрески.

Худы, налиты ли, рябые,
они ни о чём не просили, 
когда проступили впервые –
устои мои подкосили.

И нет уже «правд» без кавычек,
у разума – права слыть зрелым,
персоне с удобством привычек –
быть от раздвоения целым.

Висят на концах коромысла,
обнявшего намертво плечи,
два груза подобием смысла:
отныне танцуешь от печи!

От печки крестьянской с ухватом
из маминой той пятистенки,
которую продали с братом,
но, правда, почти не за деньги.

Кто ныне и в прошлом не сударь,
не требует к смыслам отмычки:
знакомы и тяжесть, и утварь,
понятны протесты отвычки.

Но как через толщи империй
достали они? Непонятно.
И выбора тёмен критерий...
Но раз приключилось – то ладно.

От кепки, надвинутой ниже,
напор устремляется выше,
и, с этими лицами иже,
жить стану губительно.

Вы же,
шагая от сена к соломе,
команды не слышите «вольно!»
И ропот избранников в сонме
доносит: «Нам больно...»