ОРЫСЯ МАТЕШУК

          ОРИСЯ МАТЕШУК                                    ОРЫСЯ МАТЕШУК

      

Моiм далеким, незрадливим                  Моим далеким, преданным  друзьям,                       

друзям ,якi були поруч у найважчi         которые были рядом в тяжелейшие

 роки мого життя.                                   годы моей жизни.

 ДО ЛЕСI УКРАIНКИ                                  ЛЕСЕ УКРАИНКЕ

Ти завжди приходиш до мене, эдина,Ты ко мне приходишь, слыша сердцем чутко,

Коли менi важко i сердце болить,       В час, когда клюёт мне сердце вороньё,

Коли уривається часом хвилина,         Для меня находишь времени минутку -

Щоб тугу у серце своє перелить.          Боль и тяжесть в сердце перелить своё.

Тодi- нi, не плачу - весь бiль виливаю, Я тогда не плачу, боль я изливаю.

Немов сповiдаюсь тобi в чужинi,           В исповеди страстной сердце, как в огне.

Неначе на крилах з тобою злiтаю –     И словно на крыльях я с тобой взлетаю –

Ти вiру й наснагу вертаєш менi.             Веру с вдохновеньем возвращаешь мне.

I кидаєш промiнь в сумнi моi очi,          Ты в глазах потухших зажигаешь лучик.

Рукою пiдводиш похиле чоло,                Голову поднять мне вновь не тяжело.

I нашi розмови в Iнтлаговскi ночi          Мне от разговоров наших – сразу лучше.

Дають менi силу, надiю, тепло.             Даришь мне надежду, силу и тепло.

Була ти зi мною й тодi, коли юну          В юности со мною ты была повсюду.

Мене непривiтно прийняв каземат.   Шла со мною вместе в мрачный каземат.

В тi днi безпросвiтнi – о, їх не забуду! Беспросветных дней тех я не позабуду.

Ти в камеру радiсть вносила з-за грат. Ты в тюрьму несла мне радости заряд.

А потiм – етапи, вагони, конвої,              А потом – этапы, а потом – конвои,

Бараки iзони, далека Iнта…                   Зоны и бараки, жуткий Инталаг.

Зазнала я горя й недолi лихої,              Горя и несчастья выпито с лихвою,

Та поруч зi мною ти завжди булла.      Только ты со мною шла за шагом шаг.

I завжди у мене твердiшали кроки,     И моя походка крепла понемногу.

Коли я спиралась на слово твоє.         Я  ведь опиралась на твои слова.

I буду я жити й боротись допоки          Мне они опора, мне они подмога.            

Менi твоє слово опору дає.                    И бороться буду я, пока жива.

 Iнта. 1950 р.                                                Инта. 1950 г.

          IНТА                                                           ИНТА

Робоча дiлянка,обведена дротом,            Лесная делянка, за проволкой ели.

Навколо, мов камiнь, тверда мерзлота.  Повсюду, как камень тверда, мерзлота.

Та в,язни зiгрiли ii своiм потом –                Но зэки ее своим потом согрели –

I виросло мiсто у тундрi: 1нта.                     И город возник в Приполярье: Инта.

Ось школа, будинки, дорога додолу…     Вот школа, дома, дорога до школы…

(О, скiльки тут трупами впало вже нас!) (О, сколько в земле наших трупов вокруг!)

I ось по дорозi хлоп'ята у школу                И в школу ребята ватагой весёлой

Iдуть безтурботно… Спинилися враз.     Идут беззаботно… Но замерли вдруг.

«Чого тут конвої? Дроти чом колючi?    «Зачем же конвой здесь и провод колючий?

Чому тут не люди, а гурт номерiв?           Зачем номера на одежде людей,

Чому на трудягах не одяг – онучи?..»     И вместо нормальной одежды – онучи?..»,-

Не кожен iз них все тодi зрозумiв.          Хотелось ребятам узнать поскорей.

Та все ж вони стали махати руками,      Махали руками они всей гурьбою.

Ми вдячно i сумно дивились на них…   Мы с грустью смотрели, припомнив свой дом…

Та пострил конвоя привiв нас до тями, Привел нас в сознание выстрел конвоя,

Як грiм розполохав i дiток малих.           Детей распугал, прогремев, словно гром.

…О, дiти холодної дикої Комi,                  …О, вы, дети Коми – холодного края!

Ви будете тут зупинятись не раз.            Чтоб нас разглядеть, здесь стоять вам не раз.

I, може, колись, молодii свiдомi,            Вы, может, когда-то, всю правду узная,

Як жертв беззаконня згадаєте нас.      Как жертв беззакония, вспомните нас.

Iнталаг, 1951 р.                                                   Инталаг, 1951 г.

КОЛИСЬ НАЗВУТЬ ВАС ПОIМЕННО  КОГДА-ТО НАЗОВУТ ВАС ПОИМЕННО

Хорошi, рiднi, неповторнi                      Неповторимые, родные

Далекi подруги моi!                                 Подруги милые мои!                

Немoв святi, незламнi, гордi                Несломленные, как святые,

Ви йшли на смерть за честь землi.    Вы шли на смерть за честь земли.

Про вас поем ще не писали,                Про вас поэм не написали,

Нiхто вам лаврiв не пiднiс.                    Никто вам лавров не поднёс.

Забутi свiтом, вас не знали,                  Забыты миром, вас не знали.

Ваш бiль в безсмертя перерiс.           Ваш стон в бессмертье перерос.

Колись назвуть вас поiменно,            Но назовут вас поименно,

Нащадки схиляться до нiг,                  Потомки склонятся до ног,

I пам'ять берегтимуть ревно              Творцы добра на век запомнят,

Творцi добра, нових дорiг.                 Чтоб каждый в сердце вас сберёг.

* * *                                                                  * * *                                                                  

Пiд дулом нас гнали в тюремнi вагони   Под дулом в тюремные гнали вагоны,    

I везли на пiвнiч, де вiчнi снiги.                 Везли нас на Север, где вечные льды.             

Мы йшли нумерованi, битi, голоднi,        Мы шли, нумерованы, биты, голодны,

В снiгу залишали кривавi слiди.               И кровью в снегу оставляли следы.

В сльозах хоронили ми друзiв в дорозi, В слезах хоронили в дороге друзей мы,

Клялися їх образ в серцях зберегти.       Клялись, сберегут о них память сердца.

I падали слiдом, точились в знемозi,     И падали следом мы в изнеможенье,

Та вiрнiiдеям до скону були.                     Но были идеям верны до конца.                 

Пiснi непокори ми дружно спiвали –      Мы песнь непокорности дружно тянули -

«Контра спем сперо»* лунали слова.    «Контра спем сперо»* слова песни той.

Конвої вiд страху наослiп стрiляли.         От страха конвой стал стрелять в нас вслепую.

В розпуцi здригалася Пiвнич нiма.          И вздрогнул в отчаянье Север немой.

Там зеки-дiвчата (незнанi героi)              Безвестные девушки – зеки, герои

Навiки лишились в глухiй мерзлотi.        Навеки остались в глухой мерзлоте.

I нинi – ой часто з країни чужої –            И ныне, лишь из-за границы, порою

До нас долiтают iх гордi пiснi.                  Летят к людям песни их гордые те.

*

В АБЕЗЬ – ТАБIР СМЕРТI                            В АБЕЗЬ – ЛАГЕРЬ СМЕРТИ

(уривок iз поеми «Мирослава»)                (отрывок из поэмы «Мирослава»)

Тягнеться поїзд в пiвнiчнi оселi…             Вот тащится поезд. Вокруг всё уныло.

Якi непривiтно-холоднi вони!                     Ползёт он на Север, к чертям на рога!

Навiщо природа створила людинi             Зачем же природа для нас сотворила

Цю Пiвнич холодну i вiчнi снiги?!                Тот Север холодный, где вечны снега?!

Та поїзд байдуже вперед далi мчиться…Состав равнодушный всё мчится и мчится…

Обведений дротом колючим вагон.          И провод колючий опутал вагон.

Снiги, дика тундра, а там подивiться…    Лишь тундра да снег, глазу не зацепиться…

Та звiдки цей стогiн i жалiсний тон?         Откуда ж разносится жалобный стон?

Безпомiчнi, хворii зовсiм калiки,               Беспомощны, хворы и вовсе калеки,

А ось у гарячцi вмирає хтось там.            Вот кто-то в горячке кончается там.

Коли б допомога, хоча б якiсь лiки…     Когда бы хоть крохи лекарств в кои веки…

- Пускай подыхает, не нужен нам хлам! - Пускай подыхает, не нужен нам хлам!

I буря у парi з конвоєм регоче,                  А буря на пару с конвоем хохочет.

Шалiє i вiє пiвнiчна пурга,                           И воет пурга, словно ведьма шальна.

Все жертви приймає до себе охоче,      Все жертвы в объятья принять она хочет,

До горя людського байдужа вона.          А к горю людей равнодушна она.      

Мiнлаг, Iнта – Абезь, 1952 р.                  Минлаг, Инта – Абезь, 1952 г.

 ЙОГО ПОХОВАЛИ                                             И В БРАТСКОЙ МОГИЛЕ

 ЗА ДРОТОМ КОЛЮЧИМ                                   ОН БЫЛ ПОХОРОНЕН

IринiКозак в день смертiїї батька             Ирине Козак в день смерти её отца

Тюремна палата. Кругом непривiтно.        Палата тюремная. Как беспросветно!

Крiзь темень холодну не видно людей.    Темно здесь и холодно. Света бы чуть!

То стогiн прорветься часом непомiтно,    И стон прорывается вдруг незаметно -

То кашель болючий iз хворих грудей.         То кашель больных, разрывающий грудь.

Ось там важкохворий пiднiвся насiлу.       Тяжелобольной, умирая, лопочет

(Який же старенький i немiчний вiн!)       (Каким же он немощным стал и седым!):

- Менi б ще узрiти хоч раз Украiну,           - Мне б на Украину взглянуть хоть разочек,

Повiтрям дихнути, побачити дiм…             Вдохнуть её воздух, увидеть бы дым…

Та голос старечий урвался раптово          Внезапно обмякло бессильное тело.

I тiло безсило скотилось униз.                   Последнюю фразу не всю произнёс.

В устах занемiло несказане слово,          В губах полуслово, застряв, онемело,                                                    

В очах, що погасли, не було вже слiз.      В глазах, что погасли, уж не было слёз.
 Лежав непритомный в тюремнiм бушлатi.Лежал без сознанья в тюремной одежде,

Байдуже дивився на землю чужу…          Был взгляд безразличен к неволе уже…

I геть вiдлетiли надii крилатi,                      Крылатые прочь улетели надежды,

Лиш смерть тут шукала знов жертву нову. Лишь смерть тут искала себе новых жертв.

Його поховали за дротом колючим            И в братской могиле он был похоронен,

У братской могилi в далекiй Iнтi…               Где провод колючий, в далекой Инте…

На неї здалека iз серцем болючим            Боль сердца, понятная и посторонним,

Дочка все дивилась в розпуцi нiмiй.           У дочки в глазах, хоть уста в немоте.

- Мене ти покинув, мiй батьку єдиний…  - Меня ты покинул, любимый отец мой…

Та мову вiдняла безсилicть страшна.        Нет сил, чтобы всё досказать до конца.

Вона залишила назавжди в дитини           Навеки изранено детское сердце

Вiдбиток розпуки у рисах лиця.                   И след сохранится в морщинах лица.

Товаришко, знаю, не маю я сили,              Подруга, ах, если была бы я в силе,

Щоб краплю хоч горя вiдняти у вас.           Хоть капельку горя у вас отняла.

Ваш бiль i страждання нас мужностi вчили. Нас мужеству боль и страданья учили,

Сердца гартували в жорстокий цей час.   И нам закалили сердца и тела.

       

Пам'ятi Лариси Генiюш  -                             Памяти Ларисы Гениюш -

видатноiбiлоруcькоiпоетеси                   известной белорусской поэтессы

 в днь її смерт1                                              в день её смерти        

Погасли очi, що вогнем горiли                   Глаза погасли, что огнём горели

I рвались поглядом вперед.                       И взглядами рвались вперёд.

О, як вони завжди умiли                              О, как они всегда умели

Давати iншим гордий лет!                            Другим свой гордый дать полёт!

Товаришко вiрна – дочко Бiлорусi,            Верная подруга – дочка Беларуси,

Невже ми нiколи не стрiнемось бiльш?! Неужели больше не встречаться нам,

Не будем душевно у радостi й скрусi         Чтоб делить, как прежде, в радости и грусти           

Дiлити, як завжди, i мрiї i бiль.                    Боли и надежды наши пополам?!

Ми спiльно боролися проти сваволi          Против произвола бились мы отважно,

I проти людскоi неправди i зла,                  Против зла и против неправды людской,

Хотiли, щоб кожний був властником долi,Чтоб судьбы хозяином каждый стал однажды

Не гнув у покорi крутого чола.                       И не гнул покорно лоб свой крутой.

За це ми прийняли з тобою вигнання,       И за то изгнание мы с тобою прúняли,

I шли крiзь холоднi завої Iнти,                      Шли через холодные вьюги мы Инты.

I взявшись за руки, ми сили останнi           Чтобы палачи нас, гады, не осилили,

Єднали, щоб нас не здолали кати.            Шли, за руки взявшись, вместе я и ты.

Дочка Белорусiї, щира i горда,                     Дочка Белоруссии – гордая красавица,

Прощай – я без тебе немов сирота,         Сиротой шепчу прощания слова.

Та лiра лишилась твоя неповторна          С нами твоя лира навсегда останется

I з нею навiки ти будеш жива.                     И навеки с нею будешь ты жива.

 7 квiтня 1983 р.                                              7 июня 1983 г.

 Присвячене вiдомiй художницi                            Посвящено известной художнице

Софiї Караффа–Корбут, яка сидiла                     Софье Караффа–Корбут, которая сидела

 в камерi з Орисею                                                    в камере с Орысей   

ПIСЛЯ КОНЦТАБIРНОЇЛIКАРНI               ПОСЛЕ КОНЦЛАГЕРНОЙ БОЛЬНИЦЫ

Безсила, надовго до лiжка прикута,     Бессильна, надолго к постели прикована,

Покинута долею, свiтом усiм,                 Покинута Богом и светом при том,

Така одинока, безправна, забута,        Бесправна, забыта, и так далеко она

Вже навiть не снився далекий мiй дiм… От дома, что даже не снится ей дом…

Навкруг роздавався приречених стогiн,   Вокруг раздавался лишь стон обречённых,

Iсльози котились невпинно з очей,           И слёзы всё время лились из очей,
Лиш зрiдка вривався притишенный гомiн Но изредка ропот врывался сквозь стон их -

Похилих, безликих якихось людей.             Согбенных, безликих каких-то людей.

Вони безнадiйно твердили: «Даремно…«Напрасно… - твердили они безнадежно,

(Безвихiдь з них кожен як сл1д розум1в),(И каждый из них был уж к смерти готов), -

Лишилося мало… Ще нинi, напевно…»   Так мало осталось… Сегодня, возможно…»

Я Бога благала хоч декiлька днiв.              У Бога просила хоть пару деньков.

Хотiлося жити iсмерть зуптнити,                Хотелось ей жить и, смерть отгоняя,

Хотiлось кричати на весь бiлий  свiт:       Хотелось кричать на весь белый свет:

«Не йдiть, зупинiться, я мушу ще житии,«Постой, я живая, жить дальше должна я,

Всього дев,ятнадцять прожила я лiт!»     Всего девятнадцать я прожила лет!»

О, як не хотiлось прощатись зiсвiтом…   О, как не хотелось прощаться со светом…

За дротом колючим проснулась весна,  А за огражденьем колючим – весна!

Iтундра покрилась уся первоцвiтом –     И тундра покрылась вдруг вся первоцветом -

Нiколи прекрасна така не булла…         Такою прекрасной казалась она…

Я вижила, може тому, що верталась      Я выжила лишь потому, что, мечтая     

До рiдного краю, ним марила в снi!        О  Родине, видела край свой во сне.

Крiзь тундру до нього летiла, бо знала, Сквозь тундру летя до любимого края,

Що там тiльки вернуться сили мен1.     Я знала, там силы вернутся ко мне.

                

   1949                                                             1949

   М1нлаг, 1нта                                                           Минлаг, Инта

                                                                                            

                              Перевод с украинского Марка Каганцова

*Леся Українка
Contra spem spero!
( Без надії сподіваюсь! (Лат.)

Гетьте, думи, ви хмари осінні!
То ж тепера весна золота!
Чи то так у жалю, в голосінні
Проминуть молодії літа?

Ні, я хочу крізь сльози сміятись,
Серед лиха співати пісні,
Без надії таки сподіватись,
Жити хочу! Геть, думи сумні!

Я на вбогім сумнім перелозі
Буду сіять барвисті квітки,
Буду сіять квітки на морозі,
Буду лить на них сльози гіркі.

І від сліз тих гарячих розтане
Та кора льодовая, міцна,
Може, квіти зійдуть - і настане
Ще й для мене весела весна.

Я на гору круту крем'яную
Буду камінь важкий підіймать
І, несучи вагу ту страшную,
Буду пісню веселу співать.

В довгу, темную нічку невидну
Не стулю ні на хвильку очей -
Все шукатиму зірку провідну,
Ясну владарку темних ночей.

Так! я буду крізь сльози сміятись,
Серед лиха співати пісні,
Без надії таки сподіватись,
Буду жити! Геть, думи сумні!

[2 травня 1890 р.]

* Леся Украинка

Contra spem spero!

(Без надежды надеюсь!(лат.)

Прочь, осенние думы седые!
Нынче время весны золотой,
Неужели года молодые
Беспросветной пройдут чередой?

Нет, я петь и в слезах не устану,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться стану,
Жить хочу! Прочь, печальные, прочь!

Я цветы на морозе посею,
В грустном поле, в убогом краю
Те цветы я горючей своею
И горячей слезой окроплю.

И холодного снега не станет,
Ледяная растает броня,
И цветы зацветут, и настанет
День весны и для - скорбной - меня.

Подымаясь с каменьями в гору,
Буду страшные муки терпеть,
Но и в эту тяжёлую пору
Буду песню весёлую петь.

Всю туманную ночку промаюсь,
Буду в темень глядеть пред собой,
Королевы ночей дожидаясь -
Путеводной звезды голубой.

Да! И в горе я петь не забуду,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться буду,
Буду жить! Прочь, печальные, прочь!

(2 мая 1890г)

Перевод: Николай Ушаков