Последнее слово в суде для российских политзаключенных в 2022 году стало одной из возможностей быть услышанным. Осужденные используют сравнения, олицетворения, метафоры и другие литературные приемы, чтобы сделать свою мысль острой и запоминающейся. Интернет-журнал «7x7» собрал четыре последних слова осужденных по политическим делам и спросил у литературного критика Галины Юзефович, могут ли их заявления в судах стать художественным высказыванием и что они значат для филологии и истории.
Нажмите на имя политзаключенного, чтобы прочитать его последнее слово в суде.
Комментарий литературного критика Галины Юзефович:
— В 2022 году последние слова политзаключенных становятся настоящим событием: их репостят в соцсетях, распространяют СМИ. Какую роль они играют для общества в контексте военных действий в Украине и политических репрессий в России?
— Честно говоря, думаю, что не очень большую — просто в силу ограниченного распространения. Официальные крупные медиа в России не публикуют последние слова политзаключенных и вообще стараются не слишком фокусироваться на репрессиях: все эти беспрецедентные посадки – послание вполне конкретной прослойке тех самых людей, которые и без того следят за показательными процессами, сопереживают их фигурантам, репостят их последние слова у себя в соцсетях и, не в последнюю очередь, сами опасаются оказаться на их месте.
Я бы сказала, что последние слова Алексея Горинова, Андрея Пивоварова, Алексея Навального, Ивана Сафронова и других обращены не столько к российскому обществу здесь и сейчас, сколько, как бы пафосно это ни прозвучало, в вечность.
Есть вещи, которые изначально создаются как свидетельство, как исторический источник — и последние слова, как мне кажется, относятся именно к этому типу. Грубо говоря, по ним наши дети будут изучать историю сегодняшнего дня — и психологическую, и юридическую, и политическую, и человеческую.
— Какую роль они играют с литературной точки зрения?
— С литературной — или, вернее, с филологической — точки зрения это, конечно, очень интересные документы, если суметь отрешиться от стоящих за ними человеческих трагедий. Все они написаны не только с большим чувством, но и с большим смыслом — видно, что в каждом случае это не эмоциональный выплеск, а продуманные, тщательно структурированные, информативные высказывания, обращающиеся не только к чувствам, но и к разуму потенциального слушателя. Кроме того, чувствуется, что это тексты, рассчитанные в первую очередь на читателя — авторы понимают, что прочитать их смогут гораздо больше людей, чем услышать.
Отдельно интересно, как по-разному авторы интонируют свои выступления: у Алексея Навального в последнем слове мы слышим уже привычные нам ироничные обороты и культурные отсылки, его речь очень характерна и узнаваема — что вслух, что на письме. Конечно, с манерой говорить других фигурантов мы знакомы хуже, но все равно чувствуется, как по-разному они расставляют акценты. Для Сафронова главный момент в речи — наступление на свободу слова, для Горинова — собственно [Роскомнадзор] с Украиной и ее этическая неприемлемость, Пивоваров говорит в первую очередь о России, ее прошлом и будущем.
Словом, для филолога и в первую очередь для исследователя риторических практик тут есть интересный материал. Не удивлюсь, если через несколько лет мы увидим посвященные этому академические работы.
— Может ли последнее слово в суде стать художественным высказыванием? Что оно должно в себе содержать в этом случае?
— Конечно — мы знаем немало примеров, когда выступления в суде становились важными памятниками — как литературными, так и историческими. Самый, пожалуй, известный случай — последнее слово Сократа, зафиксированное для нас в платоновской «Апологии Сократа». Это, в сущности, один из важнейших текстов, рассматривающих свободу воли, в человеческой истории. По блестящим речам болгарского коммуниста Георгия Димитрова, которого нацистские власти обвиняли в поджоге Рейхстага в 1933 году, до сих пор изучают риторику в университетах. Словом, прецеденты есть.
Важно помнить, что (опять же, если найти в себе силы отвлечься от разворачивающихся в зале суда драм и трагедий) для позднейшего читателя или слушателя важен именно текст — не то, проиграл ли его автор или выиграл (Димитров выиграл, Сократ проиграл), не то даже, за что конкретно его судили, но качество самого текста. Со временем детали судопроизводства — бесспорно, важнейшие в моменте — затираются, расплываются, а то, что остается, — это сам текст, слова на бумаге.
Это значит, что для того, чтобы остаться в истории, последнее слово должно обладать всеми теми же достоинствами, которых мы ждем от просто хорошего текста: ясностью мысли, стройностью аргументации, художественной яркостью и эмоциональной силой.
Ожидать или, тем более, требовать всего этого от человека, находящегося в тяжелейшей ситуации, стоящего на пороге мучительных испытаний, бесспорно, неправильно и аморально — но если говорить о прецедентах, то они есть. Иными словами, в принципе это возможно.