Главный редактор издания «Медиазона» Сергей Смирнов перестал ставить в соцсетях пометку «Данное сообщение создано…». По российским законам он обязан добавлять этот дисклеймер к своим постам, так как является иностранным агентом. Иначе — штраф и угроза уголовного дела. Смирнов давно хотел отказаться от пометки, но объявил об этом 3 апреля — в день, когда появились фотографии из украинского города Бучи. Специальный корреспондент «7х7» Максим Поляков поговорил с Сергеем Смирновым о том, каким он видит российское государство после публикации снимков из пригорода Киева и почему считает лицемерной фразу «Где вы были восемь лет?».
«Минюст, иди *****»
— О чем ты подумал и что ты почувствовал, когда увидел фотографии из Бучи?
— Не могу сказать, что я почувствовал. Все произошедшее — это за гранью. После этого вообще не о чем говорить. Никаких переговоров, рассуждений и споров больше быть не может. Не хочу слышать, видеть, знать тех, кто пытается оправдывать происходящее в Украине, говорить о виновности разных сторон.
— После просмотра фото из Бучи ты написал в Facebook* пост, где сказал, что больше не будешь ставить иноагентскую пометку «Данное сообщение создано и/или распространено…». Мы обсуждали это с коллегами, некоторые назвали твой поступок манифестом. Почему ты отказался выполнять требования государства?
— Я уже думал о том, чтобы отказаться от этой пометки, в том числе на фоне ***** [спецоперации]. Просто совпало, что мой отказ пришелся на день, когда появились эти страшные фотографии из Бучи. Я сначала написал «Минюст, иди *****», а потом увидел снимки. В какой-то мере это символично.
Это государство нелегитимно. Оно должно быть [Роскомнадзор и Генпрокуратура]. Это неправовое поле.
Мы же не будем всерьез обсуждать законы нацистской Германии? Ситуация максимально схожая, хоть это сравнение и пошлое.
Здесь важен вопрос безопасности — своей и близких. Если не стоит вопрос личной безопасности, то не надо после Бучи делать это [выполнять законы]. Неправильно так поступать.
Чиновников надо будет максимально жестко судить, чтобы это все не повторилось. Нужно будет судить идеологов, всех этих прохановых и прочих имперцев [в этом месте Смирнов уточнил, как нужно, по его мнению, поступить с ними]. Это единственное, что может хоть каким-то образом оправдать в будущем Россию.
Я не вижу в ближайшем будущем Россию как империю. После того, что произошло в Буче, государство заканчивает свое существование.
— Уточню. Я правильно понимаю, что ты и твоя семья сейчас за пределами России и в безопасности?
— Да. Жена и дети.
— Допустим, какое-то количество россиян так же, как и ты, откажутся исполнять законы, которые считают преступными. Это может повлиять на ситуацию?
— Не знаю. Государство десятилетиями делало так, чтобы мы ни на что не влияли. Те, кто в безопасности, могут себя так вести. Я никого не обязываю. Я не хочу, чтобы это выглядело так: вот ты, Смирнов, уехал и умным стал.
Люди, у которых есть риски, которым надо будет вернуться в Россию, должны это все учитывать. Но если есть возможность, то сейчас важно занять позицию по отношению к этому государству. На наших глазах происходят [Роскомнадзор]. Не так часто это было в истории. А тут все зафиксировано. Давайте мы хоть что-то сделаем.
«О коллективной ответственности могут говорить украинцы»
— Редактор сайта «Люди Байкала» Елена Трифонова написала в соцсетях, что за события в Буче придется отвечать всем россиянам, что это коллективная ответственность. Бывший издатель Meduza Илья Красильщик две недели назад написал для The New York Times колонку, в которой тоже высказался о коллективной ответственности. Многие мои знакомые не согласились с такой позицией. Они говорят, что это не их вина: не они убивали, не они голосовали за Путина и «Единую Россию». Какая позиция тебе ближе?
— Я считаю, что не стоит обсуждать вопрос о коллективной ответственности в дни, когда события настолько эмоциональны, воспринимаются остро и болезненно. Все версии о коллективной ответственности сейчас будут не до конца справедливы.
Сейчас самое время обозначить свое отношение к российскому государству. Надо писать об этом отношении своим родным, близким, родственникам. Что ж вы херней страдаете?
О коллективной ответственности сейчас могут украинцы говорить, у них больше для этого оснований. А если ты хочешь, чтобы тебя эта коллективная ответственность меньше коснулась, то разговаривай сейчас с одноклассниками, с близкими, посмотрите вместе фотографии из Бучи.
— Перед началом спецоперации на «7х7» вышел текст про помощника мэра Воркуты, который отвечает за работу со СМИ. Свой канал о жизни города «Антифейк Воркута» он переименовал в «Антифейк Воркута Z», стал публиковать там в том числе и новости о событиях в Украине. Он назвал погибших в Буче людей «ожившими трупами», потому что на одном из видео мертвый человек якобы шевелит рукой [«Медиазона» сделала покадровый разбор этого ролика]. Мне кажется, он верит, что российские войска освобождают Украину от нацизма. Как показал прошедший месяц, таких чиновников много. Почему?
— Я думаю, в такие моменты критическое мышление отказывает. Очень страшно признаваться самим себе, что твое государство, где ты делаешь карьеру, которое тебе нравится, с которым ты связывал свою жизнь, — [Роскомнадзор]. Это очень страшная мысль. И эту страшную мысль чиновники гонят любыми методами. Они могут цепляться за «фейки», за преступления украинцев. Это самозащита.
Баннер на здании в центре Ярославля. Фото Анастасии Кожевниковой. Источник: vk.com
В нацистской Германии было то же самое. Это попытка найти себе зону комфорта и объяснить все события кознями врагов. Попытка доказать, что ты был прав.
Проблема для таких чиновников вот в чем: признать правду — это признать, что они давно содействуют происходящему.
Эти чиновники не ездили в Украину и не стреляли в людей, но вдруг оказалось, что они тоже виновны. Когда они начинают искать выход из ситуации, рождаются идеи, что убитые в Буче люди — фейк и постановка.
«Каждый одиночный пикет — это историческое явление»
— Писатель Виктор Шендерович три года назад выходил с одиночным пикетом в поддержку обмена украинских политзаключенных на россиян, задержанных в Украине. Журналисты «Эха Москвы» спросили, зачем он это сделал, ведь после пикета ничего не поменялось. Шендерович ответил, что вышел для себя, чтобы ему было не стыдно смотреть в глаза близким. Мы видим, как за прошедший месяц сотни людей в российских городах выходили на пикеты и акции протеста. Они вряд ли повлияли на ход боевых действий. Есть ли смысл выходить на акции протеста в России?
— Тактически пикеты ни на что не влияют. Но если мы говорим об истории, то каждый выход, каждое задержание — это историческое явление. Это не пафос и не шутка. Рано или поздно и этот протест, возможно, задавят. Но то, что люди продолжают высказывать свою позицию несмотря на риск, несмотря на ненависть и репрессии, — это очень ценно и важно.
Эти люди правы. Мы видели примеры в истории, когда меньшинство оказывалось право. И меньшинство, которое выходит с протестами, окажется моральным ориентиром на этой территории — я не хочу говорить слово «государство». [В этом месте Смирнов сказал, что, по его мнению, нужно сделать с государством]. Всех этих помощников мэра Воркуты и подобных им надо лишить возможностей, которые у них были на государственной службе.
Все члены «Единой России», все чиновники — все, кто одобряет военную операцию, должны быть серьезно ограничены в правах.
В том или ином виде это будет. Кто-то уедет за границу, кто-то попадет под суды. Этим людям придется нести ответственность перед теми, кто сейчас выходит на протесты. Именно они будут иметь право осуждать чиновников.
Задержание на несогласованной акции в Костроме 6 марта 2022 года. Фото Алексея Молоторенко
— Что ты понял, что отметил для себя за месяц работы в медиа во время военных действий?
— Слишком много работы, мы пока ничего не поняли и не осознали. Несмотря на блокировку, посещаемость сайта не сильно упала. «Медиазона» не будет закрываться.
Могу рассказать, что меня больше всего тронуло. За месяц на своем личном канале в YouTube я выпустил два новых ролика про историю. Комментарий к ролику прислал человек из Николаева — в то время город обстреливали.
Мне неудобно. Я не знаю, как правильно прокомментировать слова человека из Николаева о том, что ему интересно, что он благодарит за ролик. Самое ценное — у нас есть диалог. Это дает надежду лично мне. Хотя я бы понял украинцев, если бы они этот диалог прервали.
«Фраза „А где вы были восемь лет?“ — верх лицемерия»
— После 24 февраля мои друзья писали в соцсетях: «Если вы сейчас хотите упрекнуть меня фразой „А где вы были восемь лет?“, то лучше удалитесь сами из друзей». Пространство для диалога схлопнулось за секунду. Как ты поступаешь с людьми, которые начинают говорить про «восемь лет»?
— Не участвую в таких спорах. Фраза «А где вы были восемь лет?» — верх лицемерия. 99,99% таких людей восемь лет плевать хотели на Донбасс, на ДНР. Они понятия не имели, что там происходит. Это суперлицемерный ход. Люди, как тупые зомби, повторяют аргумент за пропагандой. Это настолько мерзко и отвратительно — ну какой с ними диалог? Не хочу никакого диалога, не хочу тратить на них свои нервы. Я их просто отправляю в бан.
— А если речь идет про родственников? У меня есть чат с двоюродными братьями, сестрами, их женами и мужьями. 24 февраля я написал, что Путин — [Роскомнадзор]. И после недолгой дискуссии с родственниками я удалился из чата, потому что мне было важно сохранить себя, не растратить эмоции на споры. У тебя были такие ситуации?
— Мне удалось убедить родных в своей правоте. Хотя в моем случае это было несложно сделать: они видели у меня дома обыски без причины, видели, как меня сделали иностранным агентом. Государство выписало меня из своих граждан еще раньше.
Если вы не можете убедить своих родных, возьмите паузу. Есть надежда, что часть обезумевших людей поменяет свою позицию.
Meduza опубликовала историю, как сербская журналистка Миряна Томич во время вооруженных конфликтов в Югославии проехала с отцом по разрушенным городам. Он не верил в преступления сербских военных, но в поездке увидел результаты «зачистки» боснийских городов. Нам всем надо перечитать эту статью. В том числе потому, что ситуация может измениться. Не все потеряно.
