Три месяца назад Мосгорсуд признал штабы Алексея Навального* экстремистскими организациями, после чего часть сотрудников и координаторов движения покинули Россию из-за угрозы безопасности. Так поступил и глава штаба Навального* в Пскове Алексей Дорожкин. Вместе с женой и четырьмя детьми он эмигрировал в Америку. В интервью «7x7» Дорожкин рассказал о причинах переезда, сложностях политической эмиграции и главной проблеме российского общества.

«Спасибо, мы закрываемся»

— Фонд борьбы с коррупцией*,** и штабы Навального* 9 июня суд признал экстремистскими. После этого давал ли вам, координаторам, руководитель штабов* Леонид Волков какие-либо указания по дальнейшим действиям?

— Такого не было. В тот день, когда прокуратура приостановила [26 апреля 2021 года] деятельность штабов Навального*, нам сказали: «Спасибо, мы закрываемся». Это сделали, чтобы обезопасить координаторов, волонтеров и участников акций, организованных штабами*. Это серьезный удар по структуре. Сразу стало понятно, для чего [власти] это сделали — чтобы мы не могли вести свою деятельность. После объявления о закрытии никто в руководстве штабов* не запрещал заниматься людям своими личными проектами.

— Какие настроения на тот момент были среди сторонников штаба*?

— Все были шокированы зачисткой поля оппозиции со стороны власти. Нам грозили большие тюремные сроки за участие в деятельности экстремистской организации. Никто не хотел за участие в акции сесть на шесть-восемь лет. Настроение у сотрудников штабов* было печальное. Гуляли мысли, что завтра нас всех посадят. Людям было тяжело, потому что они находились в штабах с момента их открытия в 2017 году, а кто-то участвовал в кампании Навального на выборах мэра Москвы еще в 2013 году. Но затем юристы объяснили, как обезопасить себя, чтобы не прилетело. После первой недели с момента закрытия штабов* шок прошел.

«Власть нарисовала нам печальное будущее»

— Когда у тебя впервые появились мысли об эмиграции?

— Впервые об эмиграции я задумался в конце 2011 года, когда люди протестовали на Болотной площади против фальсификации голосования на выборах в Госдуму. Я понял, что в стране что-то не так. Начал учить язык, искать страны, где принимают российские дипломы. Но мысли, что нужно срочно бежать, не было. В конце 2011 года я пошел в политику из-за интереса. Я понял, что, только участвуя в политике, мы можем как-то повлиять на наше будущее. А его нужно было менять, потому что в мае 2012 года в Москве на Болотной полиция разогнала «Марш миллионов» и тем самым власть нарисовала нам печальное будущее.

— Стоял ли перед тобой выбор: продолжать политическую деятельность в России или уехать? Почему в итоге ты выбрал второй вариант?

— Выбора не было. На всех сотрудников штабов* навесили ярлыки людей, причастных к деятельности экстремистской организации. Власти умудрились сделать закон, который запрещает любую политическую деятельность. В 2022 году я хотел идти на выборы в Псковскую гордуму, но не могу. Тех бывших сотрудников штабов*, которые планировали участвовать в выборах в 2021 году, с них сняли. Эта ситуация не имеет к юриспруденции и праву никакого отношения.

В первую очередь для меня политика — это не протестные акции, а возможность влиять и решать локальные проблемы через муниципальные органы власти или через заксобрание.

Мы [с семьей] поняли, что здесь мои знания не нужны и есть два варианта: ничего не делать или готовиться к преследованию. Человек должен жить с позитивным фоном. Но получается, что за одно неверное движение и слово ты можешь попасть в полицию. У бывших глав штабов Навального*, которые остались в России и хотели участвовать в выборах, обыскивали квартиры, разрисовывали машины и так далее. В итоге государство создало для оппозиции и их семей неблагоприятный фон.

— Эмиграция — это трусость или вынужденная мера?

— Я прожил большую часть жизни в России. Родился и жил в Пскове, у меня был свой бизнес, я работал на государственные бюджетные учреждения. Из-за того, что я был недоволен текущим положением вещей, государство препятствовало моей деятельности. В конце 2020 года меня уволили из библиотеки, в которой я работал больше 15 лет. Я бы хотел другого будущего для своих детей, поэтому эмигрировал.

Алексей Дорожкин на открытии офиса штаба Навального*. Фото из личного архива

«Как бы лишний раз чего не прилетело»

— Ты уехал в тот момент, когда часть координаторов уже эмигрировали за границу. Почему так долго ждал?

— В июне Мосгорсуд признал штабы Навального* экстремистскими организациями, но решение еще не вступило в законную силу. Мы с семьей решили подождать апелляции и посмотреть, как будут действовать новые законы. Власти умудрились перевернуть законодательство с ног на голову. Каких-то федеральных политиков могут снимать с выборов за то, что они когда-то выступали на канале «Навальный Live». Когда я окончательно понял, что не смогу заниматься политикой, то решил уехать.

Понятно, что протестные настроения в России не исчезнут и оставшихся сотрудников будут разглядывать под микроскопом. Государство будет пристально изучать твою жизнь. Спокойно жить ты не сможешь и будешь думать, как бы лишний раз чего не прилетело.

— На что ты ориентировался при выборе страны для эмиграции?

— Для вновь прибывших США — одна из самых комфортных стран в плане социальной адаптации. Медицинская страховка на детей полностью покрывает их болезни, есть бесплатная школа. Если сложить социалку, возможность работать и адаптацию, то в США проще, чем во многих странах Европы и мира. Это страна эмигрантов. Если тебе в первое время сложно с языком, то ты можешь найти русское комьюнити и жить в нем, пока тебе делают документы.

— Были ли попытки со стороны правоохранительных органов препятствовать вашему отъезду?

— Мы быстро решили переехать и никому, кроме родителей, не говорили об этом. Я предполагал, что мы могли числиться в какой-то базе на границе. Но те сотрудники штабов* и ФБК*,**, которые получили ограничение свободы, вылетают из России. Значит, нет галочки рядом с ними, которая запрещает уехать. Мы подумали, что тоже надо попробовать. Видимо, еще нет указания, что нужно препятствовать выезду таких людей. Но, возможно, в Кремле специально дают им уехать, чтобы тут было спокойнее для режима.

Алексей Дорожкин на пикете в Пскове после отравления Алексея Навального. Фото из личного архива

— Что сейчас происходит с твоей семьей? Кто уехал с вами? Будете ли вы перевозить детей?

— Со мной уехали жена и четверо наших несовершеннолетних детей. Еще один ребенок, которому 22 года, остался в России доучиваться. Мы договорились, что если он сам захочет уехать в США к нам, то переедет. Моей семье сейчас все нравится, для них перемена места — это очень интересно. Жене, конечно, сложно, она не знает английского языка, но думаю, что она без проблем его выучит. Опыт других семей, о которых мы знаем, положительный. На YouTube есть много каналов, все справляются с переездом. Только единицам что-то не нравится, и они возвращаются назад. Родители, конечно, никуда не хотят ехать, им все нравится в России. Мы постоянно общаемся по видеосвязи, они, если можно так сказать, немного расстроены.

— Планируешь ли ты получить политическое убежище в Америке?

— Я оформляю документы на политическое убежище, это займет от полугода до двух лет. Но некоторые ждут убежища с 2013–2014 годов, когда к России присоединили Крым. Таких, как мы, много. Американский федеральный закон позволяет находиться тут, пока ты оформляешь документы и еще не подтвердил свои дипломы. Но если ты не подтверждаешь свой статус, то тебя могут депортировать. Есть те, кто использует якобы политические причины для переезда, поэтому закон ужесточают.

— Что самое сложное в эмиграции?

— Мы пока что не смогли снять квартиру, потому что для этого должен быть кредитный рейтинг, а у нас его нет. Сейчас нам помогают другие русские — мы у них живем. Когда мы снимем жилье, то у нас появятся бесплатные школа и медицина. Сейчас некоторое время уйдет на то, чтобы подтвердить свои знания из российских дипломов — пересдать экзамены и получить лицензии. Сюда нельзя приехать и начать работать без подтверждения твоего образования. Я инженер электроники, и, чтобы работать по специальности, нужно время. Порой все это занимает месяцы.

«Говорить о нарушении закона стало опасно»

— Много ли в Америке политических мигрантов из России? Общался ли ты с ними?

— Их немного, но они есть. По моим ощущениям, это не десятки тысяч человек, а единицы. Я уже пообщался с некоторыми политическими активистами, мы планируем делать совместные проекты. 

В 2020 году Алексея Дорожкина зарегистрировали на выборах депутатов Логозовской волости Псковского района. Фото из личного архива

— Поддерживаешь ли связь с бежавшими из страны коллегами?

— С коллегами мы не общаемся, у многих страницы заморожены, контакты сменились, в целях безопасности мы даже общение в Telegram прекратили, все общие чаты удалили. Все сделано ради безопасности тех, кто остался в России.

— В России осталось несколько координаторов штабов* в регионах. Например, Виолетта Грудина из Мурманска. Она продолжает политическую деятельность. Что ты думаешь по этому поводу? Как относишься к людям, которые решили не уезжать?

— Человек сам выбирает для себя дальнейшую судьбу. У всех есть свои идеалы, ради которых они занимаются той или иной деятельностью. Если человек хочет остаться и продолжать заниматься политикой или активизмом — это его полное право. Еще год назад мы спокойно могли говорить о коррупции, снимали ролики, где рассказывали о договорных закупках. Сейчас мы не можем об этом говорить открыто: либо мы должны заводить какие-то анонимные каналы, либо должны постоянно прятаться.

Государство показывает нам всеми способами, что говорить о коррупции сейчас нельзя, говорить о нарушении закона стало опасно. Основная ответственность настигнет не того, кто замешан в коррупции, а того, кто говорит об этом.

Нужно понимать, что, если ты делаешь что-то важное и полезное для общества, ты можешь столкнуться с тем, что это общество тебя не поддерживает, например, никто может не прийти на твои митинги. И государству это тоже не нужно.

— Планируешь ли ты заниматься политической деятельностью за границей? Если да, то в каком формате?

— Находясь за границей, можно заниматься политикой, записывать ролики. Ты просто уменьшаешь некоторые свои риски. У меня остались в России открытые проекты, которые я хочу доделать. Они связаны с медиа и политикой. Я не вижу каких-то рисков, которые мне помешают их закончить. Для меня важно, как живут Россия и Псков. У меня остались там родственники. У меня есть идеи, как этим всем можно заниматься, находясь и не в России.

«Люди во время выборов не должны оставаться дома»

— Как ты оцениваешь происходящее на политическом поле в Псковской области?

— Нынешнему губернатору Ведерникову безразлична Псковская область. По его поведению и стилю руководства регионом видно, что он как будто хочет на всем заработать. Например, возьмем его инициативу о выдаче семьям с детьми денежных сертификатов на покупку детских товаров. В Петербурге сумма сертификата составляет 20 тысяч рублей, его можно использовать в любом магазине и купить любой товар. В Псковской области тебе выдают сертификат на пять тысяч рублей, который можно использовать только в одном магазине на всю сумму. Псковский штаб Навального* опубликовал об этом расследование.

Над псковской медициной можно только плакать. Долгострои, которые он обещал доделать, когда шел на выборы, так и остались, самый яркий пример — стадион «Машиностроитель». Без согласования с губернатором не разыгрывают ни одного контракта. Если ты не договорился с губернатором, то не видать тебе бюджетных контрактов.

— Что, по твоему мнению, ждет Россию в ближайшее время?

— Будет ли в России что-то хорошее или нет, мы увидим по предстоящим выборам. В целом я оцениваю российское общество как довольно пассивное. Я вижу, что нашему обществу не нужно то, чем мы занимаемся. Людей устраивает то, что в школе плохо кормят детей, устраивает убитая система образования и то, что с дипломами наших университетов ты не можешь найти хорошую работу. Они не хотят сказать «нет» государству.

Задача гражданского общества — участвовать в акциях, чтобы государство видело эти сигналы. Люди должны говорить о том, что не согласны с действующим законодательством, с принятым курсом, с политикой правящей партии и ее идиотскими решениями. Люди во время выборов не должны оставаться дома и думать, что их голос ни на что не влияет. Нужно использовать право, которое дано Конституцией.

Чем дольше мы сидим и не участвуем в политике, чем дольше действующая власть будет оставаться у руля, тем болезненнее в итоге будет переход.

— Надеешься вернуться?

— Если что-то изменится, я, возможно, могу вернуться в Россию, например, открыть какой-то бизнес. Вариантов много, в XXI веке человек не привязан к какому-то городу, стране или региону. Ты можешь жить там, где тебе нравится. В России сейчас сложно заниматься бизнесом, к тебе всегда могут прийти. В ближайшие пару лет я не вижу причин для того, чтобы возвращаться. Я не рассматриваю вариант о возвращении до того, как здесь оформлю все документы.

Кроме того, я хочу дать своим детям хорошее образование. В России его можно получить с трудом. Мы в Пскове нашли педагогов, которых было жалко терять в плане культурного образования детей. Но есть еще и основная школа, которая полностью убита в России. Хорошо, если ты после школы куда-то поступишь, но потом этот диплом тебе особо ничем не поможет. Школьное образование нацелено на сдачу тестов. Государство, школы и университеты не заинтересованы в том, чтобы граждане получали хорошее образование.