Для того чтобы построить Рыбинскую ГЭС и создать Рыбинское водохранилище, советская власть была вынуждена интенсивно сажать. Но не леса, поля и огороды, а граждан собственной страны. Других мощностей для «стройки века» у коммунистов не было.
Процентов 90 всего промышленного строительства в СССР 30-х годов прошлого века было направлено на усиление военного потенциала страны. При этом руководство страны понимало: военная промышленность – это не только возможность сконструировать образцы вооружения и воплотить их в металле. Понимало оно и другое: война – дело не только штук и тонн, но еще и километров в час. Иными словами, вооружение должно быть мобильно. Ввиду того, что Россия никогда не была «страной дорог», сообщение в ней шло преимущественно по рекам. Только вот незадача: реки текут, куда хотят. Не всегда эти направления совпадали с тем, что необходимо было ВПК(б) для священного дела строительства коммунизма во всем мире.
Отсюда появилась идея соединить реки, текущие на север – с теми, что текут на юг. Одним из ключевых объектов новой гидрологической схемы стало место слияния Волги и Шексны чуть выше Рыбинска – в поселке Переборы. Именно здесь в 1935 году возник один из первых «островков» знаменитого «Архипелага ГУЛАГ» – лагерь «Волгострой». Кстати, автор самой известной книги о генезисе репрессий в СССР – Александр Солженицын - провел здесь целый год. На 1 января 1936 года в Волголаге трудилось уже 19420 человек, через год – 43566.
Естественно, что отправить на земляные работы вольных людей было весьма затруднительно, потому авторы проекта ориентировались на труд заключенных. Вопрос поначалу стоял так: где их взять? Изначально «трудовой коллектив» формировался из отбывающих наказание насильников, воров, бандитов… Но фронт работ был настолько обширен, что укомплектовать его только «социально близкими» было по умолчанию невозможно. Уже очень скоро «Волголаг» стал комплектоваться так называемыми указниками. Так назывались люди, осужденные по прославленному указу от 7 августа 1932 года. Он же – «указ о трех колосках», позволяющий осудить гражданина СССР на долгие годы заключения за любое, даже самое копеечное, хищение государственной собственности.
В 1937 году в Волголаг стали широкой рекой стекаться и заключенные, осужденные по «политической» 58-й статье. По их поводу существовала инструкция, позволявшая «использовать только на тяжелых физических работах». В 1941 году количество заключенных составляло уже 87791 человек, причем от четверти до трети составляли именно «политические». После начала Великой Отечественной войны их положение начало стремительно ухудшаться. Смертность среди «контингента» стала стремительно расти и к 1942 году достигла 22,69%. То есть в 1942-м здесь умирал каждый четвертый. В условиях снижения размеров продовольственного пайка и увеличения норм выработки наибольший риск оказаться в числе погибших был именно у «политических», поскольку за невыполнение норм заключенных наказывали снижением и без того скудной нормы питания. За 18 лет существования лагеря через заключение в нем прошло около 600 тыс. человек – это три сегодняшних населения Рыбинска.
Как это заведено в нашей стране, все эти факты стали общеизвестными не благодаря, а вопреки государственной политике. Государство за эти годы «расщедрилось» на мемориальный камень, установленный в поселке Переборы. А «Государственные историки», даже на стадии максимальной свободы слова, продолжали утверждать, что Волголаг не имел отношения к репрессиям политических заключенных. К таковым относится, к примеру, кандидат исторических наук, доцент Московского государственного университета путей сообщения (Ярославский филиал МИИТ) Николай Рязанцев, утверждавший, что заключенные Волголага трудились в условиях не худших, чем их вольные коллеги, подтверждая это тем фактом, что в 1937 году заключенные на Колыме получили зимнюю экипировку. Завершая одну из своих статей, Николай Павлович замечает: «История Волголага еще ждет своих исследователей». Если это так, надо ли уважаемому историку делать выводы в своих изысканиях? Это, что называется, во-первых. Во-вторых, исследователи неплохо поработали над сохранением памяти о безвинных жертвах Волголага. Причем трудились они совершенно бесплатно.
Речь здесь идет об учителях и учениках средней школы №15 в поселке Переборы Рыбинского района. Именно они под руководством учительницы русского языка и литературы Татьяны Руденко и местного краеведа Евгения Балагурова нашли не только места массовых захоронений узников Волголага, но и выявили могилу одной из самых знаковых заключенных – поэтессы Анны Радловой. Более того, в 90-е годы ученики сами отыскали человека, отбывавшего наказание в Волголаге, и из первых рук получили информацию о том, как все это происходило. Ким Катунин провел здесь 10 лет, причем, по его словам, выжил только потому, что попал в рыболовецкую бригаду. Брат погиб здесь же. Отбывал живой свидетель наказание по той самой 58-й статье. Был осужден, проходя службу в Красной армии за фразу о том, что «Ленин, будь жив, не допустил бы такого позора». Количество таких заключенных стало расти именно после окончания Второй мировой войны. Руководство страны не без оснований боялось, что воины-победители, увидавшие своими глазами реальную европейскую жизнь, захотят построить такую же в своей стране.
Потому понятно, что сегодня эта тема крайне непопулярна. Мало того, что знаменитое «Рыбинское море» появилось на карте России трудами заключенных, из которых самая тяжкая доля пришлась на тех, кто лишился свободы по «политическим» мотивам. Так еще и сегодня его существование стало большой экологической проблемой для всего российского Нечерноземья. И естественно, что «штатные историки» будут продолжать работу по «замыливанию» исторической истины.
