«Нет, мы не судьи, а скорее поставщики безопасности». Диалог лектора МГИМО со смоленским студентом о спецоперации в Украине

— А при чем здесь Россия? Пусть бы себе занимались [в Украине] чем хотят, и все были бы спокойны. Но здесь есть несколько важных аспектов. Первый связан с этим расширением НАТО и с тем, что баланс сил продолжает меняться. Наша спецоперация выявила присутствие неизвестных даже нам инструкторов, учебных баз, развертывание инфраструктуры. Это говорит, по сути, что Украина стала членом НАТО без формального членства. Нас немножечко обманывали. У нас были основания так думать, но мы это проверили только в ходе спецоперации.

Второй очень важный момент. Мы с вами говорили о ядерном оружии. В 1994 году Украина отказалась от своего ядерного оружия, которое ей досталось от СССР, подписав Будапештский меморандум. Он говорил, что все страны должны уважать суверенитет Украины и так далее. И вот когда произошли события 2014 года, воссоединение Крыма с Россией и начало вооруженного противостояния в Донбассе, Украина начала говорить: «А как же Будапештский меморандум-то?» Наша дипломатия нашла ответ в Декларации о принципах развития международного права 1970 года. Там есть пункт о том, что уважать суверенитет можно только у того правительства, которое представляет всю территорию. Поскольку выборы в Донбассе были отменены украинским правительством неоднократно, оно не представляет всю территорию.

Значит, мы пока не отказываемся, но воздерживаемся от полного уважения. Просто потому, что так написано в конвенции, которую когда-то все согласовали.

Из-за того, что призывы к Будапештскому меморандуму не реализовались, украинская дипломатия начала говорить о том, что возвращается к ядерному оружию. Здесь надо понимать: они, конечно, не смогут сделать «чистую бомбу», но смогут сделать «грязную». От разговоров украинцы, судя по последним заявлениям — и их, и нашим, — перешли к действию. Вы представьте: страна живет на контрабанде, на каких-то таких отношениях, и у них есть ядерная бомба. Первое, наверное, что они бы сделали, — они бы ее кому-то продали. Второе — там много людей, которые захотели бы ее применить. Вы не поверите, насколько есть радикально настроенные по отношению к России люди в украинской политике. Вот в 2014 году утекла в Сеть беседа Юлии Тимошенко с одним из депутатов. И она же там прямо говорит, что надо бомбить [Россию] к чертовой матери. Я не говорю, что украинцы доработали свою ядерную бомбу. Но по крайней мере те документы в Сети с атомной станции в Энергодаре, которая теперь под контролем российских войск, говорят о том, что от разговоров они перешли к действию: появилась настоящая ядерная программа Украины. Когда такое появилось у Ирана, на Иран посыпалась вся кара небесная: все санкции, все провокации, какие могут быть.

Вы наверняка все слышали про эти лаборатории. Я вам скажу вещь, которая меня очень поразила. Мы в экспертном сообществе знали о 12 лабораториях, а их оказалось 30. Те болезни, которые там исследовались, они же исследовались не для того, чтобы их победить. Происходило редактирование генома этих бактерий и функций. С какой целью — непонятно. Но если вы улучшаете какие-то свойства бактерий и вирусов, очевидно, что это для какого-то поражения. И я здесь должен сделать оговорку: не факт, что украинские власти об этом знали. Дело в том, что у американцев более 200 лабораторий по миру и не во все пускают местные власти: незачем им знать. Но опасность для нас это представляет огроменную. Понятно, что завтра нас, может, никто и не заразил бы, но наличие рядом с нами такой угрозы без ответа оставлять нельзя.

И третий момент, почему мы все-таки туда вошли в ходе вот этой специальной операции, — Минские соглашения. В 2015 году Россия, по сути, сделала огромную уступку Украине. Уступка заключалась в том, что в момент, когда украинские войска находились в окружении, никто не воспользовался этим преимуществом, чтобы продлить границы ДНР и ЛНР дальше. Вместо этого мы сели с Украиной, с вот этими республиками, с ОБСЕ. Подписали все — а потом начался цирк. У нас была альтернатива: договориться или вести войну. Вот мы договорились. А потом нам начали говорить: «Вот, вы оккупанты, злодеи феерические». А потом Порошенко сказал, что Украина оставит все как есть, а «дети в Донбассе будут жалеть, что там живут, и будут сидеть в подвалах». Это выступление тоже есть на YouTube. Они будут сидеть в подвалах — а мы будем не соблюдать Минск [имеются в виду Минские соглашения] и развиваться.

А потом пришел новый президент [Владимир Зеленский], появилась надежда. Он шел с месседжем. «Я буду хоть с чертом лысым разговаривать, лишь бы был мир», — говорил нам Зеленский. Тоже есть в интернете интервью с человеком лысым по фамилии Гордон. Русским по белому он говорит. А потом прошло два года — и никакого движения. Новый руководитель тоже не готов. И последняя капля возникла в сентябре прошлого года, когда началось накопление войск на тогда ими контролируемой территории ДНР и ЛНР. К февралю было собрано до 120 тысяч войск. Всего в украинской армии было около 200 тысяч человек. Мы это видели, тоже постепенно начали накапливать наши силы, но не в таком объеме. Мы до сих пор отстаем по количеству — даже сейчас, проводя операцию. И это, кстати, странно с учетом того, что мы ведем наступательные действия.

Частый аргумент, который мои западные коллеги говорят, — «получается, вы себе присвоили функции судьи». Наш ответ следующий: на постсоветском пространстве очевидно, что мы вместе с нашими союзниками по ОДКБ — да [судьи].

Нет, мы не судьи, а скорее поставщики безопасности. Мы обеспечиваем, чтобы все было спокойно. Здесь не вопрос суда — здесь вопрос борьбы с угрозами.