В Пензе закончился судебный процесс по делу о террористическом сообществе «Сеть»*. Оглашение приговора по делу суд назначил на 10 февраля. На последнем заседании 17 января семь подсудимых выступили с последним словом. Молодые люди говорили о конфликте отцов и детей, пытках и тех изменениях, которые произошли с ними за два года заключения, и цитировали Льва Толстого. Главные тезисы выступления подсудимых ― в материале «7х7».

 

«Я обычный пацан». Последнее слово Ильи Шакурского

― Я не буду лукавить: я не святой и не идеальный человек. За всю свою жизнь я мог позволить себе громкие высказывания и выражения, мог оскорбительно высказаться и хулиганить. Я обычный парень, обычный пацан. В то же время, я не являюсь жестоким террористом, да и вообще террористом, не являюсь боевиком, не являюсь человеком, который ради своей выгоды готов лишать жизни людей и совершать беспредельные поступки, ― начал свою речь Илья Шакурский. 

Он сказал, что за два года в СИЗО ему удалось пообщаться с разными людьми ― сотрудниками УФСИН, полицейскими, конвоем. Среди них были как плохие, так и хорошие люди. «Не представляю, как я мог бы лишать их жизни [по версии обвинения] из-за оружия или просто потому, что они носят форму?» ― прокомментировал он версию обвинения. 

Илья Шакурский. Фото Евгения Малышева

Подсудимый признался, что боится думать о реальном сроке наказания [обвинитель попросил приговорить Шакурского к 16 годам лишения свободы] и о том, что может произойти с ним за эти годы, если суд приговорит его к реальному и длительному сроку в колонии. По словам Шакурского, после дела «Сети»* для него пошатнулись многие идеалы, которым учили родители, религия и великие писатели.

― С самого раннего детства нас учат главной истине всех религиозных учений ― «возлюби ближнего своего». <...> Не могу найти в себе силы не то что возлюбить, а просто нормально относиться к людям, которые применяли ко мне насилие. Они не просто меня побили, это не наказание, это издевательство и садизм. <…> Лев Толстой писал в своих книгах, которые у меня, в том числе, изъяли как запретные, что «свобода, равенство и братство как были, так и останутся истинными, и до тех пор будут стоять как идеалы перед человечеством, пока не будут достигнуты». Этих же идеалов придерживаюсь и я, не вижу в них ничего преступного и запретного.

По мнению Ильи Шакурского, в целом дело против него и других подсудимых может расцениваться как конфликт отцов и детей.

― Возможно, наши действия и убеждения непонятны более взрослым поколениям и поэтому они пугают, кажутся преступными и вызывающими.
Может быть да, мы иногда ведем себя настолько вызывающе, что вызываем излишние подозрения. Ни никто из нас не преступал грань дозволенного и не собирался [преступать].

В конце выступления Илья Шакурский попросил прощения у семьи за свое возможное долгое отсутствие, простил тех, кто применял к нему насилие, и поблагодарил общественность за поддержку. 

 

«Я особо никогда не интересовался политикой». Последнее слово Дмитрия Пчелинцева

― Мы, наверное, виновны все-таки. Но не только мы, а все, кто присутствует здесь в зале суда, и кого нет. Мы действительно делали что-то неправильно, раз допустили это и двигаемся куда-то не туда, раз пришли сюда, ― начал Дмитрий Пчелинцев. 

По словам подсудимого, нынешние сотрудники ФСБ ― это преемники советского НКВД, где «не было понятий правосудия и справедливости, а был бандитизм». 

Дмитрий Пчелинцев

По мнению Пчелинцева, проблемы с правосудием существуют в стране из-за того, что в России до сих пор не было своего Нюрнбергского процесса.

― У нас в стране, конечно, очень тяжело с правосудием, ― сказал подсудимый. ― Я особо никогда не интересовался политикой. В основном потому, что мне не было это сильно интересно, и я не думал, что когда-нибудь с этим столкнусь. Просидев два с лишним года в одиночной камере, я анализировал, как я здесь оказался и что к этому привело. Могу сделать только один вывод. Мы долго делали что-то не так всей страной. А чего-то не делали, хотя должны были, даже обязаны. Наша страна видела фашизм, и люди, победившие его, до сих пор живы, и мы их потомки. В Германии сильных трудностей с правосудием нет, хотя в свое время людей там поджигали в печах. Просто у нас не было своего Нюрнбергского процесса. 

Пчелинцев считает, что стране нужно признать ошибки прошлого и задуматься над тем, куда двигаться дальше. 

 

«Сейчас знаю, что есть нечто более важное, чем моя жизнь». Последнее слово Армана Сагынбаева

― Более двух лет я изучал наше уголовное дело, делал записи, ― начал свое выступление третий подсудимый Арман Сагынбаев. ― Думал, делаю что-то важное. Судебное следствие закончилось, теперь я могу отдохнуть чуть больше. Но есть вещи, которые для меня были и остались чуть важнее. На последнем месте ― это программирование и новые технологии. На втором месте ― веганство, потому что я считаю, что любая жизнь священна. На третьем месте ― наука, единственный способ познания окружающего мира. 

 

Раньше я думал, что самое важное ― это моя жизнь, и без нее все остальное не имеет значения. Надеюсь, если приговор будет обвинительным, пока я буду находиться в колонии, я не лишусь этой жизни. Сейчас знаю, что есть нечто более важное, чем моя жизнь. Это жизнь моих матерей, отцов, братьев, сестер и моей дочери. Их радость, их веселье. Я понимаю, если мы все-таки останемся в колонии, произойдет нечто страшное ― все наши родственники потеряют счастье. А жизнь без счастья не имеет смысла. 

 

«Мне не о чем жалеть». Последнее слово Василия Куксова

Василий Куксов начал с благодарностей участникам процесса, СМИ и отдельной благодарности суду ― за то, что процесс был открытым для журналистов и слушателей.

― Эта мысль меня согревает. Также согревает мысль, что я не забыт до сих пор, и надеюсь, никогда не буду [забыт] моими родителями, супругой, друзьями. 

Куксов сказал, что за время следствия по делу «Сети»* подружился со всеми подсудимыми, хотя был знаком только с Ильей Шакурским. Он сожалел, что не знал их до уголовного дела. Особое уважение он выразил Шакурскому, как «крепкому другу и товарищу», который был рядом в трудную минуту. 

Василий Куксов (в медицинской маске)

― Мне, в общем-то, не о чем жалеть. Многие говорят: «Знал бы, где упаду, ― соломку постелил». А я бы не постелил просто никакую [соломку] абсолютно. Не жалею ни о дружбе с Ильей, ни о своих жизненных принципах. Судя по нашему процессу, упасть можно везде, даже ничего не делая. Непонятно, куда стелить соломку? Ничего плохого я не делал. Покажите хоть кто-то из нас, кто причинил зло? <…> [Егор] Зорин оговорил друзей, и ему за это свобода? <…> Он ― «молодец», а тот, кто остался [стоять] на своем и с самого начала говорит правду, тот сидит [в СИЗО].

Куксов вспомнил слова следователя о том, что «этот процесс будет показательным». Тот якобы говорил ему: «Вас всех посадят, чтобы другим неповадно было, анархистам и антифашистам, чтобы не собирались и не кучковались». По словам подсудимого, теперь всем стало понятно, что этот процесс «развернулся» в обратную сторону ― против самих обвинителей. Подсудимый сказал, что так и не понял, почему ему «приписывают» терроризм, а обвинитель запросил такие «сумасшедшие сроки» [Куксову ― девять лет лишения свободы]. 

― Конечно, я боюсь, что меня осудят на большой срок. И не скрываю этого, ― сказал Куксов в конце своего выступления. ― Пострадают не семь человек, пострадают все наши семьи. <…> Я думаю: что от меня хотят? Тюрьма, как написано в законодательстве, должна исправлять человека. Если я был антифашистом, кем я тогда должен стать? Фашистом? Какой прок, кому это нужно? И так уже все настрадались и получили необратимые последствия. Я превратился в «скелета», потерял здоровье [у Куксова туберкулез в открытой форме]. <…>  Мою жизнь растоптали. Ломать жизнь еще и супруги я не хочу. Родителям за 60, они пожилые люди. Если и выйду, то не знаю, куда потом возвращаться. 

 

Последнее слово Андрея Чернова

― Ничего говорить, если честно, не хочется. Потому что вопиющие нарушения всплывали сначала по одному, а в прениях [они всплыли] все вместе, и защитник [Станислав Фоменко] сказал, что «и так всем все ясно».

 

Не понимаю, о чем тут говорить вообще. Негатив говорить не хочется, поэтому больше мне сказать нечего.

 

 «О своих ошибках я уже не раз пожалел». Последнее слово Михаила Кулькова

― Последние три года были самыми тяжелыми в моей жизни, ― признался шестой подсудимый Михаил Кульков. ― Наверное, даже самыми бессмысленными. Вместо того чтобы строить свое дело, как мечтал, заниматься спортом и музыкой, я жду приговора. О своих ошибках я уже не раз пожалел. Все время, пока бегал [скрывался из-за обвинения по наркотикам, убежал из-под домашнего ареста], думал: «Какого черта? Кто меня дернул сбежать? Что я, не мог взять денег у родителей или кредит?». Не хотел начинать свое дело с долгов [Кульков хотел открыть свою точку продажи шаурмы], думал, все сам сделаю. Юношеский максимализм взыграл. На практике получилось, что итог ― тюрьма, и все печально. Не успев начать [заниматься сбытом наркотиков], попался, не стоило и начинать. [Мои] мотивы, конечно, никому неинтересны, за свои поступки нужно отвечать. Да, я признаюсь, я виноват в распространении наркотиков и искренне раскаиваюсь.

Михаил Кульков

Обвинение в терроризме Кульков назвал ложью и не согласился с ним. Кульков извинился перед мамой в зале суда и пообещал, что после его освобождения они все вместе откроют свой ресторан, о котором мечтали. 

― У прокурора была очень сложная задача ― максимально показать всю суть дела. И Сергей Борисович [Семеренко] великолепно с ней справился. У суда тоже нелегкая задача. От них зависят не только наши судьбы, но и десятки и сотни дел. Вся страна ждет, кто первый скажет «нет» беззаконию и беспределу, кто осмелится начать рубить головы этой гидре. Я где-то прочитал, что главное изобретение человечества ― не ядерная бомба и не полет на Луну, а презумпция невиновности. Если вы осудите меня, знайте, что вы осудили невиновного. Последнее слово в этом деле за судом. Все мы очень надеемся на справедливость и смелость суда, оправдательный приговор и конец дела «Сети»*, ― закончил Михаил Кульков.

 

«Обвинитель ― такая же жертва системы». Последнее слово Максима Иванкина

― Тяжело выступать последним, ― начал Максим Иванкин. ― Я готовился к прениям, но по совету одного моего знакомого в СИЗО, не готовился к последнему слову. Поэтому буду импровизировать. Я много думал, что произошло за это время [два года дела «Сети»*] в стране в целом. <…> И понял: чем больше было давление со стороны силовых структур, тем больше людей выходило на улицы нас поддерживать. Не думал, что получить письмо ― это так важно и значимо для меня. 

Гособвинителю Сергей Семеренко и судьям, по мнению Иванкина, за время процесса тоже пришлось нелегко. 

Максим Иванкин

― Мне кажется, наш суд первый, где сторона обвинения оправдывается, ― сказал подсудимый. ― Я не испытываю негативных чувств к обвинителю, несмотря на то, что [в процессе] мы по разные стороны. Он ― такая же жертва системы, его бросили на амбразуру, и это несправедливо по отношению к нему. Суду тоже подкинули нелегкую задачу ― разбираться непонятно в чем. (К судьям) Задам риторический вопрос. У вас, наверняка, были дела по терроризму. Глядя на Сагынбаева, элементарно или Куксова, которые весят 55–60 килограмм, что можно сказать?.. Пояс шахида и то больше весит.

Несмотря на версию обвинения (нападение на правоохранителей), Иванкин сказал, что подружился с некоторыми сотрудниками конвоя. Дело «Сети»* он сравнил с романом Оруэлла «1984», где есть «Свод всех ересей» ― так же, как в деле «Сети»* есть «Свод "Сети"»*.  

― На суде звучала фраза, она, честно говоря, меня немножечко из себя вывела, ― признался Иванкин. ― Про «убийство детей ментов». Мой отец ― бывший сотрудник полиции. Я что, должен был действовать против себя тогда? Ребята, с которыми я подружился, ― тоже? В чем вообще суть? Это немыслимо. Таких дел [как дело «Сети»*] много, и они настолько нелепо шьются, что сыпятся на глазах. Да, это действительно показательный процесс. Да, обвинитель сработал восхитительно, спасибо ему большое. Хочу сказать, что общественность для меня теперь очень много значит. И напоследок хочу сказать то, чем заканчиваю все свои письма: «Мур-мур!»


Финальная стадия судебного процесса – прения по делу «Сети»* ― длились в Пензе почти месяц. Они начались 18 декабря с речи государственного обвинителя Сергея Семеренко. Он выступал в прениях на протяжении трех дней. 26 декабря Семеренко потребовал для подсудимых от 6 до 18 лет лишения свободы.

Прения возобновились 13 января 2020 года. Подсудимые и их адвокаты выступали пять дней. Они озвучили ряд претензий в адрес следствия и государственного обвинения. В частности, назвали уголовное дело сфабрикованным, привели конкретные факты и противоречия.

Оглашение приговора намечено на 10 февраля. 

*«Сеть» — террористическая организация, запрещенная в России.

* В материале упомянута организация, деятельность которой запрещена в РФ