На сайте управления ФСИН по Кировской области 29 августа появилось официальное сообщение ведомства, в котором говорится о начале судебного процесса над осужденным Эдуардом Горбуновым. Он обвиняется в ложном доносе на сотрудников колонии №6 — мужчина пожаловался на пытки со стороны администрации учреждения, жалобу проверили, и, по версии следствия, информация не подтвердилась. Это уже второе дело о ложном доносе, которое завели на осужденного, заявившего о пытках. Первым был Алексей Галкин, которого уже осудили на два года колонии строгого режима. В конце релиза управление ФСИН высказалось по поводу деятельности правозащитников, которые отстаивают права заявивших о пытках. «7x7» приводит цитату ведомства и комментарий правозащитницы Анастасии Зотовой из движения «За права человека», куда обращались за помощью Галкин и Горбунов.

 

Что говорят в УФСИН по Кировской области

«Представители правозащитных организаций неоднократно в своих публикациях затрагивали данную тему, используя все новых осужденных, вводя их в заблуждение о том, что с помощью очернения сотрудников возможно получение послабления в режиме содержания. В настоящее время складывается практика привлечения адвокатов для оказания так называемой „помощи“ осужденным, решившимся на подобный шаг. Получив денежное вознаграждение, адвокаты, как правило, лишь составляют обращения от имени осужденных, не вникая в правдивость высказываний, а порой и убеждая солгать, дабы отработать свой гонорар. В итоге же страдают сами осужденные. Надо отметить, что учреждения уголовно-исполнительной системы региона представители прокуратуры и общественности посещают регулярно. Не исключение и ИК-6 УФСИН России по Кировской области. Руководство колонии заинтересовано в освещении достоверной обстановки в учреждении и всегда открыто для конструктивного диалога», — говорится в релизе.

 

Что думает правозащитница Анастасия Зотова

— Из Кировской области было как минимум четыре обращения [по поводу пыток в колониях]: Галкин, Горбунов, Жуков и Банин. Жуков был переведен в другую колонию, мы долго не могли его найти, сейчас, возможно, он вернулся в Кировскую область. Банин после общения с администрацией [колонии] сказал, что у него никаких претензий нет. Адвокат Наталья Кругликова привезла нам справку, в которой значится от десяти до двадцати, сейчас точно не помню, заключенных, которые жаловались на избиения в колонии №6. Некоторые из них до сих пор в колонии, некоторые переведены, некоторые освободились. Из-за большого количества обращений мы обратили внимание на эту колонию. Вообще в движение «За права человека» за год нам пришло около 1 800 обращений. Большинство их — это «пришлите мне Уголовный кодекс», «помогите написать апелляцию», просьбы о консультациях или по медицине. Обращений по пыткам не так уж много, но мы обращаем на них пристальное внимание. Когда несколько заключенных одной колонии жалуются на пытки, тогда больше вероятность что-то доказать и больше вероятность, что заключенные не врут: несколько людей, не знакомых друг с другом, говорят одно и то же.

Что касается гонораров адвокатам, то они гораздо меньше, чем вообще принято. Когда мы только начинали свою деятельность, адвокаты просили за один день 40–50 тысяч рублей. Мы, конечно, платить такие деньги не могли, поэтому поставили условие, что гонорар составит десять тысяч рублей за один день выезда в колонию. Учитывая, что у них большие налоги, получают они не так уж и много. Адвокатам, по сути, было бы выгоднее заниматься чем-то другим, чем общаться с правозащитниками.

По поводу — врем мы или нет. Мы со свечками, конечно, там не стоим, но мы пытаемся проверить, провести общественное расследование. Мы посылаем адвоката, чтобы это проверить. И дальше, если человек подтверждает, что его побили, мы пишем заявление в Следственный комитет, в прокуратуру и к уполномоченному по правам человека. В любом случае мы реагируем на обращение заключенных или их родственников, то есть это они обращаются к нам, а не мы к ним. Сами ничего не придумываем и никоим образом не можем вводить заключенных в заблуждение. Более того, когда мне звонят родственники заключенных и говорят, что их сын слышал, как кого-то бьют в соседней камере, мы предупреждаем, что это может быть чревато ложным доносом. Мы честно говорим, что все «разрулить» не можем, мы будем стараться помочь, но в рамках своей компетенции. Мы пытаемся помочь человеку, который заявляет о нарушении его прав. 

Мой диалог с ФСИН заключается в основном в том, что если что-то чрезвычайное происходит, например, адвоката не пускают встретиться с подзащитным, то у меня есть телефоны некоторых представителей московского управления ФСИН. Я им пишу, чтобы они что-то сделали. Как правило, после этого адвоката пускают в колонию. Но хотелось бы верить, что ФСИН заинтересован в том, чтобы отказываться от садистских методов, потому что обращений о пытках приходит достаточно. Хотелось бы, чтобы не били вообще никого и необходимости в таких обращениях не было.