Бывший первый заместитель главы Коми Анатолий Каракчиев сейчас редко появляется в публичной сфере. Однако он согласился рассказать читателям «7x7» о том, как он видит нынешнюю ситуацию в республике и что надо сделать для того, чтобы регион развивался. Экс-чиновник рассказал о своем отношении к арестам в Коми и тому, что им предшествовало, о ситуации, в которую попал нынешний глава Сергей Гапликов, и о том, что надо изменить в России, чтобы начался рост экономики. «7x7» публикует видеозапись беседы и ее расшифровку. Разговор состоялся 17 июня.
О Республике Коми в 1990-х годах
2 февраля 1991 года отменили закон о спекуляции. Я утром пришел на работу рано. Приходит ко мне Сан Саныч Парначёв и говорит: «Алексеич, пойдем выйдем!». Выходим из горисполкома, а улица до школы № 12 вся заполнена шмотками. Люди вышли торговать излишками, которые у них сохранились, на деревьях висели пиджаки, рюкзаки, джинсы.
Я вот пример привожу «Комибанка». Это был переход с государственной плановой системы на рыночную. Каждый год все северные территории получали дотации на досрочный завоз товара: когда половодье, железной дороги и автомобильной дороги нет, в деревни, которые оторваны, досрочно завозится товар — уголь, продовольствие, удобрения, комбикорм. Государство всегда давало денег, это было в законе, это знали и совхозники, и лесники. В середине 90-х нам тоже говорят: вот вам сто миллиардов, к примеру, но одно условие — распределяйте через коммерческие банки. А он у нас один — «Комибанк». Мы приглашаем Виталия Вострякова [первый президент АКБ «Комибанк»], он получает на расчетный счет деньги, приходит к нему руководитель, Востряков подписывает и отдает. На следующий год Востряков приходит ко мне и говорит: «Мне дотации не дают. Говорят: вы в прошлом году сто миллиардов раздали, соберите и верните, мы вам дали беспроцентный, но кредит». Мы едем в Москву к Егору Гайдару [российский государственный деятель, экономист], я лично ездил два раза, а потом уже к Виктору Черномырдину [премьер-министр России с 1992 по 1998 год]. Но они говорят «нет» и скурщивают у «Комибанка», в котором были «Воркутауголь», «Коминефть», все предприятия. Стали снимать в день по 18 миллиардов, за десять дней банк обанкротили, на это же не надо спрашивать разрешения. Мы не знали, что делать. Юрий Спиридонов [глава Коми с 1994 по 2002 годы] поехал к Борису Николаевичу [Ельцину], прорвался к нему. Борис одно только сказал: «Я Егору доверяю». Вот банкротство «Комибанка», а нам говорят, что деньги куда-то ушли. А Николай Левицкий [председатель правления АКБ «Комибанк» с 1994 по 1996 год] уже заканчивал эту процедуру.
В 90-е годы при той сложности, которая была, при той инфляции, при проблемах, когда не было «живых» денег, люди не старались уехать из республики. Сегодня социологические исследования показывают, что больше половины молодежи готово отсюда уехать.
О команде Александра Зарубина и Алексея Чернова
Сергей Кукура [первый вице-президент компании «Лукойл» по экономике и финансам] мне как-то звонит и говорит: «Алексеич, кто такой Александр Зарубин [предприниматель-миллиардер, бывший советник экс-главы Коми Вячеслава Гайзера]? Пришел к нам в офис, на встречу хочет ко мне, говорит, что он главный советник [главы Коми Владимира] Торлопова. Принять?». Говорю, чтобы принял, потому что он действительно сейчас второй человек у Торлопова. Он принял, а потом рассказывает: «Я не понял, он пришел и сказал, что представляет новую команду и хочет обговорить условия сотрудничества. Я ему ответил, что у нас есть договор, который мы выполняем. Он сказал, что команда поменялась, сейчас новые люди и новые условия». Зарубин сказал Кукуре: «Сергей Петрович, не прикидывайтесь дурачком, я говорю об условиях, которых нет в договоре». Кукура ответил, что не было ни с кем таких отношений и с новой командой тоже не будет. Вот так начиналось их [«варягов»] паломничество в республику, и так было со всеми. В Газпроме их даже не приняли, в Воркуте нечего было ловить, они были бедные. Они не предполагали, что у нас нет неформальных отношений.
Эти люди, эти две команды, там поменялся только Торлопов и Гайзер, это [по сути] одна команда. Просто Торлопова на второй срок бы не назначили, поэтому выдвинули из своих, остальные все остались. Могли бы выдвинуть Алексея Чернова [бывший первый заместитель главы Коми], но Чернов и Зарубин — это отдельные люди, которые никогда не ставили подписи ни под чем. Каждый отвечал за свое, они создали очень мощную эффективно работающую команду, работающую в своих интересах. Все вопросы, которые решались в первую очередь, касались того, что можно на этом заработать.
Чернов и Зарубин — это отдельные люди, которые никогда не ставили подписи ни под чем
Я разговаривал [с одним чиновником], спросил, почему не просят федеральных денег. А потому что за федеральными деньгами особый контроль. Сегодня губернаторов, мэров сажают в основном за то, что неэффективно используют федеральные деньги, счетная палата это контролирует, поэтому они использовали свои региональные деньги. Зачем нужно строить на региональные средства санаторий в Серёгово, если в свое время можно было два с половиной миллиарда взять из федерального бюджета? Я в этой ситуации участвовал, когда был лидером «Единой России», мне в партийной структуре говорят, что нужен хороший социальный объект, который можно вести два года и чтобы можно было показать его как достижение «Единой России» и конкретно мое. Бюджет давал эти два с половиной миллиарда. Ни для кого не секрет, что «Единая Россия» пользовалась этим, потому что фракция была самая большая тогда. Я иду к Торлопову, говорю, что предлагают такой вариант, и нужно письмо с просьбой. Он говорит: «Хорошее дело, давай к Павлу Орде [первый заместитель главы Коми с 2004 по 2009 год] сходи, завизируй». Я спускаюсь к нему, он говорит: «Хорошее дело, но вы знаете наши условия?». Я говорю: «Какие условия?». Он говорит: «Не прикидывайтесь дурачком». Я опять к Торлопову, спросить, какие еще условия ставят. А он говорит: «Ты знаешь, Толь, я же экономикой, финансами не занимаюсь, но я без этой визы не могу, меня же они...». Потом осекся и добавил, что надо согласовать. Я звоню Зарубину, я его тоже знаю хорошо, и говорю: «Саш, так и так, дай команду [завизировать письмо]». А он отвечает: «Ну вы же были у Павла Анатольевича, вы же все понимаете». В принципе, я понимаю, о чем речь шла. Они отказывались от проектов, где нельзя заработать.
Чернов отвечал за идеологию, его задачей было — чтобы не было шума, чтобы все проекты имели политическую подоплеку и идеологию. Он взял на себя СМИ, аннулировал все независимые, очень тонко, очень умело, купил те СМИ, которые были нужны, и поставил людей, которые ими управляли. Он не лез в экономику и финансы. Константин Ромаданов [заместитель главы Коми с 2009 по 2015 год] занимался своим, каждый занимался своим делом. Командовал не Торлопов и не Гайзер, они исполняли представительскую роль, каждый все четко делал.
Об экс-главе Коми Владимире Торлопове
Что мы потеряли из-за этого Торлопова, из-за этого человека, который бесхребетный, бесхарактерный. Я его знаю лично, я его виню больше всех в том, что произошло.
О Сергее Гапликове
Я считаю, что Гапликов работает в силу своего положения. Он получил республику в страшной катастрофической ситуации. Думаю, что у Гапликова ситуация сложная. Не хочу его критиковать, но могу высказать свое видение. У нас сегодня огромное количество мэров и депутатов. Но есть ли среди них кто-то, кого можно выдвинуть в лидеры на следующие выборы? Нет человека, его не видно. С точки зрения подбора кадров он неправильно действует. Гапликов хочет себя показать, и он сделает то, на что он способен, как менеджер регионального уровня он делает какие-то вещи. Но для того, чтобы Гапликов эффективно работал, вокруг все должны работать, а вот круга-то нет.
О крупных чиновниках Коми
Я не вижу таких монстров, которые бы сегодня двигались и двигались. Вот Николай Николаевич [Герасимов, министр промышленности Коми] — мой приятель, хороший человек. Он сейчас занят текущими вопросами, сегодня скважины, которые затапливает, шахты — его проблемы. Всегда отсылка у мэров к тому, что у меня хозяйство вот: школы, ЖКХ, здравоохранение. А промышленность — это Сыктывкар, у вас и деньги такие есть. Главная проблема чиновников — это текучка. Когда мы говорим, что надо освободиться от государственной собственности, мы имеем в виду, что надо эту текучку убрать.
Я шел сюда и сколько раз пытался позвонить министру [сельского хозяйства] и сказать, что корова, которую он поставил рядом [со зданием министерства], напоминает коров, которые у нас на фермах — худые, голодные, обессиленные. Если бы министр сельского хозяйства или любой другой министр сегодня держал подпорку из коренного [жителя Коми] вторым лицом, и он бы ему помогал, было бы понятно. Но сегодня приходит министр любой и начинает за собой тянуть и свою команду из того региона, из которого он приехал. Это плохо.
Об арестах мэров и глав районов Коми
Мэры ко мне часто обращаются. Если раньше на министра или на мэра стояла очередь желающих, то сейчас, даже если предложат, не пойдут. Я посчитал, только в Сыктывкаре реально человек 15 посадили, это ужас. В Москве сейчас как думают все о Коми? Да вы что! Когда знакомят и говорят, что ты из республики, со смехом говорят: а, коррупционеры! Это стало проблемой. Не думаю, что у нас больше, чем в других регионах, нарушают или воруют, я говорю про мэров и глав регионов, но, по всей видимости, произошло так. Мэр каждый день подписывает сотни бумаг. Не потому, что он решил себе немного прикарманить или провести незаконную сделку. Юристы не слишком сильные в администрациях, там оклад небольшой. Я говорю о тех нарушениях, которые могли быть сделаны не специально. Но прокуратура, Следственный комитет, правоохранительные органы этому стали пристальное внимание уделять, стали наводить порядок. Когда в 2000 году Путин пришел к власти и создали федеральные округа, у нас прокуратура пачками отменяла постановления и указы. Это было правильно. Часть мэров действительно наглела. Но если воруют в «желтом доме» у нас, почему там не воровать? Думаю, была даже негласная [договоренность]: вы обеспечьте порядок в своих городах и районах, а мы закроем глаза на ваши решения. Но когда у них были тесные, дружеские, неформальные решения с ФСБ, прокуратурой, МВД, Следственным комитетом, когда руководители этих органов выполняли под козырек все поручения, тогда они могли решить любой вопрос.
О «деле лесников»
Я считаю, что это абсолютно из ряда вон выходящее явление. Я этим делом владею. В свое время лесхозам разрешили заниматься коммерческой деятельностью, в связи с тем, что не стало денег. И они начали тоже заготавливать древесину, помогать лесозаготовителям, делать какие-то работы на подряде. Потом это дело прекратили. Но бюджета постоянно не хватает, и на федеральном уровне разрешили [вот что]: если лесхоз заключает сделку с тем, кто делает работу на его подряде, допустим, сажает новые саженцы, в качестве дополнительного ассигнования он имеет право давать этим подрядчикам определенные участки леса на корню для вырубки. Подрядчики согласились. Например, говорят: сделайте нам воспроизводство миллиона гектаров древесины, вот вам миллион рублей. А что на миллион сделаешь? Говорят: ну хорошо, вот вам еще законное право рубки. И этим стали все пользоваться. Потом вдруг, не знаю с чьей подачи, сказали, что это незаконно. Попали с комитета лесов чиновники. Я знаю их лично, это не та категория людей, которых можно причислить к коррупционерам. Они действовали абсолютно в угоду своей профессии.
О силовиках
Сейчас пришли люди независимые, все силовые структуры — это честные, порядочные люди. Честными, конечно, все должны быть. Я не могу сказать, кто что получал. Но смотрите: ушел Николай Пиюков [экс-руководитель управления ФСБ по Коми] куда на работу? В замы главы республики. За какие заслуги? Куда ушел прокурор [Владимир Поневежский]? В госдуму. Посмотрите, куда они все ушли, будет все понятно.
Об особом статусе Республики Коми
Спиридонов имел хорошие отношения с Борисом Николаевичем [Ельциным]. Через Александра Коржакова [начальник охраны Бориса Ельцина] я мог тоже пройти, были хорошие отношения с Черномырдиным, личные отношения. И мы этим пользовались, многие вещи, которые не позволяли другим регионам, нам позволяли.
Есть статус республики, что у нас сегодня не понимают люди, которые приехали к нам, я их называю «вахтовиками» — министров, представителей корпораций. Есть область, есть край, а есть республика, она всегда имела особые условия в России. И в Минфине это знали, и при распределении налогов всегда учитывали статус. Сегодня все области, края и республики имеют одинаковый статус. Я считаю, что это неправильно. Потому что мы представляем собой не просто какое-то количество людей, проживающих на территории, мы представляем коми народность. У нас есть своя конституция, свой флаг, конституционный суд, чего нет в областях. Но сегодня это стали забывать, может, это специально делается, чтобы размыть все регионы, сделать одинаковыми. Еще со времен Ленина этот вопрос был очень щепетильным. Ладно коми — народ очень свободолюбивый, но очень мирный. А статус людей, которые проживают на Северном Кавказе или в Татарстане или Ингушетии? Думаю, что не так будут к этому относиться, когда их лишат статуса.
Этим перестали заниматься, когда Торлопов пришел к власти. Вина региональных властей, что они этот статус не поддерживают. Думаю, что федеральная власть не инициирует это, все занимаются проблемами Северного Кавказа, знают, что там Дагестан, Чечня, Ингушетия проблемные. А сколько республик у нас — Коми, Чувашия, Марий Эл — разве можно сегодня увидеть, что у них есть какой-то особый статус? Ну Башкирия и Татарстан еще выделяются. А вот у нас был такой совет старейшин республиканских руководителей, куда входила Якутия, Татарстан, Башкирия. Совет собирался, все обсуждал, я был там одним из лидеров. Совет не решал ничего, но он вырабатывал единую стратегию, сегодня этого нет. Согласованные позиции отправляли президенту или премьер-министру и ставили вопрос остро, ведь одно дело, когда ты едешь [к ним] один, другое — когда едешь от имени кого-то.
Помню, Спиридонов меня вызывает и говорит: «Анатолий, ну-ка подумай, какие еще налоги мы можем внедрить в Коми, чтобы мы дополнительно получали». Я экспертов приглашал, они давали мне разные советы, и я предложил два варианта. Над нами каждый день пролетает 80 бортов иностранных самолетов, получают же за проводку через воздушное пространство, я предложил сделать сбор — 1%. А еще через республику прокачивалось 80 млрд кубов газа, сейчас уже 120. «Давайте, — говорю, — попросим один рубль с куба». Спиридонов говорит «Ну давай» и едет к Виктору Степановичу [Черномырдину], со мной, естественно. К Виктору Степановичу было не подойти, мы остались ждать. Потом охрана выходит, меня приглашает, Спиридонов уже сидит с Виктором Степановичем в комнате отдыха и говорит мне: «Анатолий, объясни». Ну я объяснил. «О, что придумал еще!» — говорит Черномырдин. С Борисом Николаевичем [Ельциным] мы это согласовали. Но дальше Минфин должен свое постановление выдать, вот здесь-то у нас и остановилось. Мы тогда жили какими-то другими мерками.
Коми все-таки всегда славилась тем, что у нас хорошие кадры и в Москве достаточно много работает. А элита ведь вся уже уехала. Кого вы сегодня можете назвать элитой? «Монди»? Иностранец. «Воркутауголь»? Это все люди приезжие, нанятые на определенный срок. У нефтяников то же самое. У нас людей, которые получили здесь образование и практику, нет сегодня ни на одном предприятии, нет статуса, с которого можно идти на достаточно высокий пост. Но самое интересное, что у нас и подрастающего поколения не видно, хотя они есть. Вот это самое страшное, что сегодня происходит в республике. Мы потеряем не только статус, мы потеряем еще и людей.
Получает ли республика прибыль от налогов на добычу полезных ископаемых
Подоходный налог — 13% от зарплаты — платят все: и Воркута, и «Лукойл», и индивидуальные предприниматели. Акцизы платят те, кто производит нефтепродукты. Налог на добавочную стоимость — плательщик НДС. Налог на имущество все платят. Есть еще налог на прибыль. Все налоги платят все, налоговый убыток для всех одинаков. Вот ты получил миллион прибыли, и 20% должно уйти в налог, из них 10% остается на территории, это одинаково для всех субъектов, а 10% уходит в федеральную казну. Акцизы — на нефть, на водку, на табак — 100% уходят в Москву. Налог на добычу полезных ископаемых — 100% в Москву. Выплаты зависят не от вида собственности, а от вида налогов. «Лукойл» платит налог на прибыль, Сосногорский газоперерабатывающий завод платит акцизы. Москва берет самые лакомые кусочки, самые собираемые и самые ликвидные, а на территории оставляет малый бизнес.
Москва берет самые лакомые кусочки, самые собираемые и самые ликвидные, а на территории оставляет малый бизнес
Как продажа добывающих предприятий, зарегистрированных в Коми, сказалась на экономике республики
В 1998 году баррель стоил семь долларов при себестоимости добычи 29–30 долларов за баррель. И нужно было вкладывать [в добычу]. А остановить скважину — значит ее потерять. Череповецкий металлургический комбинат тоже чуть не остановился, потому что, если затвердеет металл, уже его не расплавить. По газу была проблема проще, «Газпром» никто не трогал. Вы говорите, почему головные структуры [добывающих компаний] ушли отсюда? У меня были очень хорошие отношения с Кукурой Сергеем Петровичем, это зам по финансам «Лукойла». Когда мы делали эту сделку с «Коминефтью» [в начале 2000-х годов акции предприятия были перекуплены «Лукойлом»], мы ничего не потеряли, правительство получило очень большое количество денег. Мы получили доход от продажи акций, инвестиции, в десятки раз превышающие те, которые мы самостоятельно делали, у «Коминефти» возможности инвестирования не было вообще. «Татнефть» и «Башнефть» продержались дольше. Но вертикально интегрированная структура «Лукойл» имеет гораздо больше возможностей инвестировать.
Сегодня в добычу надо вкладывать огромные деньги, потому что это поддержание пластов, работа с месторождениями. Это не то, что поставил качалку и качаешь. Сначала нужно вкачать в десять раз больше воды туда, потом выкачать все это, потом очистить от воды.
Характерный пример — [компания] «Монди» [компания «Монди» выкупила контрольный пакет акций Сыктывкарского лесопромышленного комплекса в 2005 году]. Приходят ко мне Михаил Магий [экс-руководитель Сыктывкарского ЛПК] с Кононовым, он был завотделом обкома, и говорят: «Анатолий, ты что, сука, враг республики? Вы что, со Спиридоновым хотите ЛПК загубить?». А если загубится ЛПК, то и весь лесной комплекс республики. Говорю: «Что случилось?». Отвечают: «Сырья нет». Я им: «Экономика рыночная, покупайте. Какие проблемы?». Они мне: «Какое покупайте? Давай так: я набросал постановление, почитай, чтоб приняли». У нас свои отношения, поэтому я не обижался. А в постановлении было написано: «Ежедневно Писченко поставлять сто вагонов под погрузку баланса [балансовая древесина], этому заготовителю поставить столько-то баланса, а этому столько». Они сказали, что на неделю сырья осталось. А что такое остановить варочный котел? Это как металл, который застынет, и все. А денег нет.
О Владимире Жириновском и бокситах
Бокситы! Знаете, как бокситы появились в республике, благодаря кому? Благодаря Жириновскому! Звонит мне дежурный по республике и говорит: «Анатолий Алексеевич, Юрий Алексеевич [Спиридонов] уехал, куда, не знаю. У нас посадку просит Жириновский, он летит с Нижнего Новгорода». Помните случай, когда его Борис Немцов не пустил? Он разворачивался, а от нас Нижний Новгород напрямую близко. Жириновский был тогда опальным. Ну я подумал, пускай садится, что ж, упадет человек, что ли? Ну сел Жириновский, я его встретил. Он говорит, что первый раз в республике и просит показать, что она из себя представляет, говорит: «Я помогу вам». Ну мы его покормили, и я ему рассказал, что такое республика. В том числе сказал, что у нас месторождения бокситов самые крупные в Европе, залежи огромные, мы уже за счет бюджетных денег сделали первые плавки, чтобы инвесторов к себе притащить. Представляете, говорю, что у нас делают? У нас бокситы возят с Греции и Гвинеи-Бисау. Он говорит: «От негров?!». Отвечаю, что да. Он даже заикаться стал. Потом он улетел, а через неделю Николай Кочурин [бывший представитель Коми при президенте России] говорит мне: «Жириновский выступал, так чихвостил Черномырдина, мол, Коми с бокситами, а эти каких-то негров кормят». Ну он так эмоционально [говорил]. И сдвинулось, постановление подготовили.
Представляете, говорю, что у нас делают? У нас бокситы возят с Греции и Гвинеи-Бисау. Он говорит: «От негров?!» Отвечаю, что да. Он даже заикаться стал
Когда мы начали переговоры с Виктором Вексельбергом [крупный российский предприниматель], он пришел к нам, Олега Дерипаску [крупный российский предприниматель] подтаскивал, тогда еще братья Чёрные [Михаил и Лев, российские предприниматели, компаньоны Олега Дерипаски] были. Я говорю: что мы им, подарок сделаем? Вексельберг получает бокситы, но у нас еще есть возможность строительства глиноземного завода. Бокситы — это руда, а глинозем — это основа для производства алюминия. А потом, у нас же мощности Печорской ГРЭС свободны. Алюминиевый завод бы построить, небольшой хотя бы на Печоре. Мы поставили условия, и Вексельберг эти условия принял. Мы ушли, рудник работает, на глиноземный завод сделали за бюджетный счет дорогу. Но никто не сделал ничего. О печорском заводе сейчас никто и не вспоминает. Потому что нет никого, кто толкает или хотя бы понимает эти момент. А в этом заключается суть.
Об инвестициях в Коми и в России
Сейчас говорят: Минприроды соединяем с Минпромом. Я, как старый чиновник, сделал бы следующую схему: вот есть самые актуальные вопросы, под актуальный вопрос и министерства нужно держать. А зачем мы держим министерства, которые просто собирают бумаги (я не про Минпром и не про Минприроды сейчас)? Я бы создал министерство инвестиций, которое занималось бы только поиском инвестиций. Сколько мы проехали в Европе, были в Лондоне несколько раз, встречались напрямую с инвесторами, ведь никто не знал Коми. Но когда предлагаешь интересный проект, потихоньку начинает двигаться. Кто сейчас занимается этим вопросом, я не знаю. Например, проблема сельского хозяйства не в том, чтобы делать отчетность и статистику, а в том, что нет инвестиций.
Нам сегодня нужны инвестиции, у нас есть сегодня куда вкладывать. Есть возможность расширять существующие отрасли. Сам Гапликов занимается, много ездит, встречается, но этого недостаточно. Надо самым серьезным образом заняться поиском инвестора и создать структуру, которая будет этим заниматься. У нас один из замов, Александр Окатов, занимался только инвестициями, от всей текучки он был освобожден. Сегодня инвестициями занимается, как я понял, Николай Герасимов, но у него огромная текучка, тем более, у него два министерства. Он по 20 часов в сутки работает, у него голова забита текущими вопросами. Надо того, кто специализируется на инвестициях, делает презентации, разработки. У нас был огромный перечень потенциальных инвестпроектов, который мы двигали, мы готовили визит Спиридонова в Европу, во все страны, где можно что-то получить.
Один советник [Джамал-Лейла Яндиев, специальный представитель Коми с ноября 2016 года] ничего не сможет. Я с ним не знаком, но, говорят, что-то делает, в Бахрейне, Катаре, Саудовской Аравии, это тоже вещь нужная, там нашу республику не знают, путают с Сибирью. Когда я за границей говорю, что у нас лес, нефть, уголь, газ, там у людей глаза расширяются: и это все у вас?!
Медь нужна в мире, и алюминий, и титан. У нас столько полезных ископаемых, которые всегда будут использоваться, но нет инвестиций. Мы марганец покупаем в Казахстане. Сегодня, если здесь построить завод по производству марганца, будут тысячи высокооплачиваемых работающих, их дети будут учиться хорошо. Это можно решить очень быстро. В той же Саудовской Аравии еще 50 лет назад были кочевники в пустыне. А сегодня они процветают за счет того, что американцы дали деньги, их отработали, и сейчас они дают прибыль. Я влюбился в Израиль. На голом месте в пустыне теперь цветущий Тель-Авив и другие города.
Чтобы не было экологических нарушений, нужно соблюдать технологию. За авариями и нефтеразливами стоят конкретные люди. «Лукойл» вкладывает огромные деньги в инфраструктуру. Это же не из-за того, что они хотят хищнически использовать, это конкретные исполнители недоработали, недоглядели, сэкономили деньги.
Проблема экологии достаточно серьезная и касается не только нефтедобычи. Ужас, что творится со свалками, с углем в Воркуте и Инте тоже проблема. Она стала системной почему? Инвестиции — это не бюджетные деньги, которые позволяют создавать рабочие места, дают прибыль и потом отдаются. В Австрии недавно был, дают лизинг под 0,5% годовых, кредит под 1,5% годовых. А у нас 20%! Китайцы недавно были, много березы закупали. Разговариваю с ними за рюмкой чая. Когда они послушали, какие у нас ставки, налоги, лизинги, они сказали: «И вы еще живете?».
Китайцы недавно были, много березы закупали. Разговариваю с ними за рюмкой чая. Когда они послушали, какие у нас ставки, налоги, лизинги, они сказали: «И вы еще живете?»
Главное звено, за которое можно вытащить цепь, — это инвестиции. А у нас идет отток, в прошлом году 100 миллиардов ушло официально. Нам с тобой, Лен, дали бы сегодня миллион и сказали бы через пять лет вернуть, но без процентов, мы же придумали бы, что сделать. Если считать страховку и прочее, то там открытая часть — 15–20%. А тебе нужно застраховать, найти поручителя и еще много чего сделать, это еще 10%. Я за лизинг 30% переплачиваю.
О слиянии Минпрома и Минприроды Коми
Сегодня это два разных министерства, функции у них разные. Проблема в лесном комплексе и влияние его на жизнь сегодня несоизмеримы с другими отраслями. Сколько проблем в лесной отрасли, которыми никто не занимается. Комитет лесов [расформирован после ареста возглавлявшего его Василия Осипова] занимается охраной, воспроизводством, защитой и поддержанием жизнедеятельности леса. Министерство природных ресурсов тоже заниматься должно этими проблемами, потому что природа требует бережного и пристального отношения специалистов. А промышленность — это система, созданная для того, чтобы ресурсы использовать. Кто же будет контролировать использование? Я считаю, что их объединять нельзя не только с точки зрения правильности или неправильности. Кто инициатор этого, даже не понимаю. Если, например, «Монди» разрешить рубить там, где ему прибыльно, оно же полезет… А Комитет лесов говорит: здесь в этом году рубите, здесь оставьте для воспроизводства, а здесь рубите в следующем году. Составляется план рубок, план ухода, план воспроизводства.
О лесозаготовительном и деревообрабатывающем бизнесе в Коми
Запасы древесины в Финляндии — 2,8 млрд кубов, в Швеции — 2,7 млрд кубов, а в Коми 3 млрд кубов. И сколько заготавливает Финляндия? 70 млн кубов в год. Швеция — 65 млн кубов. А сколько в Коми? 7 млн кубов! У меня буквально вчера был разговор: «Вот, лес вырубают, скоро негде будет ягоды собирать». У нас проблема другая: скоро лес сгниет на корню, у нас 60% леса перестоянного, этот лес пилить нельзя. Вы знаете, сколько в 1996 году в республике заготавливали древесины? 26 млн кубов. Были задействованы лесные поселки, реки, автомобильные и железные дороги. А сейчас 7 млн. Это произошло потому, что у нас некуда сбывать лес. У нас логистика не очень хорошая. Когда лес рубят, в массиве есть деревья, которые идут на пиление, это 25%, а весь остальной лес идет на бумагу, щепу, фанеру. Если ты рубишь миллион кубов, то 250 тыс. кубов из него — это пиловочник. А остальные 750 тыс. кубов куда деть? «Монди» у нас берет условно 5 млн кубов балансовой древесины. Вывозить в Коряжму [на ЛПК группы «Илим»] можно, но они берут [балансовую древесину] в Архангельской области, можно в Соликамск [на АО «Соликамскбумпром»], но они берут в Пермской области. За последние 40 лет не построили в России ни одного ЦБК.
Республика жизнеспособна, будущее у нее есть, потому что у нас огромные природные ресурсы, которые сегодня используются на 10%. Если не древесина, то найдут другой вариант.
Республика жизнеспособна, будущее у нее есть, потому что у нас огромные природные ресурсы, которые сегодня используются на 10%
Как-то я выступал на международной конференции в Финляндии, когда мы отдали часть «Югыд ва» под добычу золота. И пошла волна критики в адрес Коми. Дают мне слово, я иду, а в зале свист и крики «Долой!». Не русские, а финны, все прочие, «Гринпис». Не дают говорить, я спросил, чего хотят. Вышел кто-то, сказал на английском языке, слушаю перевод и понимаю: нас чешут! Говорю: хорошо, я отвечу. Да, Коми — это европейская часть России, и у нас огромные запасы древесины. Мне говорят: они легкие всей Европы, что вы делаете? Отвечаю: да, потому что от Урала до Португалии таких запасов больше ни у кого нет. И это больные легкие. Но почему легкие всей Европы лечит только наша республика, а вы ни одной копейки нам не дали? Все, замолчали.
О проблемах бизнеса
«Сбербанк» объявляет, что он в прошлом году или во втором полугодии получил 335 млрд руб. прибыли. А зачем ее столько? Снизьте ставки, получите 100 млрд. Но прибыль нужна для того, чтобы выплачивать дивиденды. А кто имеет акции? В основном руководящий состав. Им надо показать больше прибыли, чтобы больше начислить дивидендов. Сегодня [председатель Центробанка России Эльвира] Набиуллина говорит: за счет того, что у нас снижается инфляция, будем ставки ключевые снижать. Но это достигнуто не за счет снижения цен, они растут, а за счет сжатия массы, просто не стали покупать столько, сколько покупали. Основа процветания республики, России в том, чтобы у нас была возможность включать инвестиции. У нас сейчас посадки же идут, я имею в виду не Гайзера, а посадки свеклы. Я поехал в Визябож, там один фермер выращивает рассаду. Попросил у него огурцов, а он отвечает, что есть только маленькие, передо мной кто-то купил то, что было. Спросил его, что он не расширяется. Он ответил, что готов, но землю не дают. А потом надо же деньги. А если ты берешь [кредит] под 20% годовых, какая прибыль у тебя тогда получится? Почему у нас ездят лесовозы МАЗы, которые через три года выходят из строя и везут по сорок кубов? Десять миллионов стоит, допустим, «Сканиа». Ты ее за такие деньги купил и будешь возить по 20 кубов? Если бы нам сегодня дали дешевый лизинг и кредит, Россия через пять лет догнала бы всех и обогнала. Я не понимаю, почему 400 млрд долларов лежит в Штатах под 1,5%, это резервы России. Почему в ценных бумагах американцев держать? На этот вопрос никто не отвечает, но его никто и не задает. А почему Центробанк сегодня зарегистрирован в Соединенных Штатах? Когда мы работали, тоже говорили, что деньги разворуют [если их вернуть]. Есть связанный кредит. Дай мне денег, чтобы я мог купить только машину. И никуда больше я не имею права использовать, где я сворую-то?
Об оттоке населения из Коми и работе вахтовым методом
Это проблема не республики, это проблема федеральных властей. Это давно было — в 70-е, 80-е, 90-е. Север никому не стал нужен. У нас отток не потому, что мы все уезжаем, а потому, что у нас программа переселения есть: в Воркуте, Инте, Усинске, Печоре люди, отработавшие по 20–25 лет по статусу переселенцы, отток стимулируется. Но еще во времена Егора Гайдара мы спорили с [российским политическим деятелем Анатолием] Чубайсом. Он говорил: привезем вахты. На угольную шахту каких вахтеров можно привезти? Каких нефтяников на вахту можно привезти? Подсобных рабочих — да. А коренных нефтяников, проходчиков, шахтеров в Воркуту не привезешь. И условия добычи, скажем, в Донбассе, Кузбассе и Воркуте, разные совершенно. Поэтому я считаю, это огромная ошибка, когда люди не сформировали еще правильной национальной политики по отношению к северам, ведь отток не только в Коми. А мы сегодня говорим, Арктику надо осваивать. А кто это будет делать? Вахтовики? Это не решит проблемы. Главная проблема: остановить отток молодых людей, которые квалифицированные.
О ситуации в Украине
Я с Украиной сейчас сравниваю. Начинают говорить, что Украина разваливается. Украина через пять лет по темпам нас превзойдет. Инвестиции придут в ту страну, где хорошая политическая система, хорошее налогообложение, чиновники, где нет коррупции и так далее.
О выходе из кризиса
Если глобальный выход надо делать, надо менять всю систему взаимоотношений и в политике, и в экономике, и в финансах, и в налогах, и в судебной системе. Здесь все связано и запутано до такой степени, что решить одним движением ничего не получится. Я был в КПСС, я был в «Единой России», я прошел все кризисы, которые были с 1964 года. Но я помню, как академик Сахаров выступает на съезде депутатов СССР и говорит: «Надо отменить 6-й пункт Конституции» [о руководящей роли КПСС]. Я прочитал его и думаю: что он отменит? А оказывается, Сахаров — умница, он увидел звено, которое держит всю цепь. И когда его отменили, все рассыпалось, потому что это была основа системы.
А основа сегодняшней системы — авторитаризм. Я Путина знаю, встречался с ним. Это очень умный, очень системный человек. Но он создал систему ручного управления страной. Когда ездит человек зарплату выдавать в Пикалёво, это его проблема сегодня. Сейчас были вопросы на прямой линии, там какие вопросы-то. Я сам был в этой шкуре, хочется взять на себя решение всех вопросов, но у тебя физически не хватит сил. А все привыкли: пока В. В. не скажет, ничего не решим. Как только он сказал, все начинает решаться. В начале 2000-х годов это было необходимо, потому что страна распадалась. Но потом надо было менять. А сейчас, мне кажется, он хочет, но уже не может поменять, потому что все обросло такими людьми и контактами, которые в этой системе работают и чувствуют себя как рыба в воде. И это ушло на региональную и муниципальную власть. Вот что нужно сегодня по большому счету менять. А это политическая система, выборы, в экономике свобода, в финансах и налогах новые отношения. Все хотят увидеть какую-то русскую особенность, считают, что для нас это не подойдет. Да возьмите самую плохую демократию, какая есть, внедрите ее, хоть двигаться начнем.