Помню себя первоклассницей, на Северном Урале: юная ленинка со звездочкой на школьном фартуке, с промытыми советской пропагандой мозгами.
Учительница накануне 9 мая 1967 года много рассказывала о ВОВ (не о Второй мировой), о Дне победы, наказывала поздравить участников войны, которых я и мои одноклассники знаем.
После уроков я не пошла домой, а побежала воодушевленная к бабушке-дедушке исполнять наказ учительницы.
Деда дома не было. Бабушка занималась домашними рутинными делами. И когда я торжественной речью начала ее поздравлять с Днем победы, упомянув про четыре года войны. Бабушка, оставив свои дела по дому, выслушала меня, но энтузиазма моего не разделила. А скорбно-печально, с горьким достоинством сказала (оппонируя к кому-то невидимому): "Для кого война 4 года, а для меня - 7 лет". Я замерла от неожиданности. Стало понятно, что культа Дня победы в семье нет.
И с тех пор День победы для меня раскололся надвое:
- справа - пропагандистский: яркий и шумный, с советскими красными знаменами, пением гимнов и простецких (типа "задушевных") песен, с маршами и парадами, с живыми гвоздиками и проч.;
- слева - домашний: печальный и сумеречный от тяжелого военного труда и невыносимых, предельных страданий (зимой 1941 года умер новорожденный младший сын бабушки, названный в честь своего отца Николаем: бабушка тогда получила повестку о том, что ее муж пропал без вести под Ржевом 14–16 октября 1941 года — и у нее тут же пропало грудное молоко).
И дед Николай - уже после войны - говорил мне, что "Война - это только пот, кровь и грязь, и ничего больше" (не смотря на свои военные награды и встречу с союзниками — американскими солдатами). Война была жутким месивом, полным поражений и потерь. Тем, кто воевал, и в голову не приходило кому-либо доказывать, что они были сила или что из войны нужно делать культ.
Я деду верю больше, чем госпропаганде.