Мы все живем с бесконечно непроработанной травмой, которую уже привыкли просто не замечать. Россия, да и не только она, все постсоветские страны несут на себе огромную незаживающую рану общества пост ГУЛАГа, и на практике она каждый день влияет на нашу жизнь. Она влияет на нас, когда мы выбираем не говорить вслух о своем политическом мнении, когда не выходим на митинги, когда смиряемся с происходящим. Гноится, когда мы не называем зло злом и не осуждаем жестокость, которая касается нам нормальной.
С трудом можно найти человека, в семейной истории которого нет кого-то, кто, согласно известной формулировке, либо сидел, либо охранял. И это по-настоящему живое коллективное прошлое, гораздо более живое, чем, скажем, какая-то попытка возродить память о Минине и Пожарском, которую активно насаживают на День народного единства. Ну право слово, какой Минин, какой Пожарский, какие поляки, что это за забытая страница школьного учебника? Какое народное единство, какое дело до событий Новгорода XVII века условным кабардино-балкарцам? Как оно должно их соединять со всеми остальными народами? Да что уж там кабардино-балкарцы, крымчане! Крым - священная президентская корова, на тот момент вообще был Крымским Ханством и к России не имел никакого отношения.
Репрессии - вот единственная поистине народная память. Единственное, что действительно объединяет каждого с каждым на территории Российской Федерации. Крымчан и чеченцев, адыгейцев и пермяков. У каждого здесь есть память о репрессиях, она близко, в одном-двух поколениях. У каждого есть бабушка, которая расскажет, кого и куда в ее семье сослали, переселили, расстреляли. Или кто уезжал ночами подписывать приговоры, везти заключенных на расстрел и печатать документы.
Но говорить о репрессиях не принято: почему-то это считается плохой памятью, неудачным материалом для народного единства, хотя на самом деле память отличная. Общее горе сплачивает куда сильнее, чем что бы то ни было еще. Национальная идея неповторения кошмара, недопущения зла - стоящая национальная идея. Мы могли бы жить с этой идеей. Россия могла бы стать обществом, где свобода человека, свобода совести является главной ценностью, но — не стала. Развернулась в другую сторону и покатилась в ту же пропасть, в которой уже была.
Все, что происходит в 2022 году, не только не делает память репрессий менее релевантной, напротив, она только обостряется и становится важнее. Это не новая травма, которая за счет своей свежести должна автоматически перекрыть старую, это продолжение все той же истории. Помнить о репрессиях важно. Репрессии - основа современной российской государственности и российского народа как какой-то общности. По крайней мере это та память и та рефлексия, которая действительно способна объединить людей, который сейчас не объединяет ничего. Нет ничего общего у удмурта и дагестанца. Они чужие друг другу. Общее у них одно - та самая бабашка, которая помнит.
А как же Великая Отечественная, спросите вы? Разве память о великой победе не может объединить людей? Могла бы. Но уже не сможет. Могла бы, если бы люди помнили и знали, сколько из тех, кто вернулся с войны, оказались под теми же репрессиями. Могла бы, если бы память о войне оставалась личной памятью бабушки, а не государственным символом. Могла бы, если бы у этой памяти было человеческое лицо, а не обезличенная ленточка. Могла бы, если бы эту память не украла нынешняя власть, если бы общий контекст этой памяти не искажался каждый год до абсурдного восхваления Путина лично, как будто он сам водрузил знамя над Берлином. Не могу сказать, вернется ли когда-нибудь эта память в искреннее и живое русло, сможет ли восстановиться после этого.
Нет никакого будущего без прошлого. Не будет у России ни единства, ни общности, без памяти о репрессиях. Не двинется эта страна дальше, пока мертвые не будут оплаканы, преступники - осуждены. И новая война ничего не меняет, просто растут списки тех, кого нужно будет осуждать и оплакивать.
