Сибирская тайга, грунтовая дорога петляющая между тонких берез, сосен и ободранных елей. Автобус медленно ползет по мокрой щебенке, аккуратно проезжая каждую большую лужу. За окном проплывает один розовый домик со значком радиации на дверях, за ним другой, третий. Пока еще неясно, что в нем, и можно только строить догадки. Но через час на все вопросы будут даны ответы.
Еще несколько минут, и автобус останавливается у защищенного периметра с колючей проволокой и системой видеонаблюдения. Короткий диалог сопровождающего с охраной, сверка списка, и мы внутри, на территории пункта финальной изоляции жидких радиоактивных отходов.
В организации «НО РАО» (Национальный оператор по обращению с радиоактивными отходами) не любят слово «захоронение». Оно больше подходит для кладбищ. А здесь вовсе не кладбище, а целое предприятие с 50 сотрудниками. Поэтому пункт, поэтому финальная изоляция. Финальная — потому что ничто, никуда и никогда отсюда не должно утечь ни при каких обстоятельствах. Для этого они тут и работают.
Что здесь находится?
Два здания из красного кирпича. Скорее всего, это краска. И покрасили относительно недавно. Так и есть — пункт «Северный» в Железногорске под Красноярском НО РАО передали в 2013 году, тогда сразу же и навели порядок.
Между зданиями — аккуратный зеленый газон. Особенность места выдают только желтые ромашки на тонких ножках. Да, те самые «ромашки» — значки радиации. Здесь ими утыкано буквально все — не разгуляешься.
Фотографировать запретили, объяснив это требованиями безопасности периметра и пообещав предоставить материалы из пресс-службы. Поэтому на фотографиях вместо дождливого и пасмурного утра яркий солнечный день.
Пункт «Северный» появился в 1967 году, когда возникла необходимость утилизации жидких отходов производства оружейного плутония с соседнего горно-химического комбината (ФГУП «ГХК»). Боеголовки в те годы штамповались ударными темпами, поэтому урановые растворы с завода просто текли рекой. Лет 20 назад их просто слили бы в ближайшее озеро, как это сделали на челябинском «Маяке». Но на дворе был 67-й год, и прошло ровно 10 лет с момента Кыштымской аварии, когда под Челябинском появился свой «Чернобыль». В 67-м году уже понимали, что с радиоактивными отходами так нельзя поступать и нужно делать значительно больше, чем ничего.
Провели изыскания, обнаружили линзу песчаника на глубине от 180 до 500 м. Туда и решили закачивать отходы ГХК. Проложили специальный трубопровод, по которому на пункт начали подавать жидкие радиоактивные отходы (ЖРО). Пробурили 164 скважины: через одни нагнетали ЖРО, через другие откачивали природную воду из песчаника, через третьи наблюдали за всем процессом и снимали пробы.
Как это делают?
Жидкие радиоактивные отходы поступают из ГХК на полигон по магистралям в район скважин и дальше насосами нагнетаются в подземные горизонты. Запрещено принимать на полигон ЖРО с других предприятий кроме ГХК.
Для закачки используют два горизонта, первый – на глубине 355–500 м, второй – на глубине 180–280. Объем первого горизонта – 14 млн м³, второго – 18 млн м³. Подземный горизонт — это отложения в виде песчаных пластов, которые затрудняют водообмен и выход воды за пределы. Закачиваемая вода распространяется на расстояние не более 100 м от скважины. Радиоактивные вещества оседают на породах, и происходит самоочистка воды.
Закачка жидкости в песчаник создает избыточное давление на породу. Чтобы этого не происходило, в противоположных концах линзы пробурено несколько разгрузочных скважин, через которые отводят воду и снимают напряжение. Разгрузочные насосы находятся как раз в тех розовых домиках, о которых шла речь в самом начале.
Насколько это опасно?
Енисей отгорожен от полигона массивным геологическим барьером, образовавшимся в результате смещения тектонических плит. Ничто не может пройти сквозь его. Контроль за утечками — основная задача тех 50 человек, работающих на «Северном». Через наблюдательные скважины, которые находятся в деревянных домиках у дороги, берутся пробы грунтовой воды.
Проверяется наличие нитратов — верного признака, что что-то пошло не так. И еще трития — маркера утечки радиации.
Пункт изоляции ЖРО принимает от ГХК только среднеактивные и низкоактивные ЖРО. Перед тем как что-то закачать под землю, нужно понять, что именно пришло на полигон по трубам. Отходы проверяются по нескольким критериям: определяется их активность, химический, радионуклидный состав, содержание урана и плутония.
Как долго пункт будет работать?
Сколько еще пункт «Северный» будет принимать ЖРО от ГХК, сказать никто не может. Конечно, у ГХК уже нет прежних объемов производства отходов: последний реактор для наработки оружейного плутония был остановлен в 1995 году. Но ЖРО продолжают образовываться при ликвидации объектов «наследия», от радиохимического производства и ликвидации открытых бассейнов-хранилищ. Но интенсивность заполнения подземных горизонтов снизилась в 50 раз. На текущий момент заполнена только треть доступного объема. Оставшихся двух третей хватит на многие десятилетия работы ГХК. Через два года у НО РАО истекает лицензия на эксплуатацию полигона. После этого национальный оператор должен будет или продлить ее, или остановить эксплуатацию пункта, приступив к процедуре его закрытия.
Спрогнозировать решение сегодня никто не может. Для этого нужно понимать, будут ли образовываться ЖРО на ГХК через два года и примет ли российский регулятор позицию МАГАТЭ, которая не предусматривает такой способ изоляции радиоактивных отходов. Несмотря на то, что это единственный безопасный и экологичный способ.
---
Автор фото и текста — Алексей Мараховец
