Я никогда не был в стриптиз-клубе, а ведь мне уже 33 года. В этом возрасте Иисуса Христа уже распяли. Я поставил пиво на стол и с удовольствием отметил, как образ страдающего Бога в набедренной повязке на кресте сменился нагой блудницей, раскачивающейся на шесте.
Любопытство и настойчивость моего спутника – криптомиллионера Корейки – победили мою природную брезгливость по отношению к рынку секс-услуг, поэтому я дал себя уговорить. Ок, пусть это будет полевое антропологическое исследование.
– За 900 рублей девушки снимают лифчики, за 1300 рублей – трусы, – сказала мамочка у входа.
Я представил, как 400 рублей раздвигают границы моей ойкумены и согласился на расширенный пакет.
Как назло, в понедельник вечером в стриптиз-клубе мы оказались единственными посетителями. Мы заняли столик напротив подиума. Девушки заметили нас и стали танцевать под жуткую музыку.
Я сел на диван и попытался выбрать подходящую эмоцию. Насупить брови? Безжалостный взгляд римского легионера, пронзающего бок живого бога? Как насчет «расслабленный ироничный москвич в провинциальном стриптиз-клубе»? Я выбрал последнюю позу, однако девушка смахнула трусики на пол, и мое тело смогло выдать только улыбку кретина, который впервые пришел в стриптиз.
Девушка была абсолютно голой, не считая медицинской маски на ее лице.
Подошла официантка. Мы спросили, можно ли снять маску тоже, или это оплачивается отдельно. Следующая девушка была уже без маски. Я начал непринужденный диалог со своим спутником, чтобы скрыть волнение.
Внезапно в зал ворвалась первая танцовщица – и уже одетая – присела к нам на диван. Настолько близко, что я почувствовал, как мои волосатые икры соприкоснулись с ее бритыми ногами. Я попытался незаметно отодвинуться, но она властно бросила руку на мое плечо и прижала к себе.
– А ты красивая, – выдал Корейка.
Какая пошлость! Наверняка, они слышат это от каждого гостя, подумал я и выпалил:
– Меня зовут Рустам.
А потом добавил.
– Я приехал из Москвы.
Не зря я журфак МГУ оканчивал.
Девушка навалилась на меня грудью и начала смол-ток. Ее зовут Маша. Ей 23 года. Учится на кинолога.
Я представил ее в камуфляже и с огромной овчаркой на поводке. Днем она ловит подонков-закладчиков, разрывающих российскую целину, а вечером самозабвенно танцует.
– Нет, кинологи не только в органах работают, – улыбнулась она и пошла танцевать.
К нам подошла следующая девушка. Она была уже без одежды. Хорошо, что она вторглась в интимную зону моего спутника – он в таких делах более опытный. Она залезла к нему на колени и выгнула спинку. Я отвернулся, чтобы не смотреть в схождение двух линий между ее ног.
Ее зовут Даша. 21 год. Учится на технолога-пищевика.
Я хотел спросить что-то про булочки, но она уступила очередь коллеге. Кажется, это ко мне. Я врос в диван. Так, ну туда я не смотрю вообще. Смотрю прямо перед собой. У нее проколот один сосок. Она переползла к моему спутнику. Я представил, как римская волчица кормит Ромула и Рема.
Кристина. Я не расслышал, сколько ей лет. Она хочет уехать в Финляндию, но никогда там не была.
На сцену вышла брюнетка. Эти трусы я уже видел на «Алиэкспресс» в категории эротических товаров. Она самая симпатичная. Ее зовут Аня. Ей всего 18 лет. Это ее шестая смена. Она учится на издателя. А хотела стать журналистом.
Журналистом! Я мигом разморозился и включил профессионала. Нет, заработать в этой профессии не выйдет. Хороший журналист – это когда убили. Да, я был в Северной Корее. Аня возбуждала все мои триггеры, и я стал испытывать к ней неподдельный интерес.
Корейка удалился с ней. Злой рок, за что ты меня наказываешь.
Я остался один на один с тремя молодыми девушками. Решение найдено – надо ретироваться под изящным предлогом.
– А где туалет?
Окончание фразы потонуло под грудой обнаженного тела Маши. Она мощным движением села ко мне на колени и положила мои ладони к себе на бедра. Я смотрел прямо перед собой, туда не смотрел. И тут я увидел.
Все девушки приехали в Киров из области, и рынок труда распял их на шесте за главный грех нашего мира.
Я почувствовал ее дыхание на своем лице и вжался в диван.
Это бедность.
Я заметил татуировку в виду надписи под ее правым сосцом. Повод для разрушения этой неловкой близости найден. Она поспорила с подругой и набила тату, но не знает, что она значит. Ты носишь татуировку, значение которой не понимаешь? Ну и что, что в зеркале отражение перевернуто, а сфотографировать? Так не бывает, сейчас я расшифрую.
Это была надпись на итальянском per sempre.
Навсегда.
Бедность навсегда.
Дочери рабочего класса вынуждены превращать в товар свою молодость и красоту, потому что больше у них ничего нет. Они лишены собственности. Пролетариат с латинского – это «производящий потомство».
Я невольно бросил взгляд туда. Маша коленом придавила мои proles.
В графе об имуществе у бедных ничего не было, поэтому в нее записывали детей. Пролетариат взращивает пролетариат. Просто рабочая сила для владельцев земель, заводов и фабрик, просто фарш для армий, просто мясо для шестов-вертелов.
Корейка вернулся довольный. Он застегивал рубашку и манил к выходу. В моих ушах застыла история Маши:
«У меня нет родителей. Отца убили цыгане за то, что он влюбился не в цыганку. Нас было шестеро. Мать умерла от цирроза печени. Я не плакала. Дом малютки, детдом, приемная семья. Там надо мной издевались. Но я все еще верю в людей».
Я обнял ее и смог выдавить на прощание «мои лучшие пожелания».
Я все еще верю в людей.