Тридцать лет спустя

Что изменилось за тридцать лет? Сейчас я могу детально сравнить нашу сегодняшнюю жизнь с, допустим, 1986-м годом.

Чем отличаются люди сегодняшнего дня от людей того, далекого уже, года?

1986 год. Последний год старой советской жизни, установившейся где-то в конце 40-х, начале 50-х годов.

Уже в следующем 1987-м появятся те изменения, которые решительно изменят наше будущее, а пока ничего кардинально нового не видно, так же работают заводы, по телевизору так же обсуждаются решения последнего пленума партии, а программа «Время» заканчивается как обычно, прогнозом погоды, а не знаменитым, впоследствии, «Прожектором перестройки». Кое-где уже начали мелькать слова ускорение, гласность и т.д., но пока еще так не широко и мы на них внимания не обращаем.

Конечно везде и всюду новый генсек Горбачев, добродушный, многоговорящий, молодой еще дяденька в шляпе, который охотно выходит из членовоза и о чем-то долго разглагольствует перед толпой. Когда он без шляпы, бросается в глаза смешное пятно на лбу и вспоминается почему-то – Бог шельму метит. По первым признакам мудак,  конечно, большой, но хоть открытый и явно с хорошими намерениями. Впрочем, не мудаки так высоко проползти в той системе просто не могли, да так же, как и сейчас, так что, принимайте новое лицо Советского Союза таким как есть.

Одно плохо, с прошлого, 1985-го года водка подорожала и купить ее или бутылку вина, того же портвейна Агдам азербайджанского или краснодарского разлива стало значительно труднее.  Винные отделы работают с 2-х часов дня до семи вечера. Очереди огромные, но талонов пока еще нет. Можно купить бутылку у таксистов, но что-то уж очень дорого, аж по 15 рублей. Да еще надо поймать это такси. По телефону 62-84-10 не очень-то и дозвонишься, да еще где взять этот телефон. В квартирах он был далеко не у каждого, да что там, редко вообще  у кого был  телефон. Что-то случится, бегали кто в телефонную будку, которых было много, но в каждой второй телефон не работал, бегали на проходную ближайшего завода, я звонил с железнодорожного переезда неподалеку.

Говорили по телефону в то время не  так, как сейчас, а грубее и проще, типа: «Алё, мне Марь Иванну…» и молчок, или «Алё, алё… это баня?», в общем, здороваться, перед началом разговора было не принято. Это появилось уже с развитием сотовой связи в нулевых годах уже этого века, а раньше тратить слова на нелепое Здравствуйте в начале телефонного разговора  было глупо для большинства.

Но возвращаясь к теме, если надо купить бутылку после 19-00, лучше сразу ехать на вокзал, там таксистов много, у каждого в багажнике не меньше ящика. Пожалуй, это было самое заметное неудобство, которое появилось с приходом нового генсека. Ругались, конечно, но не сильно, очень уж розовощек, велеречив и придурковат он был, что гнева большого не вызывал.  

Заработать деньги в то время было не трудно. Хочешь – иди на завод, их много, даже без  специальности, через три месяца будешь гарантированно получать свои 180, а то и 200. Многие так и делали, но многие плевать хотели горбатить на дядю и уходили кто куда, кто в радиомеханики,  кто в шофера, кто в официанты, самые лодыри шли в милиционеры, а особенные счастливчики устраивались в эти же такси или в торговлю. Зарплата там не большая, рублей 90 -120, зато возможности приработать до этих же 200 всегда есть.

Еще немного и все изменится, заводы начнут пробуксовывать, народ ломанется оттуда по рынкам, киоскам, баням, в бандиты-бомжи-проститутки, а пока все спокойно, ничего подобного даже на горизонте нет.

Где-то далеко-далеко идет война, изредка кто-то расскажет, как привезли пацана из армии в цинковом гробу, да где-нибудь в Русской Тройке (был такой ресторан на Чапаева) очередной перепившийся дембель метнет стулом в музыкантов с отчаянным криком: «Я воевал! А вы тут…»

Город в то время был похож на плохо ухоженного мужика от которого внезапно ушла жена. Был он какой-то обдерганный, облезлый. Грязный-то он и сейчас грязный, а в то время он был каким-то запущенным, обветшалым.

Сейчас на центральных улицах почти нет деревяшек или домов не крашенных, с отвалившейся штукатуркой. А тогда почти каждый дом был облуплен, заборы шатались из стороны в сторону, в самом центре стояли избушки на курьих ножках с подслеповатыми окнами, кое-где еще были старинные деревянные тротуары.

Машин было не так много, народ, в основном передвигался на общественном транспорте, а центром сборов были общежития, которые назывались почему-то ЦПХ. Чего такого центрального они хранили, никому не известно. Это сейчас вам и баня-сауна, и гостиница частная, и просто квартира на час, а раньше эти общежития были одновременно и рестораном, и дискотекой, а так большим советским борделем без претензий. Главное было туда проникнуть. И ни у кого не вызывала удивления такая картина: идешь по улице, лезут по приставной лестнице или по какой-нибудь трубе в общагу сразу несколько мужиков, один за другим, как коты в марте. И никто не смеялся, все понимали. А что смеяться, я и сам взлазил в эти обители порока и был счастлив.

Был секс в СССР, был.

Неудивительным было увидеть тогда на улице пьяного в дрова человека. Сейчас пьяный мужик, лежащий где-нибудь на лестницах у кафе «Утро», слегка шокирует, а тогда на таких и внимания-то не обращали, лежит себе и лежит. Милиция подберет. А вытрезвитель, специальная уборочная машина с кунгом, воняющим внутри пережитками прошлого и моральным падением строителя коммунизма, начинала ездить только с 4-х часов дня, поэтому такой экземпляр мог долго благоухать у всех на виду. И было их много, и были они привычны, как памятники Ленину.

Из одежды в тот год появились спортивные шапочки-петушки, разноцветные и смешные, чем-то напоминающие головной убор сказочного петрушки, а в совокупности с «луноходами», такими сапогами из водонепромокаемой ткани на поролоне, да еще искусственной шубой, в которых почти поголовно щеголяли все, так это было почище нынешних татуировок.

Сейчас бы такое чучело вмиг прибрали за нарушение общественной морали и нравственности, а тогда все перечисленное было еще не просто купить, надо было «доставать».

В общем, веселое было время, самый конец власти ортодоксальных коммунистов, самое начало прихода к власти нынешних коммунистов-бизнесменов. Много чего поменялось, но в основном, все осталось по-прежнему.

Мой лучший друг – стакан портвейна,

Давай, поднимем стеклотару,

Чтоб воды волжского бассейна

Светлее стали «Солцедара».

За тех, кто никогда не падал,

И не барахтался свиньею,

Напившись сока винограда,

Как накануне мы с тобою.

А деготь кончится крепленый,

Как мадригал, витиевата,

Замироточит, как икона,

Спираль родного аппарата.

Знамена сникли кумачевы,

Перчатки реют вместо флагов,

Чиста, как слезы Горбачева,

Течет живительная влага.

По всей Руси клокочут домны,

Кипит гремучая отрава,

Сливается в поток огромный,

Что смоет дряхлую державу.

Но мне плевать на этот вывих,

Давно я что-то задыхаюсь,

Наверное, когда все выпил,

Не тем занюхал. Было, каюсь.

Плюнь на субботник, сядь, подружка,

Налей пахучей нашей чачи,

Пускай райком снимает стружку,

Пей, комсомолка, отбатрачим.

Экзамены - на шее камень,

Марксэнгельс, Гегель, Фейербахер,

Вся философия в стакане,

Давай, до дна, и ну их на хер!

Пройдут года, сольются расы,

Изменятся погоды в мире,

Даст Бог, седые лоботрясы

Мы сядем где-нибудь в трактире,

И, под галдеж другого века,

Не злобствуя, благоговейно,

Мы вспомним доброго генсека

Стаканом старого портвейна.

В.Рылов     «Страсти».