Один из самых заметных социальных проектов этого года, «Учитель для России», стал участником воронежского фестиваля «Город прав». Его организаторы ставят перед собой довольно амбициозную задачу — реформировать систему образования. Для этого к преподаванию в школах привлекаются лучшие молодые специалисты. В интервью корреспонденту «7x7» рекрутер программы Иван Ниненко и участница проекта, учитель химии в воронежской школе № 30 Евгения Златоустовская рассказали, что их не устраивает в современных школах, школьниках и педагогах и почему они хотят это изменить.
— Конечно, в современном образовании проблемы есть. Многие считают главной из них ЕГЭ. Как вы относитесь к этому экзамену?
Евгения: Лично у меня вопросы вызывает составление заданий. Я считаю, что варианты — неравноценные. Почему в один и тот же год одному ребенку попадается более легкий вариант, чем другому — для меня загадка. С другой стороны, в ЕГЭ — стобалльная система. Стобалльная система лучше, чем пятибалльная. Безусловно, положительный аспект ЕГЭ в том, что он дает некую возможность поступить в столичный вуз, даже если ты учишься где-то далеко. Но, опять же, мне неприятно, что приходится сторожить, смотреть, не списывает ли ребенок...
Иван: Да, это вносит в систему недоверие. Что мы не вместе творим и решаем сложные и интересные задачки, а являемся такими «надзирателями», проверяющими.
Евгения: Это дистанцирует учителя и ученика. Мне это не очень приятно. ЕГЭ дает возможности детям, если ты подготовился, и так далее, но у меня такое двойственное впечатление от этого. Не могу судить, хорошо это или плохо, но это есть и с этим приходится работать. В рамках репетиторства я, естественно, готовлю детей к ЕГЭ и знаю, о чем говорю, но супертворчества в этом нет. Это обычная проверка знаний. И, опять-таки, какой вариант попадется ребенку, это еще бабушка надвое сказала.
Во время ЕГЭ мы не вместе творим и решаем сложные и интересные задачки, а являемся такими «надзирателями», проверяющими
— Есть ли у вас претензии к современным учителям?
Евгения: Прежде всего, для меня работа учителя — это работа над собой. Ты постоянно учишься, потому что понимаешь, что сегодня твои методы работают, а завтра придут другие дети, другое, несколько измененное поколение, и нужно будет подстраиваться под них так, чтобы было интересно. Поэтому если есть какая-то консервативность или отсутствие толерантности, то, скорее всего, это будет очень мешать. И еще у людей есть склонность делать выводы, основанные на первом впечатлении или на своем додумывании. Впадать в это очень опасно. Дело в том, что мотивы поведения ребенка могут быть не настолько очевидны, как вам кажется. Прежде чем проявлять какую-либо эмоциональную реакцию, нужно выяснить этот мотив, разобраться в нем, чтобы не навредить. Нельзя рубить с плеча.
Иван: Хотелось бы дополнить. Женя уже говорила сегодня на презентации о том, что нужно сохранять свое психологическое здоровье. Потому что очень часто в нашей системе возникают такие ситуации, что учитель загнан, находится под колоссальным напряжением, он измотан, а система ведь не говорит ему: «Ты сейчас измотан, тебе надо отдохнуть». Система говорит: «Делай больше, делай больше!». Или человек попадает в разные депрессии, и все это транслируется, отражается на наших учениках. Нужно понимать это и сохранять свое психологическое здоровье. Мы постоянно работаем с участниками в этом направлении, чтобы они понимали, в каком состоянии сейчас находятся.
Очень часто в нашей системе возникают такие ситуации, что учитель загнан, находится под колоссальным напряжением, он измотан, а система ведь не говорит ему: «Ты сейчас измотан, тебе надо отдохнуть». Система говорит: «Делай больше, делай больше!»
Евгения: Да, у нас постоянный процесс анализа того, что сейчас со мной происходит и что произошло тогда. Такие вещи очень полезны. Я понимаю, что я год назад и я сейчас — это два разных человека. Сейчас я гораздо больше понимаю, что происходит вне коммуникаций и со мной, и с собеседником. Это помогает и в жизни, в личных каких-то отношениях. В процессе обучения мы уделяем этому большое внимание. Вы представляете, я работала с января по март без выходных! Десятиминутная медитация в течение дня позволяла мне как-то восполнить отсутствие сна. Понимаете, это важно. Если бы я не знала о таких фишках, я бы, наверное, умерла через месяц. А так мне удалось продержаться три месяца до моего отпуска. Маленького.
— К вопросу о стрессоустойчивости. С какими проблемами приходится сталкиваться учителю, когда он приходит в новый незнакомый класс? Как на него реагируют ученики?
Евгения: Ну, на самом деле, когда ты первый раз приходишь в класс, еще не факт, что там будет какой-то треш, что тебя там закидают бумажками — такого, скорее всего, не случится. Другой вопрос, что в процессе обучения возникают разные ситуации. Вот вы ведете урок, у вас сорок минут, вам нужно определенную вещь донести до детей. И через каждые пять минут к вам заходит кто-нибудь с объявлениями. А вы понимаете, что у вас только два урока в неделю, и лишнего времени у вас нет. Естественно, через некоторое время это начинает беспокоить, особенно когда третий человек заходит к вам в класс, а только что предыдущий вышел...
Кому-то из учеников может быть неинтересно, или у него сейчас какая-то душещипательная история, девушка, например, вчера бросила. В девятом классе это очень популярно, знаете. Или новенькая строит глазки, и ему нужно прямо сейчас рассказать об этом соседу, невзирая на то, что происходит вокруг. Или вы устали, и тут вас кто-то в упор не слушает. Это тоже может мешать. Куча разных таких вещей происходит, с детьми никогда не соскучишься. Другой вопрос, как на все это реагировать.
— В основном в программе участвуют молодые специалисты. А приходят ли к вам на обучение учителя советской школы?
Евгения: Возрастного ценза у нас нет. В этом году у нас, например, будет учитель по химии в Летнем институте, которая старше меня, у нее уже двое или трое детей. Главное, чтобы человек был влюблен в свой предмет, хотел работать в школе с детьми.
Бывают разные ситуации. К нам приходят люди из педагогических династий, которых мама уговорила не идти в пединститут, и поэтому человек пошел в какой-то другой вуз, а потом вдруг понимает: «Ну вот не могу! Вот надо!». У нас достаточно таких историй, когда в семье из поколения в поколение работали педагогами, а этого человека отговорили. Потому что работа сложная, эмоционально напряженная, потому что ты сама росла без матери, потому что мать все время на работе! Всякое бывает. Может, человек уже работал в школе или в дополнительном образовании и хочет принять участие в нашей программе. Это очень полезно. Человек, у которого уже есть педагогическое образование, расширяет кругозор. В институте такие методики не преподают, про игровое образование ничего не рассказывают. На мой взгляд, это будет полезно и такому учителю, который уже тридцать лет отработал, и если он придет к нам в программу — мы будем только рады.
Иван: Но они отбор чаще всего не проходят.
— Почему?
Иван: Ну, они могут делать то, что у нас неприемлемо, и считать, что это нормально. Они не готовы рефлексировать. Идея о том, что я должен сам развиваться — на наш взгляд, ключевая для учителя. Мы транслируем эту идею, ученики это видят и тоже хотят развиваться. А если я прихожу и говорю, мол, я уже все знаю про себя, про этот мир и хочу все это тебе объяснить, а ты должен просто слушать — то это не про нашу программу.
Идея о том, что я должен сам развиваться — на наш взгляд, ключевая для учителя. Мы транслируем эту идею
— Насколько я заметила, учителя, преподающие гуманитарные науки, встречаются в вашем проекте чаще, чем преподаватели точных наук. С чем это связано?
Евгения: Может быть, это связано с тем, что специалистам технического профиля проще найти себе работу на заводе или в какой-нибудь крупной компании. А может быть, гуманитарии просто чаще читают объявления. Я не знаю! Это некая статистическая вещь, так получилось. Ну и отбор достаточно жесткий, поэтому даже если человек великолепно разбирается в информатике, но он не может рассказать о ней и сделать так, чтобы это было интересно, то, разумеется, он не будет «учителем для России». Это же важно, зачем нам учитель, который не может донести информацию до ученика так, чтобы это было интересно?
— Есть ли ограничения по возрасту детей, обучающихся у непрофессиональных педагогов?
Иван: Наши учителя не работают с начальной школой, потому что там более сложная детская педагогика. У нас есть исключения, когда идут в младшие классы, но это преподаватели английского языка. А в целом более сложные предметы, более сложная психология... Нам бы найти преподавателей для 5–11 классов, и этого будет более чем достаточно. А младшие классы пока без нас побудут. Нас на всех не хватит.
— Кто эти люди, которые призваны реформировать систему школьного образования?
Евгения: Для меня это прежде всего люди, влюбленные в свой предмет, которые готовы делиться с детьми не только своими знаниями, но и мировоззрением, и душевным теплом, в случае, если это необходимо. Как можно идти в эту профессию, если ты ее не любишь? Ответ прямой — никак. Для меня это некий драйв, который ты испытываешь от того, что ведешь урок, от того, что есть результат, есть искры в глазах детей... Учитель должен «зажигать» прежде всего. Он должен знать свой предмет, любить его и детей, для которых он делает свои уроки.
