По-весеннему легкое небо, на еловых лапах зеленеют отростки и набухают капли. Маленький Мартин раскинулся с мышкой на сером мягком покрывале. Наконец вместо торчащих проводов над кроватью появились бра, а на стене — большой телевизор, дописана последняя картина. Это я смотрю на последние фотографии мирной жизни.

С замиранием сердца мы ждали того судного дня. Три месяца на границах шли грандиозные и открытые воинские приготовления. Скептики еще смеялись, говорили, что это блеф и пугалки западных демократий, а войска вот-вот вернутся из полей в казармы, но вот и они затаились в ожидании.

Новости приходили тревожные, одна за другой. А 24 февраля Россия вторглась в Украину. Была тихая и не по-февральски теплая ночь. Удушливо помню каждый ее миг. «Я звоню в Кремль, но мне не отвечают», – в отчаянии говорит президент Зеленский и, собравшись, с надеждой обращается к россиянам.

Я стою на балконе квартиры на Соколе. Мирно гаснут окна. «Как вы можете спать?» — проносится в голове. Вспыхивают уведомления на экране: «Россия закрыла небо над Украиной»; «в воздух поднят самолет радиолокационного подавления»; «по частям ВДВ дан приказ в 5 утра перейти границу»…

Поставил будильник на пять утра, но не уснул. «Началось». Первые сообщения о ракетах над еще спящим Киевом. Глухие взрывы гремели в Одессе, Харькове, Львове.

«НАЧАЛАСЬ ВОЙНА», — капслоком кричали телеграм-каналы.

«Я принял решение начать специальную военную операцию», — надменно и страшно чеканил Путин с включенного в темноте экрана.

Тогда я понял, что жизнь рассечена на до и после. Помню ужас, слезы, мертвый крик, отчаяние повисшее в доме.

В первый день казалось для Украины все кончено. Танки подходили к Киеву с севера. Бесконечные бронеколонны проползали под раздавленными пограничными переходами, — там, где я не раз томительно ждал пересечения границы. А потом первый шок прошел и украинцы заняли оборону. Вдоль шоссейных дорог и переправ развернулись жестокие сражения. Блицкриг Кремля провалился.

В те дни мы вместе с немногими лавировали между автозаками и полицейскими кордонами, вязали зеленые ленточки на ограды, чувствовали тщетность всего. Москва равнодушно и шумно жила обычной жизнью. В родном городе я ощущал себя чужаком.

И вот два года пролетели. Сотни тысяч людей легли в землю. Сколько еще поляжет? В прах разрушены города, одни названия остались от сел. Земля напоена кровью и забита железом. Конца нет — есть похороны, окопная грязь и искры фосфора, опадающие с небес. В злой одержимости диктатор бросает волна за волной пехоту на Авдеевку, ровняет артиллерией непокорные города, выжигает ФАБами и «Солнцепеками» украинские крепости.

Украина не сдается. Растут ее кладбища, зияют свежие могилы, стон стоит над землей. Но страна бьется, когда в ее борьбе уже сомневаются нерасторопные союзники.

Война разрушила и испепелила мою прежнюю жизнь. Я остался жив, но как бы умер заживо. И вдруг, спустя два года, я перерождаюсь, новый мир прорастает прекрасными цветами сквозь слой золы и пепла.

Война когда-то закончится. Закончится осознанием бездны, в которой мы оказались по воле одного человека. Наступит день, когда тошно станет от завоеваний и горя. А жизнь возьмет свое. Придет весна. На пепелищах и костях вырастут цветы и будет проклято страшное время. Но в памяти уцелевших рубцом навсегда останется та долгая февральская ночь.

Оригинал