Не то чтобы всегда нет худа без добра и, конечно, не во всяком плохом событии есть что-то хорошее, но ни что так не украшает жизнь и не расширяет взгляд на нее, как моменты, когда это все-таки случается.
В позавчерашнем обыске были, конечно, и понятые – два студента-старшекурсника, поднятые прямо из постели в квартире, что слева от нашей, которую они снимают уже около двух лет. Как и водится среди соседей очень многоквартирных домов мы не знали, кто они и как их зовут. Когда встречались – здоровались. Как потом выяснилось, о нас они знали чуть больше, но лишь чуть.
Первое, что бросилось в глаза – им было очень неловко присутствовать «вот на этом всем». Мы постоянно сталкивались с их извиняющимися взглядами. Не особенно скрывали они и свою симпатию к обыскиваемым. Польстили мне «великолепной библиотекой», осторожно отпускали реплики с поддерживающими, солидарными коннотациями, но все больше глазами. Сам обыск стал для них еще и своего рода экскурсией по чужой интересной для них жизни, естественно, не в бытовой, не в подноготной ее части.
Про библиотеку я уже писал. Они увлеченно наблюдали, как оперативники разбирали мой архив и особенно архив моего отца: оригиналы книжных иллюстраций, графических работ, эскизы театральных декораций. И уж совсем я обомлел, когда один из них в одной из картин, висящих у нас, узнал работу Максима Каеткина. Точнее, фамилии художника он не помнил, а спросил: «Не тот ли же это художник, работы которого недавно выставлялись там-то и там-то»?
Так вот. Где-то через полчаса после того, как обыск закончился и понятых отпустили, а следователь принялся допрашивать Маковецкую, раздался звонок в дверь. Пошел открывать… а там один из наших понятых с уже поселившимся на его уже таком приятном лице виновато-сочувствующим выражением протягивает мне вот эту шоколадку, сопровождая акт передачи неловкой, но явно искренней шуткой про «компенсацию морального ущерба». День удался.