Я училась фактически в интернациональной школе. Школа была обыкновенная, но тогда было так. Вначале с нами учились немцы, латыши и поляки. В начале 1990-х большинство из них эмигрировали вместе с родителями в Европу. А за освободившиеся парты сели только что переехавшие грузины, армяне, азербайджанцы, чеченцы. Они отлично знали русский язык и быстро привыкли к тому, что здесь другое отношение к женскому полу и что девчонки тоже могут дать сдачи. В итоге получился дружный класс. Уже в старших классах добавили к нам уроженцев Таджикистана и Узбекистана. Для меня до сих пор остается загадкой, кто им выдал аттестаты, потому что русский язык они не знали совсем. Соответственно, на уроках они просто присутствовали и рисовали в тетрадях. Честно говоря, не помню даже, как их зовут и были ли они на выпускном вечере.
А вот с грузинами, армянами, азербайджанцами и чеченцами мы общались и после школы. Все они почему-то пошли учиться на юридический факультет в университет. Каждый вторник мы встречались на большой перемене в столовой. Это была весна 2004 года. Несколько недель подряд не было Васо и Тариэла. Потом выяснили: парни бросили учебу и срочно уехали на родину, потому что обострился грузино-осетинский конфликт. Родители сказали: надо защищать дом, и они умчались. Спустя несколько лет они вернулись, получили высшее образование и уехали обратно.
Два года назад история повторилась. На этот раз при обострении карабахского конфликта уехали азербайджанцы и армяне. При этом уехали те, кто никогда не держал в руках оружия.
Как сейчас помню тот ночной звонок одноклассника. Человек, которого я считала непробиваемым, которому были неподвластны эмоции, плакал в трубку и говорил: объясни мне, зачем, почему в XXI веке продолжаются войны и убийства, почему многовековая история ничему не научила, не научила тому, что в войне нет победивших и проигравших, от нее проиграют все, даже третьи страны. Тогда погибли наши общие знакомые, у некоторых в России остались жены и дети. Прожив в прямом смысле большую часть жизни здесь, они отправились защищать земли, на которых не были больше 20 лет, они взяли оружие и пошли против тех, с кем сидели за одной партой, с кем курили за гаражами и гуляли на свадьбах.
Накануне мы встретились с этим одноклассником, который тогда плакал в телефон. Оказалось, он ходил в военкомат. Но его не взяли добровольцем. Тем не менее он решил заняться здоровьем, понимая, что бегать в бронике с оружием в руках – не то же самое, что пейнтбол. И думает, что все-таки попадет на фронт.
На мой вопрос, зачем, он ответил: а что мне тут еще делать? Оказалось, что из-за пандемии и спецоперации – разорился. Куча долгов, родители из-за переживаний за сына совсем сдали и, как говорится, одной ногой в могиле. Решение всех проблем он увидел в том, чтобы отправиться на войну, понимая, что есть все шансы не вернуться.