Когда я в первый раз эмигрировал, 13 лет тому назад уже, главным мотивом было любопытство пожить в другом мире, желание приобрести новый опыт и, конечно, забота о будущем дочери: уже тогда был сильный скептицизм относительно будущего России. Было нелегко покидать родину, но я не чувствовал себя беженцем, ну разве что в некоторой степени: скептицизм, повторяю, был, но, разумеется, не в масштабах сегодняшней босховской фантасмагории.

В этот год я уже чувствую себя беженцем. Притом что по сравнению с подавляющей массой людей, которые вынуждены покидать родину, я в исключительно комфортных условиях: мне есть куда ехать, и меня примут, и есть чем заняться. Что у нас общего – так это что мы все теряем родину. Я не собираюсь разглагольствовать о березках и закатах (рябинках, дубах, Арбате, Невском – кого что), просто на ум пришла одна забавная параллель в контексте всего происходящего.

Вот что общего может быть между небольшим селом в лесной глуши и Нью-Йорком? Вопрос для легкого развлечения ума. Можно ответить, что леса в Центральном парке примерно столько же, сколько осталось в окрестностях родного села после десятилетий разорительного лесоповала. Можно сказать, что жара минувшим летом там была примерно одинаковой, хотя, конечно, зной и духота в «каменных джунглях» июльского Нью-Йорка — это нечто особое, и скорее тут надо параллели искать где-то в Нью-Дели или Мумбае. Можно и дальше острить.

Но я другом – об ощущении, что оттуда не хочется уезжать. То есть об ощущении родины.

Приезжая к себе на родину, в свое село, каждый раз я испытываю (испытывал?) одно и то же – путешествие закончилось, я дома. И наступало то состояние покоя, в котором все треволнения, стрессы, вечная нехватка денег, неудавшаяся личная жизнь и неудавшаяся жизнь вообще вдруг забываются, а все, что неизбежно наступит в будущем и, возможно, совсем уже завтра, не тревожит ничуть, будто завтра и не наступит вовсе. Дорога привела к порогу – ты дома. Это как достичь заветной цели – все, ты достиг своего, не к чему больше стремиться, отдыхай!

Забавно, но это же чувство наступает, когда ты приезжаешь в Нью-Йорк. Это тоже итог пути. Никуда дальше ехать не надо, потому что центр мира – он здесь, в этом смешении языков, рас, всех мыслимых и немыслимых типов людей, стилей жизни и образов мысли. Это порт прибытия. Ты сходишь на берег и шляешься по Бродвею и по центральным авеню, вне тревожных мыслей, вне невыполненных задач, вне разбитых амбиций, вне несбывшихся надежд и вне своей несостоявшейся жизни. Ты в центре мира, где царит хаос, а самом сердце этого хаоса ты – спокойнее спокойного (as cool as a cucumber).

Наверное, поэтому мне всегда было до боли тяжело уезжать как из родительского дома, так и из Нью-Йорка (ну хорошо, из Нью-Йорка почти так же тяжело): ты знаешь, что дальше на дороге одни «ухабы».

СВО отняла у меня мой дом. Я надеюсь, что не навсегда, но надеюсь слабо. Жизненный опыт учит быть пессимистом, если мы говорим о России. Возможно, мне уже никогда не удастся там побывать (прошу прощения, но у меня меньше шансов туда вернуться, чем у украинца, который покинул Мариуполь или Мелитополь, или даже Севастополь. «Кощунственно» - поскольку звучит почти как жалоба, я не жалуюсь и не сравниваю, я только говорю о том, что потеряли мы, хотя наша потеря, конечно, ничто по сравнению с их потерями).

Впрочем, беженцами стали не только те, кто уехал. Ты теряешь дом, когда в нем больше нет домашнего покоя. Помните тетеньку в машине, которая вопила, что в Крыму все было «по-домашнему»? Так вот, по-домашнему уже не будет. Почва из-под ног выбита. Даже у тех, кто сидит дома у телевизора, внимая вещунам, предрекающим «неминуемую нашу победу». Если они не осознают это рациональным образом, то где-то в задних дворах своего сознания хорошо ощущают, что катастрофа неминуема. А с позавчера там наверняка шатается призрак бывшего заключенного Евгения Нужина. Отныне закадровые персонажи с кувалдой будут маячить у каждого за спиной.

И это гораздо страшнее, чем угроза воздушной тревоги. Если в Белгороде уже собираются строить «комплексную систему укрытий», то это решение может помочь только от бомб, но никак не от катастрофы, царящей кругом. ВЦИОМ только что выдал очередные данные о том, как счастливы сегодняшние россияне. В целом 81% всех наши соотечественников считает себя более или менее счастливыми. Только у официальных статистиков не хватает объяснений, а откуда именно проистекает их счастье. Оттого, что строят бомбоубежище, а не ремонтируют дороги? Или оттого, что это не сына разорвало снарядом, а его друга, – как теперь делятся мамы своим «счастьем» в социальных сетях. Или, как мне рассказывали, в одном селе в Коми вызвали в военкомат практически всю местную молодежь мужского пола. Повестки вручили, но парней отпустили: еще не время. Большая радость для всех. Может, счастье оттого, что в Тамбове ставят трехметровый памятник погибшему в Украине военному? «Новая нормальность» — это русская модель счастья «умри ты сегодня, а я завтра».

Только ни одна из этих "радостей" уже не заменит напрочь утраченного покоя.

 
 
 

Фотографии - из минувшего лета. Мы ведь говорили о покое. Покой бывает разный.