Я и все мои друзья родились в 90-х и привыкли жить красиво. Ладно, не то что бы прям красиво, и у многих было откровенно нищее детство — но это детство, воспоминания из детства сложно поддаются анализу. Это родители рвут волосы на голове, а дети что, жуют песочек и счастливы. Они вспоминают тяжелый период, но для них это скорее неприятный исторический факт, чем живая психологическая травма. Ну да, семья моего мужа жрала как-то одну картошку зимой, а курица была деликатесом небесным, но мальчик вырос — и для него эта перспектива не выглядит нормальной.
Детская психика пластична и дети легко адаптируются, а мы адаптировались к хорошей жизни. До примерно 30 лет — если ты не завел ребенка раньше, конечно — твоя жизнь становится лучше и лучше с каждым годом. Это не зависит от страны, это просто естественный путь взросления: вот ты выходишь из детства, вот идешь на первую работу, получаешь деньги, потом другая работа, больше денег, вот ты определяешься, кто ты в этом мире, строишь карьеру, становишься востребованным специалистом, и с каждым годом твое субъективное благосостояние растет.
Ну то есть да, страна, может, и была богаче до 2014 года, но я в 2015-м вышла на первую нормальную работу и получила свои деньги. Я понятия не имею, что там было с экономикой до этого периода, для меня это исторические сводки, меня родители содержали: я не была самостоятельным финансовым фактором.
И вот мы — я и мои друзья, хотя тут стоит отметить, что мы все сбиваемся в весьма привилегированную стайку с высшими образованиями и каким-никаким, но интеллектуальным багажом, — пришли в 2022 год вполне успешными и уверенными в своем будущем. Мы птицы непуганые, у нас всегда все было ровно, плавный уверенный рост.
И вот нас бьет обухом по голове.
И мы, конечно, в куда большем шоке, чем те, кого исторические бури мотают уже лет 40.
Мы выросли в свободное время, мы читали и смотрели что хотели, говорили что хотели, мы даже успели на митинги ходить до дубинок, мы ездили в другие страны, читали свободные СМИ, мы все знаем минимум один иностранный язык, и это все было частью нашей жизни. Для нас это не просто стресс, это экзистенциальный перелом.