Принято считать, что общественные катаклизмы объединяют нацию. В случае с коронавирусом у россиян была еще одна надежда: на то, что власть развернется лицом к медицине – и именно здесь произойдет научный прорыв, который поставит нашу страну в один ряд с теми, кто сегодня формирует повестку дня. Это мнение осторожно высказывал, к примеру, известный писатель Дмитрий Быков. Возможно, в столицах что-то подобное и произойдет. А вот в провинции…

Койки – в запасе. Возьмем, к примеру, Ярославскую область. Еще когда эпидемия кипела в Китае и только-только начиналась в Европах, начальник облздрава Руслан Саидгареев громко отрапортовал, что количество аппаратов ИВЛ в регионе способно обеспечить всех, у кого течение коронавирусной инфекции приобретет форму тяжелой пневмонии. Тогда аппаратов было около 67-и. Сколько их обеспечивало работу реанимаций (и ни при каких обстоятельствах не могло быть перепрофилировано) начальник умолчал. Как не сказал и о том, что далеко не все эти аппараты были в исправном состоянии. В результате, когда для больных со специализацией по COVID-19 стали формировать специализированные отделения, аппараты ИВЛ стали свозить туда со всего региона. Лишая многие ЦРБ фактически единственного такого аппарата. Как на это должны были реагировать доктора тех самых ЦРБ? Тем более, что вскоре ковид-больные появились и там.

Затем центр все-таки выделил деньги – и аппаратов стало хватать. Теперь второй вопрос: если завтра эпидемия коронавируса закончится, а появится какая-нибудь новая зараза, которая бьет, допустим, по выделительной системе. Как тогда помогут аппараты ИВЛ, и где тогда наше здравоохранение возьмет аппараты гемодиализа – которые стоят «самую малость» подороже? А самое главное – аппарат ИВЛ никак не спасает от коронавируса. По словам специалистов из реанимационного отделения одной крупной больницы, у человека, который попал на ИВЛ с острым респираторным синдромом любого происхождения, шансов выжить – приблизительно половина. Ощущение этого бессилия стало самым главным эмоциональным компонентом работы медиков в период эпидемии. Зато у чиновников «все ровно»: аппараты закуплены, койки в запасе, все перепрофилировано.

К этому же добавлялось еще одно обстоятельство. Наука должна вдохновлять медиков – как приближение фронта мотивирует держаться выброшенный в тыл врага десант. А что фундаментальные исследования в России и можно ли рассчитывать на российскую науку? Конечно, в СМИ появляются сообщения, что, к примеру, в НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н. Гамалеи создана «векторная» вакцина, которую уже испытали на себе добровольцы – медики того самого центра. И у них якобы, уже образовались антитела. А дальше? Тишина – и сообщения о том, что такие вакцины испытывает почему-то Министерство обороны.

Точки разрыва

В своем стремлении экономить и оптимизировать, которое отнюдь не закончилось с началом эпидемии коронавируса, местная власть продолжила делить мир на «чистых» и «нечистых». Сначала повышенные выплаты всем медикам, которые работают с коронавирусными больными, недодали. Потом выяснили, разобрались с «размерами границ» - и тут же выяснился еще один предмет несправедливости. Тесты на COVID-19 делались в Ярославской области долго (поначалу их вовсе возили в новосибирский «Вектор») и получалось, что не так уж их и много: коронавирусных больных. При этом медикам, работавших с пациентами, пневмония которых прямо указывала на клиническую картину коронавируса, доплаты не полагались. То же касалось и бригад «скорой помощи», которые на каждом выезде рисковали контактом с коронавирусными больными при вызове на любой приступ панкреатита или, допустим, аппендицита.

Власть игнорировала почти две трети медиков, которые работали с COVID-больными, но обещанных доплат так и не получали. Доктора опять почувствовали себя обузой на шее государства, а не надеждой общества. Эти вопросы почти два месяца поднимала председатель профсоюза медицинских работников Ярославской области Любовь Транова, как и ее многочисленные коллеги из других регионов. Сегодня власть приняла решение расширить список медработников, которым положены доплаты – вплоть до лаборантов, не имеющих медицинского образования. Ложечки, что называется, нашлись, а вот осадочек – остался.

Остальные – в простой!

Но еще больше в регионе оказалось медиков, которые не только не получили в этой обстановке дополнительного дохода, а лишились и основного. Известно, что с началом эпидемии в регионе была приостановлена плановая медицинская помощь. Осталась только экстренная и неотложная. Медиков, не оказывающих экстренной и неотложной помощи, как говорят ярославские медики, руководство областного минздрава отправило в отпуск с сохранением 2/3 оклада. Фактически, это означало падение доходов в 5–6 раз, поскольку у медиков он складывается из многих стимулирующих факторов, в ряду которых оклад – не главный. 

В итоге – в регионе, где не было обвального увеличения количества заболевших, как, например, в Дагестане, власть была вынуждена мобилизовывать студентов ЯГМУ – в какой-то момент работать, судя по всему, стало некому. Это показало, что медицина, бывшая социальной гарантией и становящаяся услугой, просто не готова к любому форс-мажору. Прежде всего потому, что даже в такой ситуации власть продолжает относиться к медикам, как к менеджерам и продавцам. Но, как показывает весь мировой опыт, в медицинские учебные заведения поступают не за этим. Медицина, как призвание – это не присущий ни одному биологическому виду, кроме человека, инстинкт спасения окружающих, который реализуется через знания, умения и навыки. Заставлять медика зарабатывать на больных можно – но только до того момента, пока во весь рост не встал вопрос жизни и смерти. Коронавирус, кстати, еще не самое тяжелое испытание для нашей медицины. Будь эта болезнь настолько же опасна, как, например, Эбола, «оптимизированная» медицина могла бы рухнуть в первые две-три недели.

И тем не менее интересно, как полученный опыт скажется на мотивации завтрашних докторов и медсестер?