Диалог атеиста, иудея и мусульманина об отношении к окружающему миру и друг к другу. Участники:
- Иса Пластинин (далее - И.): бывший православный христианин РПЦ, бывший старовер, ныне мусульманин.
- Алексей Колегов (далее - А.): бывший православный христианин, ныне атеист.
- Леонид Зильберг (далее - Л.): иудей.
И: Я работал главным редактором газеты «Епархиальные ведомости», возглавлял издательский отдел и центр изучения новых религиозных движений. Там мы должны были изучать секты, экстремистские направления в исламе и так далее.
Л: Изучали?
И: Нет, это все было для видимости, на бумаге. Брали данные Миннаца - сколько в Коми иудеев, иеговистов… Потом все эти бумаги шли в камин. Но у нас церковь хоть и «равноудалена», но претендует на роль министерства по работе с верующими. Работал я там с 2010 по 2015 год.
А: Ну, а я бывший председатель, признанной ныне экстремистской организации «Рубеж Севера». Сейчас я атеист, пока не воинствующий, но если дальше все будет продолжаться в том же духе, то не знаю.
Л: А зарплату в епархии платили?
И: Платили все регулярно. Отдел издательский – он самый важный, по сути это отдел пропаганды.
Владыка Питирим - личность неординарная, шумная, постоянно влипающая в разные истории.
Л: Сам я с ним в жизни общался может минут 15 – в самолете летели, жили рядом. Но знаю заслуживающих доверия православных людей, которые говорят, что человек он хороший, добрый. Так это?
И: Это правда. И, видимо, задатки у человека были очень хорошие, но когда тебе непрерывно говорят, как ты велик…
Л: Стихи его…
И: У него иногда присутствует самокритика… Один раз он спросил меня как мне его стихи… Я сказал, что безобразно. Был я при нем таким Петронием при Нероне… Однажды ночью меня вызвали в Епархию. Спрашивает – почему плохо, объясни? А это была такая радостная ода про мальчика, который ему раньше прислуживал, а потом ушел в протестанты и утонул. Что-то детское совсем, как ребенок мучает кошку…
А: До тюрьмы я тоже много взаимодействовал с ним, считал себя даже его товарищем, боевым товарищем. Все что мы делали – я приходил к нему заранее, дня за 2-3 и просил благословить. Он благословлял. Но когда в тюрьму попал - все общественники нашего региона писали письма, приходили… Но ни одного письма, прошения от него или от епархии не было. Для меня это было удивительно. В тюрьме нам предложили создать хор и спеть что-то из сборника его стихов…
Л: Правильно я понимаю, что это было предложение от руководства?
А: Это шло от руководства ФСИНа и было по всем зонам, тюрьмам, женским, для малолеток. На слова Питирима придумать музыку или взять какую-то популярную и спеть все это. Это есть в записи, есть в архивах, наш хор взял 2-е или 3-е место. Хор этот я организовал. Кое-какие слова поменяли – ну невозможно.. Песня про поезд, как Питирим едет по тундре в Воркуту.
А: В тюрьме многие люди приходят к религии…
Л: А откуда тогда атеизм?
А: Да, я наоборот отошел от религии. Стал перечитывать книги, которые как-то не так легли в молодости. И я увидел, что попавшие на очень большие сроки, проще говоря, бандиты русские, банды ведь у нас чаще этнические – русские, таджикские, азербайджанские, вот они чаще уходят в ислам, видят в исламе спасение и защиту, которую не дает христианство. Для тюрьмы, для выживания он дает многое.
И: Согласен. Как бывшие военные говорят – под бомбами атеистов мало. Так и в тюрьме.
Да и поразмыслить есть время. Но в православии же как, я не смотрел на конкретных людей – поп, имам, раввин, люди могут быть разные, плохие, хорошие, но если вашей организацией руководит наследственно Г-одь, как считают православные, то почему он допускает такую кадровую политику? Но я русский человек, более того, русский националист, я ушел в старообрядчество.
Это долгая и страшная история. Двоеперстие, троеперстие, неужели Б-гу есть разница? Те, кому было что терять, стали креститься тремя перстами. Для остальных – костры, столбы ледяные из облитых на морозе людей, сожженные в скитах.
Предложили мне создавать общину в Сыктывкаре. Ты, говорят, религиозно подкован, давай.
Потом говорят – строй храм. Ну зачем храм, людей-то нет? Нет, говорят, строй. Подал я документы на регистрацию общины, но за несколько дней до регистрации сказал – нет, без меня, бюджеты свои без меня осваивайте.
А: Когда я стал атеистом, я пересмотрел всю ситуацию, отношение к народам разным. Чувствуешь к человеку другой национальности, даже другой расы больше симпатии, чем к соседу, однофамильцу даже. Ну они, кавказцы мои знакомые, они умеют дружить.
И: В исламе, что ни говори, есть политическая составляющая. Пророк возвысил все народы, но не смешал их в одну кучу. Есть чеченский народ, великий чеченский народ, вот что я скажу, есть другие народы. У меня болит душа за русский народ. Дети у нас многими поколениями растут в однополых семьях, то есть без мужчин. Для мужчин – водка, тюрьма, петля, но дети-то растут. Ислам дает ответ на все вопросы нашей жизни, все описано в суннах. Многие русские и коми перешли в ислам.
А: Я был вовлечен в войну с исламом некоторое время назад. В Сыктывкаре хотели построить мусульманскую мечеть. Я собирал подписи против этого, выводил людей на митинги. Но сейчас я бы не стал этого делать. Пусть мусульмане сами решают. Мусульмане тогда молчали. Сейчас я отношусь к этому нейтрально, как атеист.
И: Спасение русского народа я вижу в том пути, который прошел чеченский народ после навязанной им войны. Грозный был как Сталинград – развалины. Они отстроили страну. Я о Кадырове более чем высокого мнения. Конкретно мой русский народ этим путем может выйти из сегодняшнего положения. Рассвет нашего народа при православии был в эпоху Александра Третьего. У него был сын, которого взял эту страну и оказался настолько бездарен, что проиграл две войны и две революции, а РПЦ прославляет его, как страстотерпца. А в Чечне обратная ситуация – сын поднял знамя своего отца и спас страну. Он говорит, что задача в том, чтобы чеченцы не были проблемой для других народов. После 90-х годов…
Л: Сейчас, когда я иду мимо Стефановского собора, напротив него есть пара развалюх и один незастроенный пятачок. И я представлю, что мог бы быть такой треугольник: храм, мечеть и синагога и все вместе это называлось бы площадью Согласия. Что вы думаете?
И: Я согласен. И вот что я скажу: скоро у нас будет востребованы шариатские патрули. Пьяный дагестанец – это противоестественно, это не мусульманин, а мечеть и уважаемый имам станут инструментами контроля. Шариатский патруль, иудейский патруль, православный патруль.
Л: На фоне распада правовой системы в стране это работает, работает в тюрьме, работает на воле. Если нет никакого другого суда, то пойдешь в шариатский суд.
А: Я тоже думаю, что это будет. Мы тоже делали землячества, помогали людям, приехавшим из деревень, объясняли им, как жить в городе.