Мы все идем на компромиссы. Мы люди. Нам это свойственно. Мы идем на компромисс с обществом. С другим человеком. С самим собой. Своим сердцем. Своей памятью. Мы не хотим войны. И мы научились договариваться. Этим искусством мы овладели в совершенстве. 

Да, я знаю, что кому-то сейчас там плохо, но я промолчу. — Так я спасу многих. 

Да, сердце подсказывает: ты ошибаешься! Ты не должна молчать. Ты можешь помочь! Но привычка к компромиссам шепчет: не ввязывайся! Всего не исправишь… 

Память говорит: ты помнишь, ты сама это видела. Своими собственными глазами. Разве это — допустимо? Но мы посылаем память подальше. И забываем страшные картины. Нет. Не могу. Не сейчас. Не в этот раз. Не в этой ситуации. 

Мы учимся этому годами. Потому что мы хотим созидать. Мы хотим помогать. Мы хотим быть нужными. Это — так естественно! Это — так объяснимо! Это — так по-человечески. 

А потом вдруг мы узнаем страшную цену нашего компромисса. Тот самый случай, когда промолчали. Забыли. Не вступились. Не помогли. 

Потом в пустых квартирах находят мертвых маленьких истерзанных девочек. И мы плачем: как же так? Разве это может происходить с нами? Так близко? В одном городе. Доме. Подъезде. Разве это может быть правдой? И мы клеймим зло. Алкаем его наказания. Наказания по всей строгости закона. Требуем крови! 

Мы плачем. Мы выставляем траурные ленты на аватарках. Скорбим. Собираем средства на памятники. 

Потом мертвых детей находят в холодильниках. В кастрюлях за сараями. По частям — в сумках. Дети сгорают в детском лагере. Тонут в озере. Гибнут множеством других способов. Гибнут взрослые люди. Дочери убивают отцов. Людей пытают. Людей убивают соседи. Молотками. Гвоздодерами. Ножками от табуретки. Утюгами. Вилами. Топорами. Бутылками. Благородных людей садят по ложным обвинениям на долгие сроки. Где-то умирают касатки. Подыхают медведи. Щенки умирают в черных лужах крови. Догхантеры травят очередного домашнего любимца, и он на руках хозяев в агонии проводит последние минуты жизни. Мало ли ужасов происходит ежедневно вокруг? С нашего молчаливого согласия. При нашей потребности в компромиссах. Такой понятной. Такой человечной. Которая допускает, что рядом творятся самые бесчеловечные вещи.