Побывал на выставке Владимира Высоцкого «Коридоры. Семь миров Высоцкого». Ее устроил Еврейский музей. Сразу же смутила тенденциозность названия выставки, ее антисоветская направленность. Считается сегодня хорошим тоном — ругать СССР. Все там и тогда было плохо, начиная от Сталинских репрессий и кончая самой жизни, быта, всего-всего. Пристрастно выбраны семь миров. Так сказать, — знаковых? Коммуналка, окоп, подворотня, пивная, тюрьма, психбольница и мертвый дом… Автор идеи — Ян Визинберг. Кто он такой? Почему он вдруг делает эту выставку, неизвестный населению режиссер-постановщик. Его фильм 2000 года, первый — Yucky. Вам он о чем-нибудь говорит? Почему название фильма не по-русски? И как он смеет прикасаться к святой теме Великого поэта и артиста Владимира Семеновича Высоцкого? Он его знал? Нет. Жил в его эпоху? Нет. Молодой еще… По какому праву? И с мыслью, что эпоха Высоцкого — жуткая. Ибо коммуналки, подворотни, пивные, тюрьмы, какой-то мертвый дом. Образы? И такая либеральная мысль — внушить посетителю выставки, что Высоцкий был диссидентом. Доказательств нет. Но сегодня либералы хитрО так придумали — значит, он был тайным диссидентом. Так они сегодня говорят и пишут о гениальном русском, советском художнике Петрове-Водкине. Вчера по «Эху Москвы» час в передаче старались сделать из великого художника, который честно служил Советской власти, тайного диссидента. В одном журнале ерничают над картиной художника «Весной», которую он написал в 1935 году, при Сталинском режиме. Называя ее (а куда деться!) шедевром, все же умудряются  испоганить сюжет следующими пассажами — «монументальные Он и Она, пролетарские Адам и Ева, сидя на красивом холме над саратовскими просторами, в мире горнем, обретают советский рай на земле»...

На выставке представлены бутылки из под Жигулёвского пива. Вот если бы этот автор идеи был хотя бы образованным, жил в ту эпоху или был знаком с Владимиром Семёновичем, то хотя бы для демонстрации своей интеллектуальной состоятельности показал на выставке, не опуская, а возвышая Высоцкого, не бутылки из под Жигулёвского пива, а более аристократического Рижского, Московского. Или о коммуналках. Взял бы и опоэтизировал их. Что Высоцкий считал радостью? Общение с людьми. А коммуналки — своеобразный, но способ быть рядом друг с другом. Жаль, что у власти — либералы, с тоталитарным мышлением, не признающие чужого, другого мнения. Делай выставку я, обязательно удивил бы сегодняшних поклонников Высоцкого напоминанием, что учителем его по  бардовской песне был «Смершевец». Друг А. Чубайса, который поставил «СМЕРШ» в один ряд с Гестапо, прочтя эти строки, свалится со стула, небось. Но это, про учителя Высоцкого — медицинский факт.

Я имею в виду фронтовика Михаила Леонидовича Анчарова, основоположника бардовской песни, основоположника Советского домашнего ТВ-сериала. (Он создал впервые на Советском телевидении многосерийный телефильм « День за днем»), не оцененного по достоинству прозаика. (Почитайте его роман «Самшитовый лес») Сценариста фильма « Аппасионата», «Мой младший брат» — по Аксёновской повести-бума «Звездный билет». А в конце Великой Отечественной Анчаров служил в «СМЕРШе». Люди, имевшие художественное образование, этой организации были нужны. Я неплохо знал Михаила Леонидовича, познакомился, как журналист, и публиковал его в журнале «Студенческий меридиан», где работал в 70-е годы. Сидя у него дома как-то поздоровался с каким-то зашедшим к нему человеком. Я его не узнал. И только потом, между прочим, Анчаров мне сообщил: «Да заходил Володька Высоцкий, артист театра на Таганке...»

И уже после смерти Высоцкого, слушая запись его концерта по «Голосу Америки» многочасовую, вдруг с изумлением услышал, как Высоцкий с искренним подобострастием сообщает слушателям, что вот эта его песня с таким же длинным названием, как у его учителя и друга Михаила Анчарова…

Владимир Высоцкий не был и не мог быть диссидентом. И не мог покинуть страну. Он воспел ее в своих песнях. Такую, какую знал. Свою. Потому что страна была разной, в разные периоды эпохи. Как мать. Может быть и доброй, и нежной, и любящей. И ругающей тебя. Но разве можно ее не любить? Предавать ее? Менять на другую?