Первый дом по улице Мира был построен в 1960-е годы, ещё до моего рождения. В детстве я считал, что его жители - местные, бобинские, но они, конечно, были приезжими. Работали в училище, нынешнем аграрно-промышленном техникуме. Среди них Виктор Владимирович Каплан - невысокого роста, щуплый с виду, курчавый еврей, обладавший негромким бархатным голосом, речь которого отличалась чётким произношением каждого звука.
Я знал, что у него есть сын - врач-хирург, но никогда его не видел. Есть дочь, в моей памяти красивая девочка со жгучими глазами, стоящая рядом с моей старшей сестрой на чёрно-белой школьной фотографии. Супруга, что преподавала предмет "Сельхозмашины". Мы никогда с Капланом не разговаривали, я только здоровался с ним как коллегой отца (потом он перешёл работать в одно из учебных заведений Кирова).
Однажды в октябрьский день 1993 года я ехал в институт на учёбу. Накануне Ельцин отдал приказ расстрелять Верховный Совет, и битком набитый автобус гудел как улей, обсуждая это событие. Раздавались возгласы: "Правильно!", "Так и надо!", "Давить эту коммунистическую сволочь!". Мы с ребятами по обыкновению стояли на задней площадке, обсуждали свои молодёжные темы, над чем-то смеялись, но я не мог избавиться от ощущения тяжести, возникшей с дымом пушечных выстрелов, сдавившей всё внутри. И вдруг бархатный голос негромко, но очень ясно и отчётливо произнёс: "Да разве так можно - стрелять в людей? В мирное время? Из танков?". В переполненном автобусе внезапно установилась полная тишина. Все взгляды обратились в сторону невысокого курчавого мужчины, а он невозмутимо смотрел в окно. И я чувствовал, как отлегло от сердца, я снова хотел верить, что окружающий мир всё-таки не настолько жесток, каким казался за минуту до этого. С тех пор двадцать пять лет я нёс в душе глубокое уважение к этому человеку, Виктору Владимировичу Каплану, и буду нести его всегда, пока живу.
Позднее наши с ним пути пересеклись удивительным образом. Не любитель дальних путешествий, я обожаю бродить по родным краям. Как-то меня увлекла лыжня, убежавшая через речку Бугровицу в Стрелковский лес, летом практически непроходимый из-за буреломов и болот. Несколько часов, порою продираясь сквозь чащу, я шёл по ней, изумляясь настырности первопроходца. Добрался до Лыковых, где нынче упал-таки громадный сухой тополь, и от бывшей деревни не осталось никаких признаков. Через поле лыжня уходила дальше и дальше, и я прекратил попытки узнать, куда же она ведёт. Оказалось, Виктор Владимирович проложил её на десятки километров - в Юрьянский район. "Я очень люблю эти места", - признавался он, когда мы встречались в еловом бору или березняке. В укромном уголке он соорудил шалаш из тонкой сосны, сложил печку и не раз приглашал зайти, попить чаю, погреться. За жизнь он намотал здесь тысячи километров.
По-моему, он предпочитал одиночество. Находил отдохновение в неброской нашей природе. Рассказывал, что лишь раз напугался - встретил зимой двух волков. Обычно удирающие от человека хищники тогда остановились и долго смотрели ему вслед. Однако эта история ничуть не смутила его упорства в прогулках по самым глухим лесам. Он был немногословен. Однажды, когда я ещё не приобрёл толстокожесть и переживал по поводу вала разгромных, злобных комментариев к какой-то своей статье, Виктор Владимирович поприветствовал меня на лыжне и вдруг сказал, что читает мой блог: "Читаю и поддерживаю во всём". У меня словно выросли крылья - такой единомышленник!
...Сейчас лыжню замело, больше некому её тропить. Ещё одна грань малой родины ушла навсегда. Навещать Бобино удаётся нечасто, и всё же я когда-нибудь соберусь и пойду к твоему шалашу, уважаемый Виктор Владимирович.
28 Янв 2018, 21:46