Читая Бродского, понял, почему, на каком-то глубинном, спинномозговом уровне, испытываю отвращение к Соловецкому монастырю, как социально-историческому явлению. С начала XVI века он стал смертной тюрьмой, всегда до предела набитой заключёнными, вертухаями и палачами.
Отвратительнее всего, что палачи и вертухаи одновременно были стяжателями и выжигами, выжимающими прибыль из всего, что попадало в сферу влияния монастыря. Тюремно-барыжья традиция, плавно перетёкшая из монастырской охраны в лагерную, прожила до 1932 года, после чего и сдохла.
Мне, внуку воркутинских з/к, особенно неприятно видеть, как идеология соловецкой тюрьмы, страха и блата вновь распространилась по Соловкам: скажи сегодня что-нибудь поперёк «золотой шестёрке» во главе с архимандрит-директором - сразу почувствуешь всю прелесть современного батога соловецких традиций.