ПРИБЫТИЕ
Ехал некто на поезде
в добрый задумчивый город,
намечал: непременно
он по уши будет во зле...
Придушивший внезапно
рванул от волнения ворот.
Хорошо бы, подумал,
явиться, как Он, на осле.
Зачесались залысины –
рожки просились наружу,
копчик тоже родить
безобразный желал атавизм.
«Неужели, – одёрнул себя он, –
я, избранный, трушу?
Фас, три изма родные:
цинизм, атеизм, фатализм!»
И хотя на ломоть
на бесчувствиях этого сажи,
по-другому и видит,
и судит, что значит краса,
на окно, между тем,
набегали такие пейзажи,
что и кат обратил
на чужие красоты глаза.
О лесах размышлял:
это будет моя древесина;
о земле – что сера,
никудышная в общем она,
можно жить без неё –
невозможно прожить без бензина,
заграничные баксы
понятнее всё же пшена.
Боги, тут почитаемы,
ворога чуя, как тени,
вдоль состава летели,
в окошко глядели в упор,
из воды поднимались,
брались от зверей и растений,
вон, шептались, глядите:
убивец к нам едет и вор.
В человечьем обличьи
той страшной проказы и мути
не почуяли только
лет двести не знавшие смут,
миром честно тут жившие,
в чём-то наивные люди.
Но прибегнут к богам,
хоть не скоро угрозу поймут.
«На хлеба, на хлеба…» –
в такт колёсам пропел он и требник
на случайной странице
так, к фарту, раскрыл наугад
и прочёл, что отныне он
в сущности просто нахлебник.
Привыкая наглеть безответно,
о книге подумал: ну, гад!
...Затолкались вагоны,
но скоро затихли и встали.
Понесли чемодан, расступались...
А сам господин,
на глаза надвигая
суровые шторы из стали,
шёл платформой –
как шёл бы пустыней один.