Дочитал три фолианта "Воспоминания соловецких узников", переизданные Соловецким монастырём тиражом 2000 экземпляров. Каждый автор прошёл через кардинальную ломку своего жизненного уклада, и каждый по-своему решал, как ему выживать в сложившихся обстоятельствах, так называемом "новом мире" большевиков. Сам факт издания воспоминаний говорит, что их обладатели выжили, приспособились, кто как мог, а потом бежали. Из лагеря - как Зайцев, Солоневич, Мальсальгов или Грубе, из страны "за рубеж" после освобождения…
За каждым воспоминанием - не просто Лагерь. Это история Личности в Лагере. Это характер, социальная среда, размышления, привычки, придающие свой акцент каждому. Потому генерал Зайцев, непримиримый борец с большевизмом политизирует текст, а священник Алмазов бесхитростно описывает внутрилагерную конкуренцию церковных иерархов-заключённных. Спарринг-партнёр Поддубного, здоровяк и спортсмен Борис Солоневич (брат Ивана Солоневича), вырвавшись из Лагеря, пишет увлекательный роман с хэппи-эндом; а врач Андреевский бесстрастно фиксирует свою работу... Поразила история американского моряка латышского происхождения Грубе, соблазнённого большевистской рекламой, приехавшего жить в Россию, но увидевшего только Лагерь. Или история шамординских монахинь...
Но есть в сборнике нечто, объединяющее эти разные характеры, примиряющее и уравнивающее всех и вся. Это не лагерные ужасы, о которых все говорят одинаковыми словами, нет. Обычный быт - вот что примечательно. Все мемуаристы выжили. Приспособились счетоводами, врачами, спортсменами, библиотекарями... Так или иначе наладили свою жизнь в лагере, и, даже если бывали "на дне", то недолго - выныривали на поверхность, озирались и принимали тяжёлые решения... Никто не скрывал, что выжил благодаря умению "крутиться" и "блату". Неплохо, кстати, устраивались... Читаешь и диву даёшься - заключённые гуляют по вечерам, празднуют религиозные праздники, поят друг друга чаем с гренками, у большинства более-менее сносное жильё... А уж воспоминания Второвой-Яфы о неделе, проведённой в "Доме свидений" просто поражают.... меню, обеды, официантка, отдельный номер.... Или, например, "агатовые чётки с золотым крестом" матушки Вероники, которые она берёт с собой в карцер... Но они выжили, и рассказали, как погибали менее удачливые и менее покладистые.
Издание выглядит серьёзным научным трудом. В редколлегии иереи, кандидаты истории и ведущие специалисты Соловецкого музея.
Трёхтомник освещает период 1923-30 годов. Каждый том снабжён списком терминов, а каждое воспоминание предварено расширенной биографией автора. Это действительно самое полное издание воспоминаний о Соловках лагерного периода. Смущает одно обстоятельство: воспоминания не редактировались. И потому, когда у Яфы читаешь, что "из 126 тысяч заключённых за эпидемию вымерло 14 тысяч"... оторопь берёт. Непосвящённый обыватель так и будет потом считать, но ведь эта цифра является, простите, историческим подлогом... Хотя бы примечание сделали, что автор... завышает количество заключённых раз в 15-17... Подобные досадные мелочи, которые сегодня, зная историю Соловецкого лагеря, можно было бы объяснить или исправить, придают труду незавершённое состояние, не снижая, впрочем, его ценность.