Я крайне редко пишу в блог на 7х7, но намедни Леонид Зильберг посвятил мне целый пост, подняв важную проблему, и мне кажется, что заданные им вопросы заслуживают ответа; тем паче, что к Леониду я отношусь с уважением и хотел бы разъяснить позицию.

Леонид пишет: «Виктор Воробьёв гордо выставляет свой донос на Истиховскую». Справедливости ради отмечу, что «донос» я выставил у себя в твиттере, здесь его опубликовала уже редакция. Но не поймите меня превратно — я абсолютно в этом начинании редакцию поддерживаю.

Подавляющее большинство дискуссий — это в действительности спор о понятиях. Вот и здесь мне кажется, что мы с Леонидом просто по-разному понимаем слово «донос». Ведь каждый вкладывает в него свои смыслы. К примеру, для членов кооператива «Озеро» донос — это заявления Навального. Для начальника СИЗО — жалобы заключённых в прокуратуру или ОНК. Для гражданина Захова — заявление об оскорблении. Для моего соседа по дому — моё заявление в ГИБДД о том, что он припарковал машину на тротуаре прямо перед входом. Для Леонида Зильберга — моё письмо в прокуратуру с просьбой проверить причастность Истиховской к «ОПГ Гайзера».

Каждый ведь сам проводит грань между гражданственностью и доносительством. Как сообщают нам словари, в современном значении донос — это сообщение властям о чьих-то действиях, предосудительных с точки зрения властей, но не с точки зрения общества. Просто представление о социальной норме у каждого своё. 

Есть, например и такое:

Так что вопрос о том, что является доносом, а что нет — он, скажем так, эстетический.

Что касается Марины Истиховской, то мои претензии к ней вполне последовательны. Начиная с момента появления её в университете и избрания на ректорскую должность. Продолжая её диссертацией и декларациями доходов. И теперь возможной причастностью к «ОПГ Гайзера». Я, безусловно, хорошо понимаю, что вне зависимости от наличия в деятельности «ОПГ Гайзера» состава преступления, мотивы возбуждения дела предельно далеки от борьбы с коррупцией. Меня однако больше занимает верховенство права. 

Здесь нет никакой жажды 37-го года или персональной вендетты. Но человека, уже зарекомендовавшего себя определённым образом, вполне имеет смысл проверить на причастность к другим сомнительным историям. Если бы это произошло бы на пустом месте — другой разговор.

Что думает на этот счёт Следственный комитет мы, в любом случае, скоро узнаем.