Сначала они «забивают» информационное поле вокруг противника своими информационными вирусами, мемами и идеологемами, используя для этого всю мощь советской агитационной машины и огромные деньги; затем, более или менее легитимизировав нападение на противника в глазах окружающих, бросаются в атаку. Идея заключается в том, чтобы затащить противника в свое информационное и семантическое пространство, затопить его собственными смыслами под видом «объективной реальности» (для России это «Победа», «великие предки», «фашизм», «спасение Европы», «общая история», «справедливость», «душевность/духовность», «величайшая культура») — и потом предъявить ему обвинение в том, что он не соответствует этим смыслам, что он враг всего хорошего и общечеловеческого. Есть хорошая идеологема еще советских времен — «враг всех прогрессивных сил». Так называли очень многих лидеров, которые ломали планы СССР по «осовечиванию» своих стран. Пиночет, Стресснер, Сомоса, Бансер, Тэтчер — каждый из них был «врагом всего прогрессивного человечества», под которым, разумеется, понимались силы, лояльные Москве. На сегодняшний день ситуация не поменялась — только пропагандистские мемы изрядно протухли. Но, поскольку их подают под острым соусом истеричного патриотизма, запаха почти не ощущается.
Этот метод родом из конца XIX — середины XX века, и он был бы совершенно неэффективен в современном мире, где царит сетевое мышление, если бы не два весомых аргумента. Первый — это огромные средства, которые российские власти готовы вкладывать в бесперебойную работу этого механизма, зачастую насильственно удерживая население страны в искаженном законсервированном устаревшем информационном пространстве. Второй — это пресловутое «двойное дно», которое никак не дает конкурентам и оппонентам до конца «утопить» российско-советский агитпроп. Казалось бы, СССР был разрушен, ельцинская Россия отказалась от имперских амбиций, в России началась свобода слова — и вдруг через несколько лет у власти какие-то фашиствующие политики, в телевизоре набор совершенно одинаковых ведущих, повторяющих реваншистские мантры, а население требует присоединения земель и ликвидации соседей, посмевших не захотеть вернуться в Россию. Почему так получилось? Потому что российско-советская пропаганда построена сложнее, чем мы все привыкли. Ее задачей всегда было не только улучшить имидж страны в мире, но и удержать в лояльном состоянии собственное население, сохраняя при этом репрессивное самовоспроизводящееся государственное устройство.
То, что мы все видим на поверхности — лишь первое, очевидное «дно». Здесь действия российской власти мало чем отличаются от действий стандартного авторитарного или тоталитарного государства европейского, азиатского или латиноамериканского образца. Начинается все с ликвидации «альтернативных» информационных структур, как поступили с группой Медиа-МОСТ. Затем следует изгнание или посадка наименее лояльной части оппозиции и зачистка семантического поля — кропотливая работа по вычищению и выскабливанию протестного дискурса через систему образования, навязывание строго национальной культуры (в рамках которой государство всегда окажется право), регулирование общественного мнения и поток поступающей в страну литературы. В результате происходит сведение «оппозиционной деятельности» к бессодержательной критике в духе «Путин плохой» и маргинализация крайних флангов оппозиции через навязывание дихотомии «коммунизм-нацизм». Затем происходит формирование государственного информационного поля, обладающего монополией на истину. «Американская пропаганда врет», «в Европе одни геи», «украинцы — предатели и фашисты», «прибалты все нацисты», «русские новости самые честные, потому что мы не боимся выйти на Красную площадь и крикнуть Рейган — дурак«.
Эффект «второго дна» достигается за счет того, что вокруг стены стандартного информационного пространства, призванной «защищать» граждан от «ненужной» и «враждебной» информации, выстраивается еще одна информационная структура из смыслов и идеологем, которые на первый взгляд противоположны «стандартной государственной пропаганде», но которые, тем не менее, дискурсивно совпадают с основным посылом традиционной российской политики и пропаганды.
Здесь я хочу использовать образ «стены» и «рва», окружающих замок. «Ров» в некотором смысле «противоположен» «Стене», он представляет собой «провал», тогда как стена это «возвышение». В пространственно-геометрическом смысле они противоречат друг другу. Однако и Ров, и Стена служат одной цели — защите Замка. Если «Стена» по какой-то причине рушится — сбежавшие попадают в «Ров», который по-прежнему удерживает их в общем «пространстве Замка». Например, советская пропаганда в качестве своей противоположности, своего врага указывала на национал-социализм и «красный антисоветизм», под которым в дальнейшем стали понимать разного левачество, от троцкизма до маоизма. Разумеется, советские пиарщики утверждали, что основной враг СССР — «капитализм», «волюнтаризм», «ревизионизм» и прочее, но эти философские категории невозможно было ощутить или предметно рассмотреть. Под «капитализмом» или «ревизионизмом» могло пониматься вообще что угодно. Советский человек был полностью изолирован от любой информации, касающейся капитализма. Оппозиционер не могпомыслить капитализм, поскольку он не знал о нем вообще ничего. Он знал Троцкого, Мао, европейских леваков, Гитлера и Муссолини. Фашизм и левачество имели совершенно четкую форму, они были предметны, их можно было ощутить, потрогать, они были связаны с конкретными историческими образами. Советский оппозционер, не согласный с «линией партии», должен был оттолкнуться от какой-то противоположности СССР, чтобы создать и оформить собственное мировоззрение и преодолеть Стену — и здесь его ждала ловушка.
Каждого преодолевшего «Стену» человека, который осознал неправильность системы, советская пропагандистская машина сталкивала в «Ров». Когда СССР рухнул, а с ним исчезла и «Стена», вся антисоветская оппозиция дружно провалилась в «Ров». Основной «народной» программой стал красно-коричневый синтез и «третий путь», т.е. имперская «великодержавная» псевдо-антисоветчина, которую в СССР демонстративно отвергали, создавая из нее семантическую ловушку, в которую должны были попасться разбежавшиеся граждане.. Россия не пришла к капитализму и антиимпериализму, потому что она не смогла преодолеть «Ров». Внешне он выглядел антисоветски — фашизм, национализм, великодержавничество — но дискурсивно он почти полностью совпадал с советской идеологией. Это и есть «двойное дно» — разделение собственной идеологии на «добро» и «зло», с сохранением полного контроля над «злом» и осознанием того, что оно ничем не отличается от «добра».
В случае с Украиной роль «первого дна» играла идеологема «братский народ», а когда «братья» четко дважды ответили в духе «не брат ты мне», ликвидировав «семантическую» Стену, пробив «первое дно» — к накручиванию россиян и лояльных России украинцев подключился «Ров»: «Они все бандеровцы, их страны не существует, крымнаш, их надо убивать, они наших дедов и «беркутят» живьем жгли». Дело в том, что и «братский народ», и «вас не существует» является одним и тем же в шизофренической имперской парадигме. «Братом» империи можно стать, только лишившись субъектности, став ее неодушевленной частью. Империя мыслит себя как единый живой организм, и Украина в этом смысле для нее что-то вроде руки, почки или шеи. Разумеется, империя сокрушается, когда теряет Украину. Но в основе этого «имперского сожаления» лежит не «братское чувство и желание помочь», а злость и досада человека, потерявшего руку, почку, сломавшего шею. Империя органически не способна воспринимать Другого, если только он не навяжет ей себя силой. В этом случае она назовет его «врагом всего прогрессивного» и попробует уничтожить. Если уничтожить не получится — она признает его субъектность, но все равно будет плохо к нему относиться. Такова логика империи — вы либо ее часть, либо ее потенциальная часть, либо ее враг. Украина еще не получила статус «врага», наиболее оптимальный для ее национального развития, хотя и приблизилась к этому моменту. Российская власть пока воспринимает ее как свою «взбунтовавшуюся часть», несуществующий в самостоятельном смысле объект, нечто неодушевленное, но почему-то доставляющее неудобства. «Братство» и «Вас не существует» — это одно и то же в российской политической парадигме. Так работает принцип разделенной пропаганды. Внешне совершенно разные стратегии на самом деле призваны попросту замаскировать реальные цели и действия российской власти. Благодаря использованию принципа «Стены и Рва» российская пропаганда за пару месяцев незаметно преобразовала «Стену» — братство и «желание помочь» в крайне агрессивный воинственный «Ров» — «вас нет, мы вас всех поубиваем». При этом мало кто из россиян задался вопросом, как это случилось и почему все так легко восприняли такой переход.
Обратный процесс произошел в отношениях Москвы и Ичкерии-Чеченской Республики. От «проклятые нелюди, убийцы, палачи, воспитанники НАТО, дружки УНСО, прибалтийских «белых колготок», саудовских шейхов» (истерическое смешивание всех мифологических «врагов России» в кучу — очень важно, оно показывает реальный уровень паранойи) — до «наши братья, друзья, опора и надежда Российского государства, мы вместе Рейхстаг брали». Это тоже произошло незаметно. Вчерашние «враги государства №1″ стали опорой режима — и вот уже Кадыров угрожает Украине своими тонтон-макутами, а российские патриоты требуют ввести чеченский спецназ в Украину, чтобы он покарал врагов. Шизофрения? Несомненно. Но — шизофрения полностью подконтрольная, любовно выращенная и заботливо помещенная в каждую голову. Разумеется, история знает случаи, когда государства или этносы сначала ссорились, а потом мирились. Но мне еще не попадался случай, чтобы одно государство настолько часто применяло противоположные на вид подходы и эпитеты к соперникам и союзникам с какой-то оруэлловской легкостью: «Евразия всегда воевала с Остазией». Советско-российская власть достигла столь впечатляющего результата благодаря многолетнему оттачиванию института пропаганды и шизофренизации населения.
Аналогичным образом было деконструировано и пересобрано отношение к Китаю. Произошел переход от неприязни, которую он вызывал у россиян, а особенно — у русских патриотов и антисоветчиков в 90-е, к симпатии и искренним душевным излияниям, как только эта страна сделала вид, что готова поддерживать Россию. Еще недавно россияне говорили об угрозе со стороны Китая, о его геополитических интересах и о военных провокациях, которые Китай постоянно устраивал на границах СССР. В этих разговорах было зерно истины — экономическая зависимость от Китая в сочетании с военно-промышленной мощью последнего гораздо опаснее для России, чем зависимость от ЕС и США. У Китая есть свои интересы в таком заискивающем отношении со стороны РФ — например, последние несколько лет он старается взять под контроль традиционные советские дипломатические и логистические структуры в Латинской Америке и усилить с помощью «братской России» свое влияние в регионе. Доверие со стороны Москвы и восторженное отношение россиян, которым сообщили, что Евразия не воюет с Остазией — это то, что нужно Пекину для усиления своих позиций в мире.
Я написала эту длинную статью с единственной целью — показать людям, которые подвергаются пропагандистской бомбардировке со стороны российского государства, что им противостоит не тупой и дешевый агитпроп, а довольно эффективный механизм. Ему выгодно, чтобы его считали тупым, примитивным и дешевым. Чем больше граждане будут думать, что он действует «только на быдло», тем сильнее он будет воздействовать на них, постоянно подменяя одну витрину другой, вытаскивая дно, на котором они стоят и заставляя их проваливаться все глубже. Этот механизм опирается не столько на традиционную и понятную европейцам и постсоветским прогрессистам национальную основу, сколько на имперскую шизофреническую парадигму, претендующую на тотальность и желающую переварить любого, кто ей сопротивляется. Национальную информационную систему защиты следует строить с учетом этой особенности противника.
Kitty Sanders, 2014