часть первая

Уважаемый читатель, если ты всем в жизни доволен, если ты до сих пор думаешь, что мир вокруг тебя может измениться без твоего личного участия, то ты безнадежен. Ты никогда не читал Джонатана Свифта, не прочтешь Салтыкова-Щедрина и не поймешь Евгения Шварца, не поможет тебе и мой скромный труд. Ты не поверишь моим словам, не поверишь в мою искренность, в огромное желание тебе помочь. Ты во всем видишь корысть. Не трать напрасно время на чтение, займись домашними заботами, живи и умри в радости ощущения сытости и благополучия, семейной идиллии воспитания, нужных обществу, рабов и надсмотрщиков, мотивируя свои поступки единством народной цели. Радуйся единству народа и власти, негодуй и презирай людей недовольных, всегда пытайся угодить начальству и показывай, лютую, ненависть к врагам народа, которые еще вчера были твоими друзьями и достойными гражданами. За много лет мир не изменился. Мы не учимся на своих ошибках, не учимся и на чужих.
У народа есть одно уникальное выражение - Кто я такой?! Чувство превосходства, гордости, национализм, осознание себя как неординарной личности и в тоже время признание неполноценности, несостоятельности. Каждая нация и весь наш народ должен давно уже задать себе этот вопрос – утверждение. Кто, в самом деле, мы такие? Кто мы, великие воины и труженики позволяющие помыкать собой из века в век, врущие себе и друг другу, раздавшие Родину ворью и теперь от него же и терпящие. Сколько еще поколений рабов должно умереть, пока в каждом не останется раба внутри. Тогда и только тогда мы победим Дракона в себе. Ведь Дракон – это тоже мы жадные, корыстные, уничтожающие друг друга, пытающиеся любыми путями добиться денег и власти.
Страсть к наживе и власти любым путем, шагает через совесть, честь, веру и справедливость. Все действия в жизни подчиняются этому. Женятся, рожают детей, разводятся, роднятся, дружат, работают, ненавидят, мстят - все подчинено не чувствам и разуму, а желанию власти и денег. Главное, это нежелание сознаться даже себе в этих пороках. Всегда находится оправдание своим действиям. А ты, читатель готов сам признаться, в, чем- либо постыдном и изменится. Представляешь, страна потеряла в репрессиях тридцатых – пятидесятых годов около десяти миллионов граждан, а виноват один Сталин, к тому времени умерший. А куда делись люди из расстрельных команд? А люди из троек? Где чекисты, которые мучили диссидентов в шестидесятых по психушкам, а ненависть к богатым и отвращение к бедным на твой взгляд являются самыми яркими и необходимыми чувствами в зависимости от твоей финансовой ситуации?
Никто не хочет верить в искренность и неподкупность. Даже сейчас читатель я ловлю тебя на мысли о том, сколько же я получу за эту книгу ведь верно? Ты не готов, верить себе в какой - то момент, а уж мне и подавно. В который раз, прочитывая произведения ранее представленных тебе писателей, живших с разницей в сотню лет, имен которых ты не слышал, как не читал и их произведений, я по прежнему убеждаюсь в неизменности пороков и человеческой глупости. Ты не изменился с той поры и поныне. Тебя не меняет ни строй, ни время, ни прогресс. Ты неизменен и постоянен в своих помыслах и желаниях. Причем ни наличие власти и денег, ни их полное отсутствие тебя лучше не делает.
Ты не хочешь разбираться кто ты такой? Вопрос повисает в воздухе уже не одну сотню лет


Глава 1

исторические хроники

Очень давно, я хотел рассказать вам эту историю, по моему мнению, очень занимательную. Она произошла со мной в годы моей далекой молодости, когда я путешествовал по земле, ища мест удивительных, ведомый страстью к познанию и приключениям. Став старше и мудрее, прочитав и написав много, эта история трансформировалась в моем сознании в стройный образ, что и толкает меня к повествованию.
Упоминания об этих землях и населяющих их народах в исторических хрониках до определенного времени слабы и разрознены. Дикие непроходимые болота и леса, полу кочевые племена, постоянно воюющие и истребляющие друг друга. В период создания первых княжеств, войн, как между собой, так и с внешним врагом аборигенами использовались любые методы борьбы за жизнь. Однако жадность и злоба всегда были плохими советчиками жителям этих мест.
В период переселения на юго-восток племен варягов к тому времени более организованных как в культурном, так и военном плане мелкие местные вожди просили военной помощи в борьбе против соседей. Варягам достаточно просто было объединить мелкие и слабые княжества, встав во главе, и договорившись, не воевать между собой. Одним из варягов, пришедших в этот болотный и лесной край, был и мой предок. Сложно складывалась его жизнь. Состояла она из каждодневного тяжелого труда на земле, битв походов, предательств. Умер он, в бою защищая с горсткой бойцов эту землю брошенный в болотах отошедшими войсками, состоящими из местного народа. Потомки его еще долго жили на земле и слава о подвигах этого рода до сих пор жива в народах населяющих эти места. Но история неумолима. Остановить ее нельзя и ветры истории унесли моих предков в разные стороны и страны. Осталась память, только память.
История объединения и развития этого государства изобилует людьми, подвигами и поступками достойными памяти поколений, но глядя сквозь призму времени, я до сих пор вижу разницу в поступках и действиях потомков витязей - варягов и никчемной, злобной жизни покорившихся племен во всей истории этого государства. Менялись общественные строи, правители, проходили жестокие войны, развивались и умирали государства, но менталитет жителей этих краев оказался стоек к изменениям и поворотам истории, оказался сильнее любой социальной реформации, устойчивее климата на планете.
Эта книга о людях, их менталитете и обо всем, что формирует их такое непростое отношение к жизни.

Глава 2

Знакомство

Граница – крикнули в салон нашего остановившегося автомобиля, необычайно громко захлопнув дверь. Все в салоне стали тихонько шевелиться, разминая отекшие конечности, но вскоре леность и сон снова воцарились среди пассажиров нашего авто. Стоять будем не меньше суток - громко сказала хриплым голосом толстая веселая женщина, пахшая на весь салон «шанелью» и луком - Курить надо идти. Громко отхлебнув из початой бутылки и смахнув крошки хлеба и сала мне на брюки, она завертела арбузным задом, выталкивая меня к выходу. Извините - выпалил я, сейчас дверь открою. Да куда ты нахер денешься, прошипела она, и мы, выпав из микроавтобуса, оказались на улице.
Границей оказалось странное сооружение из белого кирпича, по обе стороны, насколько хватало глаз зашитое колючей проволокой. На стене рядом с нарисованным на красной ткани лозунгом, громко до хрипоты орал динамик. Сколько я ни старался, но понять даже стиль данного музыкального произведения не смог. Деревянные, покосившиеся и выцветшие от непогоды серые вышки как верстовые столбы отмеряли каждые сто метров. В центре сооружения огромные ворота из той – же колючей проволоки. Дорога представлявшая до того прекрасный асфальт на четыре полосы движения заканчивалась, и начиналась гравийная неширокая полоса, с ямами, заполненными грязной, вонючей жижей с перламутровыми разводами масла. Эта полоса петляла по рыжему высохшему полю, поросшему бурьяном, и уходила за горизонт с серыми низкими облаками. Сильный пронзительный ветер клонил всю растительность по обе стороны дороги начинавшейся за воротами. Моросил дождь.
Стройся – вдруг раздалось из неожиданно смолкшего динамика. Резкая команда, издавшаяся из недр странного сооружения, повергла людей стоявших и сидевших, и видимо не раз пересекавших этот кордон к действиям, меня человека здесь нового, поразившим до глубины души.
Все стали разбираться в колонну по двое, держа вещи и чемоданы в руках. Колонна к воротам быстро увеличивалась, и я поспешил присоединиться к ней. После четырех часового стояния в очереди, на подходе к воротам с колючей проволокой я стал наблюдать поразившую меня, интересную картину. Офицер в странной, мешковатой и мятой форме подходил к каждому пятому из очереди, что-то говорил, и люди радостно собрав чемоданы, выскакивали из очереди, толкаясь и матерясь с окружающими, торопились к служебному входу в здание. Но этих, тоже было не мало, и они создавали свою колонну, постоянно поругиваясь и толкаясь. Дошло дело и до меня. Офицер, приблизившись, не мигая, смотря на мою дорогую кожаную куртку и обдав меня запахом запоя прохрипел «Пятьдесят баксов», показав немытым пальцем на толкавшихся в отдельной очереди людей.
Я понял! Я один из тех избранных счастливцев кто за деньги войдет в здание раньше остальных. С этой стороны границы, как ни странно было тепло, светило солнце и я ни сколько не торопился попасть в столь неприветливое здание, хотя эта нелепая очередь мне порядком надоела. Офицер был чрезвычайно удивлен моим отказом, проверил мои документы и что-то записав, отошел. Мое место в той очереди заняла случайная знакомая, ехавшая со мной одним транспортом. Да, да та самая толстая веселая тетка с сумками величиной со старинный буфет. Она тут же в новой очереди со всеми переругалась и вдруг оказалась у самой двери служебного входа. Минут через тридцать растолкав оставшихся, она была поглощена дверью, оббитой серой жестью с маленьким грязным окошечком. Мне же оставалось стоять еще около трех часов. Монотонное хрипение динамика продолжалось до тех пор, пока я не очутился внутри этого странного здания. Дверь захлопывалась за каждым десятком людей, чтобы открыться вновь, минут через сорок. Наш десяток оказался внутри, когда уже стемнело и вечерняя прохлада стылой саблей, холодила спину, а потому я был рад встрече с искусственным освещением и душноватым теплом, в надежде присесть и отдохнуть после столь утомительного дня.
Помещение внутри было ярко освещено и разделено на две половины. Ни скамеек, ни кресел не было. Одна половина являла собой накопитель другая в свою очередь распределитель соответственно. Судя по запаху, стены помещения были окрашены темно-зеленой масляной краской не далее как сегодня утром. По накопителю, пересекая людскую толпу в Броуновском направлении, двигались пограничники в паре овчарками, постоянно прислушиваясь и принюхиваясь к толпе. Резкие крики людей в погонах раздавались на фоне приглушенного шума и кашля. Дела внутри помещения в виду нескольких стоек шли быстрее, а потому не далее, как через четверть часа, я оказался в зоне личного досмотра. Личный досмотр представлял зрелище до сегодняшнего дня мной не виданное и дикое. Очередь делилась на мужскую и женскую. После чего предлагалось раздеться полностью, с той разницей, что осмотр производили сотрудники одного с тобой пола. Помещение осмотра было общим. Понравившиеся экземпляры пограничники и работники таможни с удовольствием фотографировали. Досмотр вещей был необычайно прост и лаконичен – забиралось все понравившееся. Но не всех постигала эта незавидная участь, стоило помахать над головой купюрой, как тебя отводили в сторону, забирали деньги и отводили в другую часть зала без всяких нравственных мучений. В числе таковых я естественно увидел свою знакомую, с необычайно живым интересом разглядывающую мужскую часть личного досмотра. Комментарии делались вслух профессионально с полным знанием предмета. Действие закончилось далеко за полночь, потому ночевать всем пришлось на заплеванном полу, превозмогая головную боль. Транспорт от границы начинает ходить только утром в сопровождении военного конвоя дабы исключить нападения бандитов и местных жителей - вот и все, что смог мне объяснить по поводу дальнейшего моего передвижения, официальный представитель таможни.


Глава 3

Дорога к столице

Хмурое утро медленно заползало в единственное зарешеченное окно, расположенное под потолком.
Оголтелая стая мокрых ворон шарахалась по небу, как бы создавая ветер. Мелкий моросящий дождь, постоянно изменяя направление, полосовал со всех сторон. Светало.
Выйдя в двери и подняв воротник, я столкнулся с человеком, справляющим нужду прямо на фундамент здания возле двери. Извините - попытался исправить ситуацию я. Пошел ты - парировал он и демонстративно отвернулся не прекращая. По полю Ветер носил обрывки туалетной бумаги от куста к кусту, создавая полную иллюзию хлопкового поля. Из соседних кустов кучкой шли курящие женщины. На тропинке было наблевано.
Через час будет автобус – послышалось слева утвердительным голосом. Надо места забить! Что забить – попытался переспросить я, но осекся, встретившись с взглядом говорящего.
Подошедший автобус полностью подтвердил мои опасения и исключил желание на нем куда- либо передвигаться. Колонна транспорта состояла из трех разбитых перекрашенных автобусов непонятной марки и крытого грязным выцветшим брезентом грузовика. Техника издавала такой страшный рокот, что попытка поговорить с водителем была мной отвергнута сразу, к тому же, из-за дыма выхлопных труб находиться возле них, было просто опасно. Пользуясь тем, что я оказался ближе всех к вожделенному транспорту и отсутствием чемоданов, я юркнул в дверь первого автобуса и устроился на третьем ряду грязных замасленных сидений. Деньги за проезд собирала загородившая всем своим туловищем вход в автобус толстая обрюзгшая тетка с красным лицом и грязными руками она была одета в серую фуфайку и красную грязную юбку, на ногах были валенки с калошами. Дыша на меня куревом и семечками, она выдала мне билет, сунув в руку горсть медяков. После часа криков, ругани и скандала, мои попутчики, наконец, расселись по местам и автобусы, взревев и выстроившись в колонну, двинулись к столице.
Впереди колонны двигался грузовик, разбрасывая во все стороны комья грязи. В кузове сидело с десяток худых, судя по лицам изможденных солдат. Они мотались из стороны в сторону, смешно подпрыгивая на каждой кочке. Автобусы казалось, плыли за ним по липкой, похожей на мыло, грязи постоянно завывая и рыча. Запахло водкой и луком.
В грязном окне с выведенным пальцем по стеклу матерным словом проплывал пейзаж. Описание его представляется мне утомительным и неинтересным в виду однообразия и блеклости. Но вот в постоянно приближающемся далеке, появились серые строения крытые грязным от угольной пыли и сажи шифером. Дорога из грунтовой, постепенно превратилась в щебеночную. Перед самым поселком появились даже островки битого асфальта с огромными корявыми ямами. Наш караван снизил и без того маленькую скорость постоянно объезжая препятствия. Это был поселок, названия которого я теперь не вспомню, но то, что я увидел, въехав на улицу имени неизвестного мне «Менделя» врезалось в мою память на всю жизнь.
Обочины дороги по всему поселку были необычайно загажены. Кажется, весь мусор жители годами выносили и складировали по краям дороги. Ветер, дождь и снег, конечно, пытались, что-то предпринять но упорные граждане поселка не оставили им ни каких шансов. Серые здания с поблекшей от старости окраской и осыпавшейся местами штукатуркой органично дополняли и без того скудный на краски пейзаж. Деревьев в поселке не было. За домами во дворах стояли покосившиеся с грязными разводами беленые туалеты, у многих не было дверей, на веревках, как паруса на ветру, развевалось белье. За автобусами с лаем неслась стая собак разных мастей и цветов.
На главной улице поселка среди клумбы с завядшими, рыжими цветами на постаменте стоял монумент. Когда и кому он был поставлен теперь уже никто и не помнил. Но на каждый праздник включая пасху и новый год памятник красили, и от того видимо, лицо монумента потеряло всякие человеческие черты, буковки на постаменте поистерлись, а были они гораздо меньшего размера, чем те, неприличного содержания, надписи с неизменным постоянством появляющиеся на том месте, где когда-то красовалась увековеченная фамилия.
Мэрия представляла собой двухэтажное серое грязное здание с отбитым до кирпича цоколем и белой мраморной колоннадой впереди. Над колоннадой возвышались мраморные фигуры рабочего и колхозницы с отбитыми, меткими мальчишками, руками. По площади сновали везде срущие голуби.
Пьяный сосед, родившийся в этих местах икая и матерясь, немного рассказал о жизни в этом поселке.
Жители этого поселения нигде и никогда не работали. Причины было две. В этом городке давно уже не было работы, но по воспоминаниям стариков даже когда- то давно она и была, все равно считалось зазорным, где- либо работать. Единственное предприятие, производившее презервативы восемьсот тысяч штук в час обанкротилось, и директора давно разыскивают по всей стране. Разрушенными стенами этого завода до сих пор пугают маленьких детей на закате. Местом вожделения и золотой мечтой каждого жителя была мэрия. Каждый мечтал попасть в этот кладезь богатства и распределения.
Тот, кто попадал в число избранных, имел такие привилегии, которые не снились даже сбежавшему директору презервативной фабрики. В старом здании продовольственного магазина, переименованном теперь в «супермаркет», в центре поселка, с разрушенным бетонным крыльцом и разбитой витриной, они могли отовариваться продуктами в ярких пластиковых упаковках, их дети ели втихаря шоколадки, со странным для всех названием «сникерс» и по праздникам у них на столах стояла иностранная водка из магазина. Все это позволяла хорошая зарплата, которая делилась между работниками Мэрии сообразно должности и степени родства. И хоть весь бюджет поселка был на много лет израсходован на погашение кредита, взятого на пристройку к Мэрии мраморной колоннады из Родосского мрамора, это ни как не влияло на зарплаты доблестных работников. Попасть на работу в Мэрию было невозможно потому, что там работала вся семья Мэра все его родственники, приехавшие за ним и родственники его родственников.
Даже дворником там работал внучатый кум двоюродной сестры Мэра.
А жители городка, промышляли тем, что нападали на отставших проезжающих и туристов, отбирая все, чем можно поживиться. Они провожали нашу колонну тоскливыми взглядами, стоя по обочинам оборванные грязные держа за руки детей и завывая от голода и безысходности. Допив бутылку из горлышка, сосед уснул.
Выехав из поселка, мы опять попали на участок полевой «щебенки» переходящий в сизую от масла проезжающих машин, грунтовую грязь. На душе тревожная тоска. Засыпаю под мерное гудение двигателя и настойчивый храп пьяного соседа. Через несколько часов Столица.
Вскоре я проснулся от горького и кислого запаха желудочного сока перемешанного с алкоголем. Сосед, икая, блювал в проход между рядами кресел по которому, чокаясь друг с другом, катались пустые бутылки. Сон был испорчен. В окнах показался город. Военный конвой, развернувшись, отправился назад. Мы выехали на асфальт и мерно рыча, зашелестели по улицам.
Столица была красива и современна, еще не достаточно ухожена, но уже с претензией на исключительность. Покинув на вокзале дурно пахнущий автобус и дойдя до метро, я погрузился в жизнь столицы огромного государства с желанием поскорее почувствовать ее оттенки.


Глава 4

Город


Вечерний город мерно шелестел листвой сквозь приоткрытое окно моей комнаты. Я отдыхал на кровати, в своем номере переводя усталый взгляд с картины, обсиженной мухами на немытые плафоны люстры. Меня все устраивало. И цена и тишина. Душевное спокойствие и размеренность бытия наполняли меня. Глаза закрывались сами собой.
Дребезжащий звук телефона испортил картину вечера, заставив меня вздрогнуть. Девочек не желаете - томно спросила трубка телефона женским голосом. Я не желал. Я желал тихого отдыха, горячей ванны, пятидесяти граммов хорошего коньяку и сон. Но «сбыча мечт» в этот вечер как-то не удавалась. Цивилизация в виде телефона делала свое черное дело. Девочек в этот вечер я не желал четыре раза. Два раза я не желал мальчиков. От иных удовольствий я категорически отказался три раза. Баня как время провождение мне была предложена трижды. Сон как рукой сняло, я был занят телефоном. Через четверть часа, видно обидевшись на мои отказы телефон, надув губы замолчал, а я, погрузившись в горячую пенную ванну, продолжал неспешный поток мысли. Баня? Любовь человека к бане вросла корнями в историю. В истории многих государств баня была и есть атрибут любого хозяина собственного дома, залог здорового образа жизни, символ чистоты и продолжительности жизни. Бани строили всегда и везде. Видимо поэтому, начиная с девяностых годов прошлого столетия, баня в данной стране стала любимым детищем нуворишей и «братков», местом их время провождения и встреч. Ни один уважающий себя «новый хозяин жизни» не строил себе офиса без бани, это считалось плохим тоном и говорило о статусе владельца. Правда, бани использовались теперь не для мытья и поднятия духа, а совсем по другому назначению. Пьянство и оргии стали основным занятием в данных заведениях. Проститутки нескончаемыми караванами шли на красный огонек бань и саун. Но шло время хозяева полков и бассейнов стали уважаемыми людьми в созданном по их образу и подобию обществе, потеряв по дороге друзей, проституток и семьи. Остались только воспоминания и …. Бани. Остались как воспоминания, о лихой молодости. Зачастую их не используют ни как, они пылятся как живой укор хозяину, как память о пропитой и прогулянной совести. Нынешние хозяева жизни пытаются всячески забыть о них, но Бани как портрет Дориана Грея настигают своих хозяев.
Приняв ванну и выпив желаемые пятьдесят граммов коньяку, я уснул праведным сном, так и не приняв ни одно предложение сердобольного телефона с женским голосом.
Утро каплями дождя стучалось в мое окно. Ветер сыпал капли пригоршнями на стекло то, уставая, то принимаясь вновь. Приняв душ и выпив чашку кофе, а так же одевшись сообразно погоде, я вышел на встречу, с большим городом. Шагая по улицам незнакомого города, был удивлен безвкусию в одежде и отсутствию улыбок на лицах. Спешащие во все стороны граждане, не поднимая голов, прятались за разноцветными зонтами, пытаясь не выпадать из общего потока. Машины проносились по дороге, не уступая друг другу и сигналя на разные голоса. Город суетясь, был занят собой. У переходов и входа в метро сновали нищие и небольшие группы молодых людей восточной внешности. На лицах безразличие и готовность. Ничего хорошего это не предвещает. Обогнув их по сложной траектории, я спустился в метро. Спустившись по эскалатору, стены которого были увешаны рекламой всего на свете, я увидел, как три сотрудника полиции избивают гражданина на платформе. Не знаю, чем он провинился, но профессиональная жестокость удивила меня. Они били его, методично получая при этом удовольствие. Пассажиры входили и выходили из вагонов, не обращая внимания на происходящее. Мои слова – Что Вы делаете господа? - Произвели на нападавших впечатление. После этого я получил удар дубинкой по плечу и был задержан. Мои документы иностранного гражданина, правда, быстро остудили пыл сотрудников полиции, меня тут же отпустили, бросив на перроне с избитым пожилым человеком который собирал разбросанные детские рисунки по бетонному полу. Извинений мы не дождались. За, что это вас? – спросил я, помогая собирать разлетающиеся рисунки. Нет денег заплатить за место. Какое место?- Не понял я. - Я тут на станции рисунки продаю, детские, внучка рисует, а я продаю. А причем здесь полиция? – Видимо мой вопрос был некстати, старик замолчал, осунулся и побрел, прихрамывая к выходу. Я пошел за ним, остановив его уже на улице. Жил он неподалеку, и зайдя в магазин и купив гостинец к чаю, я напросился в гости. Парадный вход дома был забит досками еще в восемнадцатом - сказал он при входе. Отец рассказывал – тихо поведал он - с тех пор так черным входом и пользуемся. После войны два раза уплотняли, дочка уже при нынешней власти умерла, так теперь мы с внучкой в одной комнате и живем. Дверь открыла девочка лет четырнадцати со светлыми прямыми волосами и необычайно живыми голубыми глазами. Дедуль, они тебя опять? – запричитала она. Да ладно, хорошо вот человек помог, вскипяти чаю – перевел он разговор. Квартира была заставлена полками для книг, стен практически не было. Я врач, хороший врач, воевал, награды имею - попытался оправдываться он. Дочь была архитектором, да работы нет, болела сильно. Мы с внучкой не жалуемся у меня пенсия большая десять тысяч, но иногда не хватает, вот и продаю рисунки в метро. А за место платить полиции надо иначе гоняют или бьют. - Выходит, Вы им взятку даете, попытался пошутить я. У нас по другому нельзя, не понял шутки он. Вы не пробовали жаловаться в полицию? Задал я вопрос и был очень удивлен ответом. Вы знаете, сказал собеседник, закашлявшись, у нас все начальники тянут деньги со своих подчиненных. Полиция в этом не исключение. В нашей стране без этого нельзя в школе, в институте, на работе, везде! Раньше этого не было. Но все изменилось. Он погрустнел и затих. Расскажите мне о себе? Попросил я. Ушел из гостей я, под вечер, выслушав долгую и интересную историю жизни человека полную приключений побед, радостей и горя. Прожившего достойную жизнь воспитавшего прекрасных детей и избитого на станции метро безграмотными и жестокими сотрудниками правопорядка за то, что не смог заработать денег на взятку. Бродя по посвежевшему городу после дождя разминая болевшее плечо и вспоминая все, что произошло со мной в этот день, я подумал ведь как, в самом деле, мало надо человеку. Шанс в молодости и уважение в старости.
Пенсия. Как много всего заключено в этом коротком слове. Для каждого человека, это моральная и материальная оценка его трудового и зачастую жизненного пути. Как хочется получить достойную оценку сил потраченных на защиту не защищающей тебя страны, постоянное восстановление разваливающейся промышленности, героическую работу в никому не нужном сельском хозяйстве и как в пропасть проваливающуюся добычу полезных кому-то ископаемых. Граждане этого государства всю свою жизнь посвящают ему и воспитывают своих детей в любви к нему и умирают в борьбе за него с мыслью о нем. Много ли они просят за это? Пенсия - возможность скромно дожить, не побираясь и не умирая с голоду. Почти мифическая возможность накопить на собственные похороны.
Стыдно и невозможно сравнивать жизнь пенсионеров этой богатой мировой державы с жизнью той же категории граждан средних европейских и даже азиатских стран. Нет ни писателя, ни сатирика который не прошелся пером по этому случаю. Написано и сказано много. Как в нескольких бездонных карманах бессовестных «господ» уместились огромные закрома великой Родины, в которые старики молотили и гребли всю свою беспросветную жизнь? Слюнями политологов забрызганы экраны всех каналов телевидения. Для политиков нет более благодатной темы в предвыборной толчее. Обличая соперника в ненависти к собственному народу, они расталкивают локтями друг друга на пути, к власти обещая сторублевую прибавку к пенсии. Но пенсионеры народ тертый, за свою долгую и нелегкую жизнь видели и не такое, поэтому в светлое капиталистическое будущее верят слабо. Никто ничего даром не даст, не отобрали бы. А ведь отберут.
Как правило, любой разговор о нищенской прибавке к пенсии начинается с увеличения стоимости продуктов и услуг. Если увеличилась стоимость вывоза дерьма, значит, добавят денег на продукты, сделанные из него же. Возникли целые сети социальных магазинов, где с утра до вечера толкутся, хмурые и плохо одетые пенсионеры с тележками, в надежде приобрести не сильно просроченную еду. Я не помню поколения, которое бы в этой богатой стране не ело бы по карточкам. Всю свою жизнь эти люди боролись то с разрухой, то за урожай, чтобы на старости лет ходить в обносках и есть силиконовые сосиски. Мизерное повышение пенсий тонет в инфляции, показывая отрицательный баланс жизненного уровня пенсионеров. Пенсионных накоплений Фонда не хватает из-за воровства и абсолютно неэффективного управления. Пенсионеры становятся такой огромной обузой, что наличие их как голосующего электората уже не принимается во внимание. На лицо все признаки катастрофы - первыми погибнут старики.
Но не все старики. Стоит ли сомневаться, что все те дяденьки и тетеньки, страдающие, за народ по Государственным кабинетам и Думам обеспечили своим родителям, себе и детям достойную старость. Даже в страшном сне невозможно представить себе Президента и Премьер - Министра питающихся подешевевшими по случаю окончанию срока годности ножками Буша или Министра энергетики, постоянно переругивающегося с соседями по поводу отключения лампочки в подъезде. Остановку сердца, паралич и экзему одновременно вызовет вид жены мера столицы стоящей в очереди за № 32678 по оформлению садового участка. Министр здравоохранения, выпрашивающая бесплатные лекарства в аптеке лично у меня вызовет чувства умиления и слезы. Чур, меня, чур! Странны дела твои, Господи.
Пенсионеров много, а денег мало на всех не хватает. Дай бог, чтобы хватило на тех, кто делит. А тут уже опять, какой- то там народ на пенсию собрался. Негоже так поступать, еще прошлые не все умерли, в очередь суки, в очередь! Абсолютно логичным действием правительства по более рациональному использованию рабочей силы в данной ситуации видится узаконенное Государственной Думой увеличение продолжительности рабочей недели до шестидесяти часов с уменьшением стоимости рабочего часа. В идеальном варианте данная инициатива выглядела бы, как двенадцатичасовой рабочий день за миску картофельного супа. Дополнительной и вынужденной мерой будет увеличение численности и полномочий внутренних войск. Крепостное право необычайно ярко алеет зарей недалекого светлого будущего.
Доработались! Пенсионный возраст равняется продолжительности жизни. За не доживших до пенсионного возраста стариков, пенсионный налог вполне пристойно будет взимать с ближайших родственников. Все в ваших руках! Перспективы на этом поле безграничны. Как вам нравится инициатива, по достижении пенсионного семидесятилетнего возраста, вместо пенсионного удостоверения в торжественной обстановке «траурного зала» вручать билеты на посещение крематория. Какая огромная экономия энергоресурсов страны. За тепло платят те, кем топите. Ничего не напоминает? Удивительно! Так, что «зиг хайль», хер президент! Войдя в свой номер, я приготовил кофе, отключил телефон и растянулся на диване.
Свежий ветерок протягивал сквозь небольшую форточку запахи осенних костров и прелых листьев. День клонился к закату. Сигарета оканчивалась, кофе в чашке остывал, мысли путались и уплывали. Вечерело…….