«Украина запретила въезд российским гражданам мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет», -  новость, мгновенно облетевшая все информагентства 18 апреля, меня искренне шокировала. То есть как это? У меня на руках билеты на самолёт «Мурманск- Москва - Киев», «туда и обратно», в отеле на неделю заборонован номер, и всё это теперь в пустоту? Разочарование, злость… Но лишь в первые моменты. «Саня, здесь всё нормально, не переживай, никого не задерживают» - успокаивал меня по емейлу мой киевский дядька, и я ему верил.

Отчего-то я был уверен, что всеобщая истерия была искусственно создана, не может такого быть такого, чтоб в украинском аэропорту людей не пускали. На каком, собственно, основании? Тем паче,  что источник появившейся информации – сайт «Аэрофлота» – не внушал никакого доверия. А вот слова родственников вселяли надежду. К тому же я не мог подвести организаторов Международной Школы по правам человека, которые и пригласили меня в столицу Незалежной Украйны.

Мурманские друзья и знакомые, узнав, что я не сдал билеты, и, таки, еду в этот «рассадник нацистов, бендеров и фашистов», искренне крутили пальцем у виска, и говорили: «Куда ты лезешь? Граница на замке». На что я упрямо отвечал: «Вот и проверим!» Эту же фразу я повторил и в аэропорту Мурманска. Сотрудница, оформлявшая регистрацию на борт самолёта «Ютейр», увидев конечную цель моего маршрута, посмотрела на меня как на сумасшедшего. Мол, «пустят ли?», «Проверим», - снова с улыбкой отвечал я.

На душе, конечно, было неспокойно – чего ждать, если даже работники аэропорта ни в чем не уверены? В московском «Внуково», к терминалу 30А, откуда вылетал мой самолёт в Украину, я проходил через абсолютно пустой «зелёный коридор». Таможенница, листая мой загранпаспорт, спросила о цели визита. «Участие в международном семинаре по правам человека», - ответил я и поинтересовался, есть ли у меня шанс попасть в Киев». Она смущенно улыбнулась, дескать, «не знаю». Но в этой улыбке я прочел, как мне показалось, и другое: «Дурачок, не смотри новости, если бы все так было плохо, то, наверно, мы бы как-то предупреждали людей». Это вселило в меня уверенность. В результате, в «дьюти-фри» я решил не затариваться, справедливо полагая, что деньги мне еще понадобятся, а лишний повод для таможенников задержать меня – «пакет с алкоголем» - ни к чему.

Киевский аэропорт «Жуляны» встретил двадцатиградусной жарой. После заснеженного Мурманска – просто рай. Но в сад Эдема ещё надо было попасть. Отписав смску дяде, и получив от него ответ, что он ждет на выходе, я отправился в очередь на паспортный контроль. Украинцы с паспортами в синеньких обложках проходили быстро, иностранцы – чуть медленней. Россиян было совсем мало. Мужчина, стоявший впереди меня, поинтересовался у работника паспортного контроля, правда ли, что не пускают  мужчин из РФ от 16 до 60 лет. «По-разному», - ответил пограничник. Думаю, съемочная группа «Первого канала», если бы хотела снять сюжет о том, что их не пускают, не испытала бы затруднений. Я работаю на телевидении, и мне механизм понятен: больше крика, хамства, провоцирующего поведения – и «жареная» новость в кармане.

Наконец я дождался своей очереди, протянул паспорт. «Цель визита? Сколько времени пробудете в Украине?» - спросили меня. «Участие в международном семинаре по правам человека, - в очередной раз повторил я фразу и добавил, - я на две недели, обратно билет куплен». В ответ – молчание. Сотрудник в форме листает паспорт. «Неделю буду жить в отеле, остальные дни поживу у родственников», - я начал выкладывать более полную информацию о себе. Но сотрудник будто и не услышал – со словами «пожалуйста» он поставил штамп и вернул документ. Демонстрация приглашения от организаторов не понадобилась. Я подхватил свой рюкзак и пошел обнимать дядьку. Перед встречей с родственником успел снять три коротких видеоролика.

На календаре было 20 апреля. Пасха! «Христос Воскресе, Христос Воскресе, Христос Воскресе!» - как положено трижды воскликнул дядя Тарас, по случаю праздника, одетый в «вышиванку» –рубашку, украшенную национальным орнаментом. «Воистину! Воистину! Воистину», - трижды повторил я, и мы поехали отмечать святой день.

Так получилось, что за столом, среди гостей, оказалось множество людей разного социального статуса и положения: пенсионеры, бизнесмены, научные сотрудники, но все говорят на русском языке. И не оттого, что у них гость из страны, где правит Путин. Просто киевлянам, так проще. В их речи, конечно, проскакивают словечки, вроде пресловутого «шо», но в целом у всех безупречный русский язык. «Где же все бандеры?», - пытался я мыслить стереотипами российских СМИ, но это не работало. Бормочущий на стене телевизор, настроенный на украинский канал,  показывает ток-шоу про одаренных детей на русском языке. Даже смазливый ведущий, похожий на Малахова, но помоложе, не «размовлял на ридной мове», а отжигал на «великом и могучем». Затем начался российский сериал с субтитрами на украинском языке. Так было и раньше, ничего не поменялось. 

Разговоры за столом постепенно перешли на российско-украинские отношения, но, благо, все здравомыслящие люди, и в крайности никто не впадал. Отношение к Майдану у всех разное – у кого-то критическое, у кого-то восторженное, – но все сходятся в одном: украинцам просто надоела тотальная коррупция и беспредел в своей стране, поэтому народ вышел на улицы. Да, есть перегибы, вроде Сашко Билого, но в целом все уверены, что при Януковиче в стране творился бардак и больше так продолжаться не могло.

Наталья, предприниматель, привозившая митингующим на Майдан собственноручно сделанные бутерброды, рассказывала следующее: «Если бы киевляне не поддержали бы майдановцев – ничего бы не было. Это однозначно, ну, невозможно американцам всех купить, как это подают в России, это неправда. Мы помогали, потому что это было необходимо. Телевизоры работали круглосуточно, когда началась стрельба, а она велась только по ночам, мы почти не спали. Когда начали пускать слезоточивый газ, мы стали подвозить лимоны и молоко – нейтрализатор, то есть сразу стали экспертами и в этом. И те, кто был на Майдане, а на самом деле с западной Украины людей было не так много. Там были студенты, какие-то айтишники, директора фирм. Наши знакомые делали так: днем работали, а вечером переодевались и шли помогать, подавать что-то, или строить баррикады»…

Говорить о событиях в центре Киева люди здесь могут бесконечно. Приятно, что в моем лице они не видят врага, я для них  – представитель дружественной родственной страны, которому важно объяснить, что же на самом деле происходит у них. Однако я не могу сказать им, что мы в России воспринимаем их преимущественно так же.

«К сожалению, - ответил я, - можно пока констатировать тот факт, что пропаганда в российских СМИ работает не в вашу пользу».  Я рассказал, как от полета в Киев меня отговаривали все: коллеги, друзья, и даже жена. Мои собеседники лишь грустно качали головами. «Но может быть ты – как журналист – расскажешь, что здесь не звери и не фашисты?» - спросили они. Я заверил  собравшихся за пропахшим шашлыками столом во дворе дома украинцев, что постараюсь. И весь оставшийся вечер звучал лишь один тост: «За дружбу народов! И чтобы не было войны!»