Во время совместных с Юлией Давидовной Систер, о которой я вам не раз рассказывал,

http://7x7-journal.ru/post/32366 , поисков стихов известных украинских поэтов, не знакомых большинству украинских и российских читателей, http://7x7-journal.ru/post/32955 , (проект этот еще не завершён и я планирую позже  вернуться к многочисленным собранным материалам), среди откликнувшихся и оказавших реальную помощь был и живущий в Израиле украинский поэт Иоханан (Иван) Потёмкин. Позднее Иван Андреевич прислал и подборку своих стихов, со своими переводами которых я хочу вас сейчас познакомить.

Потемкин Иван Андреевич родился 22 сентября 1937 года в селе Грищенцы Каневского района Черкасской области. Отца никогда не видел, так как, по словам матери, отца  арестовали ночью до его рождения.

Во время войны был на оккупированной территории. Послевоенные годы - самые трудные в его жизни: мать болела и находилась в больнице; дети остались одни. Ивану пришлось зарабатывать на кусок хлеба для себя и младшего брата пастушком коз. Не имел возможности ходить в школу, а потом  оказался при смерти от голода. После года лечения в больнице его и брата направили в разные детские дома.

После окончания 7 класса в 1953 г. поступил в Каневское педучилище, а диплом учителя начальных классов получил в Бердичевском педучилище.

До службы в армии и после нее работал воспитателем  в детских домах Житомирщины.

В 1961 г. в 24 года поступил на русское отделение филфака Киевского госуниверситета, которое закончил с отличием в 1966 г. Стихи сочиняет с детства. Поэтом впервые его назвал Г.П. Кочур. Он же приобщил молодого поэта к переводам, т.к. Иван изучал польский язык. Кочур подсказал и тему дипломной работы: «Переводы Тадеуша Ружевича на русский язык». Дипломную работу И.Потемкин защитил на двух кафедрах: русской литературы и полонистики. Г.П.Кочур подарил ему свою первую после возвращения из ссылки книгу переводов .

Полгода И.Потемкин не мог найти работу по специальности, так как находился под неусыпным оком КГБ за связи с иностранцами и так называемыми украинскими буржуазными националистами.

Ему удалось устроиться на работу редактором в Бюро информации по чугуну и стали, а затем пищевой промышленности (выпуск информационных листков). В 1969 г. принят в редакцию эстетического воспитания издательства "Радянська школа", после чего перешел в Политиздат Украины. 14 лет трудился в спортивном журнале "Старт", откуда уволился в должности ответственного секретаря в связи с выездом в Израиль в 1991 г.

В Израиле работал в службе  охраны, преимущественно в школах. Издал за свой счет несколько книжек: «Формула здоров’я», «Запорожець за Йорданом», «Заплутавшись у гомоні століть» (книга переведена на иврит), Езоп (перелицьовані байки). Печатается  в україноязычных израильских журналах «Соборність» и «Відлуння». Еженедельно появляется  на сайте «Поетичні майстерні». Стал лауреатом литературных премий - имени Ури Цви Гринберга и Ивана Кошеливца.

***

Ковзаю босоніж по стерні,

Та не так щось прудко, як в дитинстві…

…Вершник замаячив вдалині,

А в ушах – нагайки висвист.

Можна птаству, можна ховрахам

Ласувати колоском по косовиці,-

Тільки нам, голодним дітлахам,

Зась на колоски навіть дивиться.

Кажуть, що скінчилася із Гітлером війна.

Покалічені, вертають вояки додому.

Та для Сталіна іще трива війна.

Безупинна. Із своїм народом.

Де за колосок – нагайка по плечах,

А за в’язку гички – каторга Сибіру…

Як мій люд у злиднях не зачах?

Як у правду крізь неправду вірив?

***

Cкольжу босиком по стерне,

Не как пацан наровисто.

… Вдали  всадник видится мне,

А в мыслях нагайки высвист.

Всем – сусликам, птичкам и мышкам

Даны колоски от жнивья.

Голодным лишь нам – ребятишкам

Смотреть на них даже нельзя.

Что Гитлер повержен сказали

Калеки, что бились с ним.

Войну не окончил лишь Сталин –

Воюет с народом своим.

За колос – нагайки след на плечах,

Ботвы пучок  - ссылка на Север.

Как ты, мой народ, в нужде не зачах?

Как в правду сквозь кривду верил?

З когорти Каменярів

Євгену Олександровичу Сверстюку,

одному з тисяч, кого не зламали комуністичні експерименти,

в день 85-річчя

Нас звали бур’яном.

Нас звідусіль ретельно одсівали.

А як попри все ми проростали,

Нас виривали й кидали туди,

Де, як гадали лисенківці в штатськім,

Ми прорости нізащо б  не змогли.

Та і крізь вічну мерзлоту

Ми проростали їм на подив.

Не всі, на жаль.

А лише ті, кому Господь дав 

Витримки і сили вдосталь.

P.S.

Тепер лисенківці пишуть мемуари,

Де  згадують і нас, морозостійких.

Из когорты Каменщиков
Евгению Александровичу Сверстюку,
одному из тысяч, кого не сломали коммунистические эксперименты,
в день 85-летия

Отсеивали нас.
И звали нас бурьяном.
Но, несмотря на всё, мы прорастали рьяно,
Нас вырывали и бросали нас туда,
Где, как считали лысенковцы в штатском,
Мы прорасти не сможем никогда.
Но даже в  вечной мерзлоте
Мы прорастали им на удивленье.
Жаль, что не все. Лишь те,

 Кому Господь
Дал  силы , выдержки, терпенья.
P.S.
А  лысенковцы пишут мемуары бойко,
Где вспоминают  нас, морозостойких.

***

Пальці на струни кидай, кобзарю.

Кидай без жалю, щоб дзвоном гули,

Щоб попід канівським небом безкраїм

Серце розкраяли думи-жалі.

Може, на спів той кроком розважним

Вийдуть з могили рука при руці,

Вийдуть задумані, вийдуть одважні

Знані й незнані наші співці.

Вийдуть, розглянуться доокола,

Струсять із себе порох століть

Та й запитають нев’янучим словом:

«Як там Вкраїна сьогодні стоїть?»

І порадіють, що волю здобуто,

Що з пут московських звільнилась нарешті.

І засумують, що розбрат-отрута

Все про минуле змовницьки шепче.

«Грай нам, кобзарю, про завтрашню днину!-

Крикне Тарас зі свого піднебесся.-

Грай про Соборну нашу Вкраїну,

Що в злагоді й мирі має воскреснуть!»

...Пальці на струни кидай, кобзарю,

Кидай без жалю, щоб дзвоном гули,

Щоб попід канівським небом безкраїм

Думи Тарасові й наші збулись.

 

***
Пальцы на струны бросай, мой кобзарь,

Без сожаленья, чтобы звоном звучали,
Чтобы под каневским  небом, как встарь,
Сердце рвалось от мыслей - печалей.
Может, на пение это однажды
Выйдут из  старых могил удальцы,
Выйдут задумчивы и  отважны
(Всех ли их знаем?) свободы  певцы.
Выйдут, окинут мир взглядом толковым,
Праха веков стряхнув  тяжкий гнёт,
Спросят своим невянущим словом:
«Как там теперь Украина живёт?»
То, что вольна нынче,  то им – отрада,
Что пут московских нет уже больше.
И загрустят, что раздора отрава
Шепчет о прошлом как заговорщик.
«Ну-ка сыграй нам, кобзарь, о грядущем!-
Крикнет великий Тарас  в поднебесье.-
Об Украине Соборной цветущей,
Что с новым миром в согласье воскреснет!»
...Пальцы на струны, кобзарь мой, бросай нам,
Без сожаленья, чтобы звоном зашлись,
Чтобы под каневским небом бескрайним
Думы Тараса и наши сбылись.
 

***

Я думав, Десно, не тутешня ти,

Бо ж так несешся-рвешся по рівнині,

Так безнастану крутиш течію свою

І береги нещадно крушиш.

Я думав, Десно, десь з далеких гір,

Коли ще на Землі дива вершились,

Ти вийшла якось на слов’янський слід,

А повернутися додому не зуміла.

Я думав, Десно, те і се про тебе,

Допоки не схилився над собою...

...Які ж до зойку схожі долі

Трапляються в людини і ріки.

***

Я думал ты, Десна, из мест других,
Ты так несёшься-рвёшься по равнине,
Течение так неустанно  крутишь
И берега безжалостно крушишь.


Я думал, что, Десна, ты с дальних гор,
Давно когда-то, когда ещё вершились чудеса,
Ты вышла как-то на славянский берег,
Назад домой вернуться не сумев.

Я думал о тебе то и другое,
Пока я не склонился над собою...
...Как же порой до вскрика схожи судьбы
Простого  человека и реки.

***

Коли б то можна утаїть

В найглибшім серця сховку

І навіть ти не здогадалась,

Що стискує мене в один тугий пучок,

Від чого ні на мить позбутися не можу,

І кожне твоє слово, усміх, ласку,

І кожну мить твого буття

Неподільно хочу взять собі...

...Відкіль, з яких незайманих ще островів

Прийшла й доламує мій спокій

Оця незборна туга по тобі?

Може, це від того, що не знаю,

Коли і де судилося востаннє з тобою бачитись?

А, може, все починається спочатку?..

***
Когда б возможно было утаить
В глубоком самом сердца тайнике
И чтобы даже ты не догадалась,
Что стягивает грудь в тугой пучок,
И от чего на миг избавиться не в силах,
И слово каждое твоё, улыбку, ласку,
И каждое твоё мгновенье бытия
Себе  я безраздельно взять хочу...
...Откуда, из каких неведомых земель
Пришла  и поломала мой покой
 Тоска безмерная всё время по тебе?
А может, это от того, что я не знаю,
Когда и где  в последний раз с тобой увижусь?
А, может, всё тогда начнём сначала?..

***

І промовив Господь: «Я справді бачив біду свого народу,

 що в Єгипті, і почув його зойк перед його гнобителями,

 бо пізнав я його болі. І я зійшов, щоб визволити його з єгипетської руки,

 та щоб вивести його з цього краю до краю доброго й широкого,

 до краю, що тече молоком та медом...»

Друга Книга  Мойсеєва:Вихід. 3:7-8

На карті світу він такий малий.

Не цятка навіть. Просто крапка.

Але Ізраїль – це Тори сувій,

Де метри розгортаються на милі.

І хто заявиться із наміром «бліц-кріг»,

Аби зробить юдеїв мертвими,

Молочних не побачить рік,

Духмяного не покуштує меду.

Ох, скільки ж їх було... Отих,

Що з переможним криком

Єрусалимські штурмували стіни.

І тільки Олександр Великий зійшов з коня і став

Перед пророком на коліна.

Отак і тим, хто зна,

Що з миром йде в обитель Бога,

Земля Ізраїлю відкриється до дна,

І до святинь без опору простелеться дорога.

***

И сказал Господь: « Я увидел страдание народа Моего в Египте и услышал вопль его от угнетателей его; Я знаю скорби его и иду избавить его от руки Египтян и вывести  его из земли сей в землю хорошую и пространную, где текут молоко  и мёд…»

Вторая Книга Моисева Исход . 3 : 7-8

На карте мира невелик, без спора,

Даже не пятнышком, а точкой незаметной.

Только Израиль – это свиток Торы,

Который в мили разворачивает метры.

Кто на себя возьмёт «блиц-крига» грех,

Чтоб истребить израильский народ,

Тому не увидать молочных рек,

Тому не пробовать его душистый мёд.

О, сколько было их с победным криком,

Что штурмовали Иерусалим жестоко.

И лишь один был Александр Великий,

Что слез с коня, став на колени пред пророком.

И тем, кому простая мысль ясна,

Что с миром лишь идут в обитель Бога,

Земля Израиля откроется до дна,

К святыням стелется им без преград   дорога.

     

 

   

***

Юдейські лиця в українців...

Лиця українські у юдеїв...

Неважко тут і заблудиться,

Часом питаєш: «З ким і де я?»

Не заблуджусь. Дороговказом

Узяв собі одне-єдине:

Шукать не мову і не расу,

А людину.

***
Еврейские лица у украинцев...
Лица украинские у евреев...
Право, нетрудно здесь заблудиться,
 Спросишь порою: «С кем и где я?»
Не заблужусь. Указателем сразу
Выбрал единственно верный вектор:
Нужно искать не язык и не расу,
А человека.

***

Вирви досаду з того саду,

Що ти плекав і боронив.

У дальню путь візьми відраду,

Щоб золотавий помах нив,

Черешень квіт, гомін бджолиний

До тебе піснею прилинув.

Аби і в найщаслившім краї,

Коли, буває, розпач крає,

Ти юні пригадав літа,

Які життя вже не верта,

І серцем чистим помолився

За край отой, де ти зродився.

***
Вырви досаду из того саду,
Что ты лелеял, в защите был истов.
В путь свой далёкий возьми лишь отраду,
Нивы прощальный взмах золотистый,
Черешен цвет и пчелиный гул,
Чтоб к  тебе песней  в дороге прильнул.
Чтобы и в самом счастливейшем крае,
Когда, бывает, тоска нас терзает,
Вспомнил свои молодые года  ты,
В  жизни которым не будет возврата,
И с сердцем чистым чтоб помолился
За край любимый, где ты родился.

***

Знову в Ізраїлі дощ...

Це ж бо Кінерету щось.

Це ж бо і нам без труда

Лине цілюща вода.

Хай ти промок, як хлющ,

Очі-но тільки заплющ,-

І, мов в кіно, ожива

Вбрана у квіт Арава.

Глянь-но: отам он і тут

Маками гори цвітуть.

Заклекотіли струмки, загули,

Хоч іще вчора безсилі були...

Тішся ж оцим дощем,

Хай нас відвідує ще він і ще.

Дяку Тому склади,

Хто про нас дума завжди.

 ***
Снова в Израиле дождь до рассвета...
Это же помощь для Кинерета.*
Это же к нам без труда
Целебная льётся вода.
Пусть ты промок, как щенок,
Глаза лишь закрой,- как в кино,
Увидишь ты чудо это -
Арава** в цветы вся одета.
Глянь-ка: вон там и тут
Маками горы цветут.
Заклокотали ручьи, забурлили,
Хоть  лишь вчера бессильными были...
Мы счастьем наполнены этим дождём,
Дай, Боже, ещё. Мы его всегда ждём.
Спасибо Тому скажи,
Кто нам посылает дожди.

*Библейское, и принятое в современном иврите, название озера «Кинерет» объясняется внешней формой озера, напоминающей арфу . Упоминается в Ветхом Завете как «море Киннереф» (Чис. 34:11 и др.) или «море Хиннерефское» (Нав. 12:3 и др.) в качестве области, через которую проходит граница земли Израильской, и как «Хиннароф» (Нав. 11:2). Укрепленный город Хиннереф (Киннерет) упоминается, как находящийся на землях колена Неффалимова (Нав. 19:35).Озеро многократно упоминается в Евангелии как «Галилейское море» (Мк. 1:16 и др.), «Тивериадское море» (Ин. 21:1), «Геннисаретское озеро» (Лк. 5:1), просто «озеро» (Лк. 8:22—23, Лк. 8:33 и др.), или «море» (Мк. 4:35—41, Мф. 8:24, Мф. 4:18 и др.).В Новом завете Геннисаретское озеро связывается со многими рассказами о земной жизни Иисуса Христа. На берегах озера и в прибрежных городах (особенно в Капернауме) Иисус провел большую часть своего земного служения. Именно на Геннисаретском озере рыбачили апостолы Пётр и Андрей, когда были призваны Христом на апостольское служение.

**Арава — название долины и пустыни, расположенной на территории Израиля и Иордании.

***

Люблю осінь

За мокрий поривчастий вітер,

За роздумні дощі, поєдинки останнього листу.

Тільки засніжену зиму люблю.

Чекаю весну.

Радію травичці, що пробила асфальт.

Переймаюсь клопотами птаства.

Із щемом зауважую кінець літа...

Люблю цуценят, не люблю надто злих собак.

Не люблю котів за потайність.

Люблю горлиць, не люблю голубів.

Намагаюсь збагнути одвічний сум корів.

Невибутньо захоплений конями.

Люблю чепурну,

А ще більше забрьохану в грищах малечу.

Люблю погамовану мудрість літніх.

Люблю, не люблю, захоплююсь, вірю...

Моя втіха, моя зненависть, мій глузд...

Мій світ.

Заглядаю в очі,

Проектую твій світ.

Так боюся в чомусь схибити.

P.S.

У кожного свій світ.

Хто не створив його,

Великого світу не знайде.

 ***
Люблю осень
За мокрый порывистый ветер,
За раздумья дождей, поединки листа последнего.
Только снеженую зиму люблю.
Жду весну.
Радуюсь травке, что пробила асфальт.
Волнуюсь о хлопотах птиц.
С болью щемящей замечаю лета конец ...
Обожаю щенков, ненавижу  злющих собак.
Коты  не нравятся мне за скрытность.
Люблю горлиц, не люблю голубей.
Пытаюсь понять извечную грусть коров.
Навсегда увлечён лошадьми.
Люблю нарядную,
А  больше того замаравшуюся в игре малышню.
Люблю стариков угнетённую мудрость.
Люблю, люблю, люблю, верю...
Моя радость, моя ненависть, мой смысл...
Мой мир.
Заглядываю в глаза,
Проектирую твой мир.
Так боюсь ошибиться в чем-то.
P.S.
У каждого есть свой мир.
Кто не создал его,
Не найдёт и большого мира .

***

И город полюбил я, как приезжий,

И полон был счастливых впечатлений,

Я новое любил за новизну,

А повседневное – за повседневность

Арсений Тарковский

Я, мабуть, не турист.

По містах шукаю не руїни башт,

А звичайнісіньких людей.

У тиші парку люблю послухать

Колискову для невсипущого онука.

На пляжі стежу,

Як замки виростають із піску...

Люблю оцю незапрограмовану ідилію.

Кажу собі зазвичай,

Що й тут все, як у нас.

І от ця одинакість

Для мене втіха набагато більша,

Ніж галереї чи руїни башт.

***

И город полюбил я, как приезжий,

И полон был счастливых впечатлений,

Я новое любил за новизну,

А повседневное – за повседневность

Арсений Тарковский

А я, пожалуй, не турист.
По городам ищу я не руины башен,
А людей обычных.
И в парка тишине  люблю послушать
Я колыбельную  незасыпающему внуку.
Слежу на пляже,
Как вырастают замки из песка...
Люблю ту ненарочную идиллию.
И говорю себе обычно я:
И здесь все точно так же, как у нас.
И эта вот тождественность
Мне в  радость гораздо большую,
Чем галереи и  руины башен.

***

 «Цієї одчайдушної пори

Усім зустрічним «Добрий ранок!» говори.

«І злодію?»

«І злодію. А як його розгледиш до пуття.

А в тім, може, скоріш настане каяття».

 ***
«И в дни отчаянной поры
Всем  « С добрым  утром!» говори.
«И вору?»
«И вору. Как его ты распознаешь?
А, может, тем ему раскаянье подаришь».

***

І пішов він розшукувать

Долі своєї початок,

Та забув, що треба робить це неспішно,

І стомивсь, і присів на узбіччі.

І тоді  хтось прошептав  парадоксальне:

«А що як пошукать кінець долі?»

Підвівся.

Став навшпиньки.

Бачить –

Котить хлопчик на нього

Втричі більшу за себе зорю.

***
И пошел он разыскивать
Начало своей  судьбы,
И забыл он, что это надо делать  неспешно,
И устал, и присел на обочине.
И кто-то тогда прошептал ему парадоксальное:
«А что если конец судьбы поискать?»
Встал.
На цыпочки стал.
И видит -
Катит мальчик к нему
Втрое больше себя звезду.

***

Мене чарує Ваший опис раю і те,

 як Ви наміряєтесь там жити,

 і я цілковито схвалюю Ваший висновок,

що тим часом ми повинні брати все хороше,

що можемо, од цього світу.

З листа Бенджаміна Франкліна мадам Брійон.

 10 листопада 1779 року.

Нам вічно треба небом жить,

По шию будучи в планеті.

Микола Вінграновський

Розгрішую усіх, хто нагрішив мені.

Скасовую чужі, свої борги вертаю.

Наснилося – ключі од раю маю,

Та ті ключі щодалі заховаю...

...Які ж бо заміцні закови ці земні.

***

Меня восхищает Ваше описание рая и то,
как Вы намереваетесь там жить,
и я полностью одобряю Ваше заключение,
тем временем мы должны брать все хорошее,
что можем, от этого мира.
Из письма Бенджамина Франклина мадам Брийон.
10 ноября 1779 года.

Нам вечно надо небом жить,
По шею будучи в планете.
Николай Винграновский

Снимаю грех со  всех, кто нагрешил мне.
Долги чужие я  прощаю, долг свой возвращая.
Приснилось, что имею я ключи от рая,
Но их подальше спрячу навсегда  я...
...Как  же крепки  оковы  те  земные.

***

Педагогіка вчить

Змалку робити дітей атеїстами.

Мої рідні

Зроду-віку не чули про ту науку

І казали, що знайшли мене в капусті,

Що на горищі удень спить,

А вночі стереже наш сон домовик,

Що є такі білі тваринки ласки,

Котрі роздоюють корів, заплітають коням гриви.

Що не слід засинати під місячним сяйвом...

Сьогодні мої вчителі вже в кращому світі,

А їхня наука, хоч і позаду,

Але не так уже й відстала від педагогіки.

***
Педагогика учит
С детства делать детей атеистами.
Родные мои
Отродясь не слышали про ту науку
И говорили, что нашли  в капусте меня,
Что на чердаке днём  спит,
А ночью охраняет наш сон домовой,
Что есть такие белые зверьки  - ласки,
Которые раздаивают коров и заплетают лошадям гривы.
Что не следует засыпать под лунным сиянием...
Сегодня мои учителя уже в лучшем мире,
А их наука, хоть и позади,
Но не так уж отстала от педагогики.

***

З вуст малят і немовлят зробив Ти силу..

Псалом 8:3

Немов ті гулі-пагорби,

Що навесні кульбабами і маками

 Освітлюють нам  лиця,-

Такими всі ви бачитесь мені,

Вагітні різномовні молодиці.

Нехай чоловіки гримкочуть день при дні,

Лякають війнами в словесному двобої,

Інші громи вчуваються мені:

То діти, наче квіти, пориваються на волю.

Гриміть частіш, майбутнього громи,

Квітчайте землю безтурботним сміхом,

Робіть нас, як велів Господь, людьми

Для праці мирної та для земної втіхи.

Носіть же з гордістю, любі жінки,

Життям налиті перші чи й десяті гулі,

Щоб ми вслухались не в прогноз гіркий,

А в наймилішу в світі пісню: «Люлі-люлі!»

***

 

   Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу…

Псалом 8:3

Словно шишки- холмы по весне
Одуванчиками и маками
Освещают нам лица,-
Вот  такими  вы видитесь мне,

Говоря языками всякими,
Беременные  молодицы.
Пусть мужчины гремят день за  днём
В поединках словесных про войны,
Но другой мне слышится гром:
Как цветы, дети  рвутся на волю.
Так гремите грядущего громче громы,
Добрым смехом украсьте мир, как цветами,
Чтобы стали людьми, как велел Бог, все мы
Лишь для мирных трудов, и счастливыми стали.
Так носите с гордостью, дамы прекрасные,
Чаще полные жизни «шишки» свои,
Чтобы слышали мы не прогнозы ужасные -
Песню  лучшую в мире : «Люли-люли

***

Як гірко плачуть наші діти,

Коли неправедно караєм.

Наче журавель підбитий

Над посмутнілим небокраєм.

А найстрашніші тихі схлипи,

Зойки до остраху і дрожі...

...Немовби вдарили під дихало –

Кричати б треба… А не можу.

***

Как горько плачут наши дети,

Когда  накажем их зазря.

Словно журавль подбитый в небе

Летит средь туч, едва паря.

Как всхлипывают понемножечку,

Как видеть глаз страх и мольбу...

...Словно ударили под ложечку -

И крикнул бы... Да не могу.

***

...А діти виростуть.

От тільки б нам не старіть.

Щоб дівчина,

Яку ти оглядаєш так не по-батьківськи,

Не кинула, мов докір:

«Дядьку...»

Аби дружина наніч не сказала:

«А пам’ятаєш?..»

...А діти виростуть.

От тільки б якомога довше

Із ними друзями лишатись.

Щоб їхні друзі нашими були.

***
...А дети вырастут.

Вот только б не стареть  нам.

Чтоб девушка,

Которой любовался не по-отечески,

Не кинула тебе с укором:

«Дядька...»

И чтоб супруга на ночь не сказала:

«А помнишь?..»

...А дети вырастут.

Вот только бы подольше

Нам оставаться бы друзьями с ними.

Чтоб и друзья их были нашими друзьями.

***

Петрарці заздримо і Норвіду, й Шевченку:

«Які слова! Таж то сама любов!..»

...Нажаль, слова.

Не загніздилися в серцях

Лаур, Марій, Ликер.

Так і літають нічиї.

Невже на те, шоб справджувавсь

Одвічний парадокс:

«Гіркіш страждання – ваговитіш слово»?

 

***

Завидуем Петрарке,  Норвиду,  Шевченко:

«Слова какие ! То ж сама любовь!..»

... Но, к сожалению, слова

Не загнездились  те в сердцах

Лаур, Марий, Ликер.

Ничьи так и летают.

Неужто  для того, чтоб оправдать

Извечный парадокс:

« Страданья горче – весомей слово»?

***

Співала самотність про зграйну дружбу.

Співала, аж серце злітало з словами

І в звуках тремтіло.

Здіймалося вище і вище.

Як жайворон, висло

Та й впало, мов грудка.

Нараз обірвалася пісня.

На серце людина поклала руку.

***
Пело одиночество  про стайную дружбу.

Пело, аж сердце  со словами взлетало

И в звуках дрожало.

Поднималось всё  выше и выше.

Как жаворонок, в поднебесье  висло.

Да и упало, как  камень.

 Оборвалась вдруг песня.

На сердце руку положил человек.

***

Дві сім’ядолі моєї долі – сини мої,

Усе частіш ви входите у сни...

Та все чомусь маленькими такими.

Начебто тільки зіп’ялись на ноженята...

P.S.

Туга за онуками

Усе тугіше в’яже моє серце.

 ***
Две семядоли моей доли -  мои сыны,

Все чаще  входите в мои вы сны...

Но  почему-то  в них всегда вы - крошки.

Как будто лишь становитесь на ножки...

P.S.

А сердце стянуто в узел тугой

По внукам тоской.

2 стиха Тадеуша Ружевича* в переводах И.Потемкина на украинский язык

*Таде́уш Руже́вич (польск. Tadeusz Różewicz, р.1921) — польский поэт, писатель и драматург. Лауреат множества премий, почётный доктор нескольких университетов Польши[1]. Член академий художеств Германии (член Баварской академии художеств (1981), член Берлинской академии художеств (1987). Тадеуш Ружевич начал печататься с семнадцати лет. В годы Второй мировой войны вместе со своим братом Янушем принимал участие в партизанском движении в составе Армии крайовой. Во время войны нелегально издана его первая книга «Лесное эхо». Брат был казнён гестапо в 1944 году.По окончании войны, в 1945 года, получив аттестат об окончании школы, Ружевич поступает в Ягеллонский университет в Кракове, где в течение четырёх лет изучает историю искусств (однако обучение не закончил).В 1945—1946 годах Ружевич резко и бесповоротно ушёл «от себя вчерашнего», от всех политических иллюзий, связанных с довоенной Польшей. Опыт Второй мировой войны оставил неизгладимый след на всем его творчестве и нашел отражение в его произведениях как тема кризиса коммуникации. В 1947 году выходит его первый поэтический сборник «Беспокойство». Ко времени своего дебюта как драматурга в 1960 году Ружевич уже был признанным поэтом, автором двенадцати стихотворных сборников. С тех пор писатель создал более полутора десятка пьес, что явилось успешным продолжением его поэтического и прозаического творчества. В драматургии Ружевич создаёт пьесы без действия, в качестве героя выступает обычный человек. В 1968 году в связи со своей литературной деятельностью Ружевич переезжает во Вроцлав, где живёт и сегодня.Сын — Ян Ружевич (19532008), театральный режиссёр.В 2003 году в Польше начало выходить многотомное собрание сочинений Тадеуша Ружевича. Różewicz T. Utwory zebrane. W 12 T. (Proza (T. I—III). Dramat (T. IV—VI). Poezja (T. VII—X). Matka odchodzi (T. XI). Nasz starszy brat (T.XII)). Wrocław. 2003—2006.

Лемент

Звертаюсь до вас священники

 Вчителі судді артисти

Шевці лікарі референти

І до тебе мій батьку

Вислухайте мене

Не молодий я

Хай  вас ставність мого тіла

Не вводить в оману

Ані ніжна білість шиї

Ані ясність чола відкритого

Ані пушок над губою солодкою

Ні  херувимський сміх

Ні  пружний крок

Не молодий я

Хай не хвилює вас

Моя цнотливість

Ані моя чистість

Ані моя слабкість

Тендітність і простота

Мені двадцять літ

Я вбивця

Я знаряддя

Таке сліпе як меч

У долонях ката

Замордував людину

І червоними пальцями

Гладив білі перса жінок

Скалічений не бачив я

Ані неба ані троянди

Птаха гнізда дерева

Святого Франциска

Ахіллеса й Гектора

Протягом шести літ

Валила з ніздрів пара крові

Не вірю в перетворення води у вино

Не вірю у відпущення гріхів

Не вірю у воскресіння тіла

Крик
Я к вам обращаюсь  священники
Учители судьи артисты
Швецы  лекаря референты
И к Вам обращаюсь  отец мой
Выслушайте меня

Не молод  я
Пусть статность  тела
Не вводит в заблужденье
Ни белизна нежной шеи
Ни ясность открытого лба
Ни пух над губою сладкой
Ни херувимский смех
Ни мой упругий  шаг

Не молод  я
Пусть  не волнует
Ни  девственность
Ни  чистоплотность
Ни  слабость моя, а так же
Хрупкость и простота

Мне двадцать лет
Я убийца
Оружие я и орудие
Такое слепое как меч
В руках палача
Убил человека
И красными пальцами
Гладил белые  женские груди

Калека я  не видал
Ни неба ни розы
Птицы гнезда  и дерева
Святого Франциска
Ахиллеса и Гектора
В течение шести лет
Валил из ноздрей пар крови
Не верю в превращение воды в вино
Не верю в отпущение грехов
Не верю в воскресение тела

Лист до людожерів

Кохані людожери

Не дивіться вовком

На людину

Котра питає про вільне місце

У вагоні поїзда

Зрозумійте

Інші люди теж мають

Дві ноги й сідницю

Кохані людожери

Зачекайте хвильку

Не топчіть слабших

Не скрегочіть зубами

Зрозумійте

Людей чимало буде ще

Більше отож посуньтесь трішечки

Поступіться

Кохані людожери

Не скуповуйте всі

Свічки шнурки і макарони

Не говоріть одвернувшись

Я мені мій моє

Мій шлунок моє волосся

Мій слід мої штани

Моя жінка мої діти

Моя думка

Кохані людожери

Не зaїдаймось Добре

Бо не воскреснемо

Cправді

Письмо  людоедам
Любимые людоеды
Не смотрите волками
На человека
Который спрашивает про свободное место
В вагоне поезда
Поймите
Другие люди тоже имеют
Две ноги и седалище

Любимые людоеды
Подождите минутку
Не топчите слабых
Не скрежещите зубами

Поймите
Людей немало будет еще
Больше вот так подвиньтесь немножечко
Уступите

Любимые людоеды
Не скупайте все
Свечи шнурки  макароны
Не говорите отвернувшись
Я мне мой мое
Мой желудок мои волосы
Мой след мои штаны
Моя жена мои дети
Мое мнение

Любимые людоеды
Не заедайтесь Ладно
Ведь мы не воскреснем
Вправду

Перевод на русский язык Марка Каганцова.

http://www.playcast.ru/view/3915212/11609ac2813af1fa85d3f9e17ceeef6bed6715f5pl