Встреча с поэтом

Елена Балашова

Ананасы в болоте сгнили,
А морковка туды-сюды.
Я — батрак на небесной ниве.
Здесь иные совсем плоды.

С. Потехин

…Мы едем к поэту в гости. Живёт он в селе Костома Галичского района.
Кто он, этот поэт? Это Сергей Потехин — чудак, мечтатель, философ… Поэт милостью Божьей.
Слышал о нём — думаю — каждый житель нашей области, да и не только нашей. Его стихи широко публиковали столичные журналы, их читают на центральном радио.
И вот мы едем к нему в гости. Мы — это Владимир Фёдорович Ладейщиков, участник Великой Отечественной войны, сам человек пишущий. Владимир Фёдорович написал и опубликовал свои воспоминания о пребывании в Гурьевском военном училище, в котором он во время войны учился. С нами едет его жена, Надежда Александровна, и библиотекарь Чухломской муниципальной библиотеки им. А.Ф. Писемского Галина Сергеевна Артемьева.
Поэзия Сергея Потехина, когда Владимир Фёдорович с нею познакомился, буквально пленила его, и он загорелся мечтой увидеть удивительного, глубоко самобытного поэта.
Эта наша поездка уже не первая: прошлым летом мы однажды добрались до Костомы, но пришлось разыскивать Сергея по всему селу, и пока мы его нашли, пока добрались до хутора, где он живёт, времени утекло немало, и потому наша встреча была недолгой. Как-то сложится нынче? Может, убежит Сергей в лес, на речку?.. Мы приближаемся к селу, и каждый из нас надеется, что эта поездка окажется более удачной.

* * *

Костома — древнее село, находится оно более чем в 30 километрах от Галича. Дорога — сначала выбитый асфальт, а за Россоловом начинается насыпная, гравийная, местами невыносимо тряская. Мелькают поля, луга, перелески, долго тянется лес, и вот перед нами распахивается ширь необъятная: линия горизонта отодвигается вдаль и ввысь — это и есть Костома. Село стоит на крутом берегу реки Тёбзы. Если спуститься вниз, к реке, и повернуть налево — увидишь хутор, где живёт Сергей Потехин.

…Я знакома с Сергеем более сорока лет, и все эти годы не перестаю восхищаться его поэзией и умением жить в совершенной гармонии с природой.
У С. Герасимова есть фильм «У озера». Там одна журналистка ищет «гармонично развитую личность». Вот Сергей Потехин, как представляется мне, и есть такая «гармонично развитая личность».

…Полынный стебель разломлю,
Пущу по ветру пыль и крохи.
Щадящей боли не молю,
Приемлю боль твоей эпохи.

Усадьба Сергея (да, это именно усадьба) — как я уже говорила — в низине, у реки. От села это ещё километра полтора-два. Всё в усадьбе в идеальном порядке: трава окошена, грядки с огородной мелочью и картошкой прополоты; всё растёт, цветёт и даёт плоды в свои сроки. На территории усадьбы насажены ели, дубки, орешник… Сколько тут положено труда, знает только сам Сергей. Ведь каждое деревце надо было посадить, поливать, лелеять.

Да, всё тут прекрасно, если бы не дом, в котором живёт поэт. Дом — старенький, едва живой. Два окна Сергей «утеплил» полиэтиленовой плёнкой. Как зимовать в таком доме — трудно вообразить: в нём нет и электричества. А как натопить худой дом, когда вьюги да метели бьются в его не слишком-то прочные стены?

Впрочем, это, должно быть, нам кажется невозможным, а Сергей живёт в этом доме и зимует. Не могу представить Сергея в городской благоустроенной квартире. Его душу, его поэзию питают эти вот луга и перелески, эти поля и речка — родные от самого его появления на свет. Он родился и вырос здесь, в Костоме. И мама его, работавшая в больнице, ходила по этим самым тропинкам-дорожкам; и отец его родился и жил совсем рядом. Здесь же, в Костоме, родились сестра и брат Сергея.
Есть поговорка: «Где родился, там и пригодился». Это про него, про Сергея Потехина.

Эх, раздолье, раздолье,
Синевы океан.
Я твой первый невольник,
Светлой радостью пьян.

* * *

На этот раз нам повезло. Не пришлось разыскивать Сергея. Едва мы подъехали к дому, он сам встретил нас. Чувствовалось, что если мы и нарушили его планы и одиночество, он, в силу своей деликатности, об этом не скажет. После приветствий расположились за столом у поленницы, где достаточно тени — на солнце слишком жарко. Так о многом хочется его расспросить: и про житьё-бытьё, и про стихи поговорить. И мы спрашиваем, спрашиваем… Пока представилась такая возможность.
Читать Серёжа научился очень рано. Сначала, конечно, книги ему читала мама, а сам он — как рассказывала его сестра Нина — бегал в библиотеку по нескольку раз на дню. Принесёт охапку книг маме: «Читай!» Иногда библиотекарша говорила Серёже: «Всё! Сегодня больше за книгами не приходи!» А для него это было равносильно наказанию. Потом, уже научившись читать, он буквально «глотал» книгу за книгой.
Он и сейчас, несмотря на проблемы со зрением, читает очень много. В дальнейшей нашей беседе он обмолвился, что частенько испытывает «сенсорный» — как он выразился — голод.
Какого бы автора мы ни коснулись в разговоре — почти всех он читал или, в крайнем случае, слышал об этом авторе, а не прочитал ещё потому лишь, что нет возможности найти ту или иную книгу.
Заглянув к нему в комнату, я увидела на столике у лежанки книгу В. Лапшина «Русская свеча», изданную в Новосибирске. Кстати, поэзию Виктора Лапшина он оценивает очень высоко.

После школы Сергея, как и всех сверстников, призвали в армию. Как могли призвать его — непонятно: ведь проблемы со зрением у него с детства. О службе в армии (в Ижевске) сам он рассказывает с юмором. Не получалось из него бравого солдата: даже шапка на его голове сидела неладно-нескладно, да и солдатская форма «шла» ему, как корове седло. Видимо, это стало ясно и начальству, и Сергея демобилизовали. Вздохнули с облегчением, должно быть, и сам он, и его командиры.
Владимир Фёдорович спрашивает Сергея, ходил ли он, будучи в армии, в увольнение. «Да, — кивает Сергей, — ходил, конечно». — «А зачем?» — «Природой любоваться».

Не поверишь, так много обещано!
Ну-ка, птаха, постой, не спеши!
Дай наслушаться голоса вещего
Покорённой природой души.

И природой любуется он всю жизнь. Но природу он не только созерцает, но в меру своих сил и возможностей преображает. Его усадьба — это, в общем-то, природа «облагороженная», своеобразный заповедник. Здесь не только никогда не пнут ногой кошку, но и цветок зря не сорвут, муравьишку обойдут стороной.
Томас Карлейль (английский философ) сказал: «Искренность и глубина созерцания делают человека поэтом».
Умение сопереживать чужой боли или радости, ощущать их как свои собственные — вот качество, присущее подлинному поэту. Помните у С. Есенина: «Чужою радостью утешусь»?..
Что говорить, ведь кто-то смотрит на Сергея Потехина лишь как на чудака, не умеющего жить «как все». Кому-то это не нравится, потому что сами они живут иначе — идя порою на компромисс даже и с собственными убеждениями: мол, с волками жить — по-волчьи выть.
О. Мандельштам писал: «Мне на плечи кидается век-волкодав, но не волк я по крови своей». Вот и Сергей Потехин из этой же стаи «не волков». Душа его светла и благородна, простота его лирики кажущаяся, чувства и мысли глубоко выстраданы и пережиты им.

После армии Сергей поступил в Галичское педучилище, но не закончил его. Однако некоторых преподавателей он и сейчас вспоминает с уважением и любовью. Одолеть же педагогические премудрости он не смог, а точней — не захотел. И были тому, разумеется, свои причины. Сергей очень любит ребятишек, но уверен, что если бы вдруг, паче чаяния, он и стал всё же учителем, то хорошего учителя из него бы не вышло. По его словам, он «сильно разбаловал» бы детей. Они, пожалуй, при его мягкости, верхом бы ездили на нём. Ребятишки к нему льнут, чувствуя в Сергее искреннюю любовь к ним и своего потенциального защитника в их проказах. А учитель обязан и строгим быть в определённых ситуациях. Тут, думаю, очень похожи наш знаменитый земляк Е.В. Честняков, художник и писатель, и С.А. Потехин, пока ещё не столь знаменитый, но уже достаточно известный.
Если рассматривать картины Е. Честнякова, то невозможно не увидеть его великую любовь к крестьянским ребятишкам. Любовь — это тоже дар Божий. И Сергей Потехин наделён огромным даром любви к детям и ко всему живому.

Рос я колосом в поле,
В небе птицей парил,
На высоком глаголе
О любви говорил.

Мне легко представляется Сергей с гурьбой ребятишек, с которыми он идёт в лес за грибами-ягодами или на речку. Или они вместе читают книгу, уютно устроившись на брёвнышках за околицей. Он не подлаживается под них, в нём самом столько этой детской непосредственности, искренности, чистоты…
Вот он лежит на лугу и следит за плывущими по небу лёгкими облачными кораблями. Они плывут и плывут по небесной синеве и уплывают в невообразимые дали. А что там, за ними? Другие дали… Но почему они так волнуют, так манят к себе?
В детстве Сергей, наверное, читал чудесный рассказ Б. Житкова «Белый домик». Сюжет его прост: на другом берегу реки, у которой живут дети, стоит белый домик. Обычный домик, но он почему-то притягивает к себе детей, они видят там, на другом берегу, что-то необычное. Их манит к себе Тайна.
И эти вот плывущие по небу облака — тоже Тайна…
Живя в этом мире, трудно, почти невозможно сохранить в себе детскую готовность души отзываться на красоту мира Божьего. Чаще всего мы эту красоту просто не замечаем. Мы пробегаем мимо раскрывшегося цветка, пыхтящего в траве ёжика, сосульки, в которой волшебно играет солнышко… Мимо, мимо, мимо… «…Мимо больших базаров, мира и горя мимо» (И. Бродский. «Пилигримы»).
Нет, Сергей Потехин не пробегает «мимо». Он-то понимает, что в данный момент для него гораздо важнее полюбоваться закатом, как любуется им Маленький принц Экзюпери, чем заниматься суетой. Каждый, впрочем, сам выбирает, что важнее для него. Сергей Потехин успевает всё увидеть и услышать, мимо чего мы пробегаем в нашей суете, и сказать об увиденном и услышанном так, как умеет только он.

Журавлиный клин
Расколол зарю.
Я стою один.
В небеса смотрю.
Наползает мрак.
Потемнел восток.
Не пойму никак,
Отчего восторг?..

Он и на хутор свой сбежал из деревни, наверное, потому, что поэту необходимо порою одиночество, как воздух, а в деревне от ненужных «друзей», считающих, что они могут заявляться к нему когда угодно, избавляться сложнее.
Скотником и пастухом на ферме Сергей устроился уже после службы в армии и учёбы в педучилище. Кстати, стихи писать он и начал после армии. И в должности скотника и пастуха отработал он двадцать лет. Много это или мало? Не всякий, возможно, представляет работу скотника. Сам Сергей говорит так: «Сейчас-то коров почти нет на ферме, а в то время было около трёхсот. Пока обиходишь всех, они уже опять опростались».
Итак, около трёхсот голов. А вот цитата из книги архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые»: «В монастырском стаде было тридцать коровок. Сена запасали вдоволь, так что производство навоза шло весело, исправно и круглосуточно — только поспевай». Так что при желании вполне можно представить, как шло «производство навоза» у трёхсот коровок и как приходилось «поспевать» Сергею Потехину.
И он выгребал навоз, пастушил. Тогда — как он рассказывает — он и лепить начал из глины сказочные фигурки. И, конечно, писал стихи, которые публиковали районная и областная газеты, а уже позже — и центральные издания. Он принимал участие в творческих семинарах в Костроме. Словом, работал сразу на двух нивах: земной и небесной, возделывая и облагораживая обе.
Свои глиняные поделки Сергей обжигал и расписывал. В своё время в Галиче успешно прошла выставка его работ. Два таких сказочных существа стоят и в моём шкафу, и когда я смотрю на них, то думаю: насколько же талантлив русский человек! Как-то я видела у О.И. Каликина, — кстати, сыгравшего немалую роль в творческой судьбе Сергея, — целое «собрание» этих глиняных скульптурок. Когда смотришь на это разнообразное царство полузверюшек-полулюдей, то словно возвращаешься в детство.
Олег Иванович и Елена Николаевна Каликины были в определённом смысле для Сергея ангелами-хранителями: помогали ему продуктами, одеждой, готовили к печати рукописи. Конечно, не только они одни помогали, но всю организацию помощи брали на себя.
Поэзия Сергея Потехина словно высвечивает и душу читателя своим ясным и щедрым светом до самого донышка. Начинаешь читать и уже не в силах оторваться, и его стихи звучат в душе вдохновенно и радостно, а иногда и с болью, печалью; но их неповторимый юмор смягчает боль, дарит надежду.

Ну что молчишь ты, соловей?
Развей печаль мою, развей.
А я за песенку твою
Тебе гнездо в кустах совью.
Придёт любимая моя
Послушать в рощу соловья,
И станет видно дорогой,
Что я грущу не о другой.
Ну что молчишь ты, соловей?
Развей тоску мою, развей.

Не избегает поэт в своём творчестве и сложных философских тем; это выстраданная в житейских коллизиях философия поэта, знающего цену всему настоящему.
В общении Сергей прост и доступен. Он легко находит общий язык и с деревенским мальчишкой, и с учёным мужем, и с обоими он говорит на равных. Эта способность, на мой взгляд, доказывает интеллигентность его, которая не от книжности, не от знания правил этикета, но от желания и умения сопереживать человеку, слушать и слышать его.
…Мы говорим и говорим, касаясь самых разных тем, задаём вопросы, и Сергей старается ответить на каждый.
Как он стал поэтом? И он вспоминает, что была у него бабушка (со стороны матери), которая умела говорить ярко, образно и в рифму. Не там ли истоки его поэзии? Кто знает…
На вопрос о вере в Бога он высказывается однозначно: «Мой Бог — моя совесть. Истина недостижима. К ней можно приближаться, но достигнуть её нельзя. Вера — способ познания истины». «Безусловно, — утверждает Сергей, — вера — положительное качество».

Вокруг нас, слегка маскируясь, вертятся разношёрстные кошки. На данный момент их у Сергея одиннадцать, не считая котят. Да, без сомнения, он — чудак. Кто бы ещё — скажите — отказался от хорошего жилья, которое ему когда-то предлагали? Он же живёт в этом неказистом домишке, где зимой картошку, чтобы не помёрзла, приходится затаскивать на полати. Кто бы ещё стал кормить целое кошачье стадо, существуя на мизерную пенсию, заработанную настоящими мозолями? Кто ещё может раздаривать свои тетради со стихами и глиняные поделки направо и налево просто так, от широты души?
Чтобы закрыть «кошачью тему», я расскажу об одном маленьком эпизоде из нашей встречи.
Когда пришла пора нам уезжать, мы помогли Сергею убрать со стола оставшиеся продукты: колбасу, сыр, консервы. Я унесла в дом тарелку со «снедью» и спохватилась: кошки! А Сергей сказал, что, мол, не жаль, если и «стянут» они что-то, но ведь разделить всё надо между ними поровну.
И это в нём очень глубоко сидит — жажда справедливости. В данном случае — для кошек, а мечтает он, без сомнения, о справедливо устроенном мире.
В быту он довольствуется самым малым. На вопрос, когда жилось ему лучше всего, он сказал: «При Брежневе». Уточнять мы не стали — в каком смысле «лучше», сам же он ничего более к сказанному не добавил.
Единственное, на что он пожаловался, так это на нехватку, порою, книг — конечно же, не каких попало, но тех авторов, произведения которых ему хотелось бы прочитать. Пантелеймона Романова, например. Или поэтов Леонида Сафронова и Николая Зиновьева.
За все годы нашего знакомства я с Сергеем встречалась не столь уж часто. На поэтических семинарах в Костроме он обычно занимал незаметное место где-нибудь в уголке и внимательно слушал, о чём говорили другие. Молчал не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что он не любил учить, предпочитая учиться.
Да, встречи наши не были частыми, но даже одно сознание, что Сергей Потехин живёт в своей Костоме, грело душу. А однажды, глухим декабрьским вечером, уже в потёмках, наши общие друзья привезли его в мою деревню Галузино — совершенно нежданно-негаданно, и потому для меня его появление было особенно радостным.

…Ветер гудит неистово.
Долог подъём и крут.
По звёздам я путь отыскивал,
По солнцу сверял маршрут.
А как же ещё иначе,
Если идёшь затем,
Чтоб солнце пылало ярче,
Чтоб звёзды светили всем…

* * *

…Вот и пора прощаться. Когда мы уезжали, я сказала: «До свиданья». Я очень надеюсь на будущие встречи с поэтом и с его новыми стихами.

Август 2012 г.

«Я родился красивым, крылатым…»

Сергей Потехин

http://live.kostromka.ru/poetry/potehin/