В связи с разгоревшейся на сайте дискуссии о рабстве, хочу вспомнить об одном забавном эпизоде. У армян есть такой обычай -  давать обет Богу, в случае исполнения некой просьбы, заколоть барана и накормить народ. Желательно бедных, но за неимением оных, хотя бы соседей. Называется этот обычай Мадах, так вот мой отец пообещал Господу устроить Мадах, в случае моего поступления в Ленинградский университет. 

Господь бы милостлив ко мне, и в назначенный день, мы повезли барана к армянской церкви. Как мне объянили, я должен обвести барана трижды вокруг храма, после чего ему слегка надрезают ухо, священник молится, и что-то там еще происходит, о чем я уже запамятовал. 

Дело казалось совершенно нехитрым. Я потянул барана за веревку, но он уперся всеми четырьмя копытами. А надо сказать, что отец мой не поскупился, и барана выбрал весьма внушительного. Протащив его метров пять, и выбившись из сил, я понял, что ввязался в совершенно безнадежное предприятие. Протащить - этого... барана три круга у меня  не получится никогда. Какой позор! Я беспомощно взирал на отца, на старенького священника,  родню и друзей, в надежде на подсказку, но они только смеялись. Ах, как им было весело!      

В это время я ослабил веревку, а баран бочком так, бочком вылез вперед, и вдруг ломанулся вперед. Я бежал следом, направляя его по кругу, и очень скоро  с самым торжественным выражением на лице, доверил животное батюшке, для освящения. 

На дворе был 1987-й год, и очень скоро сотни тысяч баранов вышли на улицы, требовать свободы бежать первыми. Надо сказать, какое-то время я был был одним из них, но память о Мадахе был столь свежа, а борцы за свободу так часто напоминали мне несчастное животное, что мне совершенно расхотелось нестись к свободе с гордо поднятой башкой.

В августе 91-го мой друг - Костя Крикунов, завотделом в городской газете, был одним из немногих людей, кто боролся в Армавире с ГКЧП. Он объявил забастовку. Вторым был его приятель - художник, выразивший свой протест несколько странно. Он пошел к бывшему мужу своей супруги - офицеру, и вызвав его на лестничную площадку, ударил кулаком в лицо. По его мнению, все офицеры были гэкачэпистами, так что поделом. Я, в свою очередь, не скрывал, что нахожусь на стороне ГКЧП, на что Костя только морщился, но мы, впрочем, так и не поссорились, мирно распивая чачу под старым раскидистым тутовником. В день "победы над путчем" состоялся большой митинг на городской площади. На трибуне собралась куча народу, в том числе какие-то казаки и пр., читавшие речи. Костя тоже выступил, сказав, что все только начинается, и свободу нам только еще предстоит обрести. Не факт, что получится. Его столкнули с трибуны, сказав, что он провокатор. 

Последним аккордом стал для меня учитель пения, который тогда же, в августе 91-го вывел своих учеников на Невский проспект. Они исполнили нечто в высшей степени любопытное. Учитель взмахивал руками, а дети скандировали: 

- Ельцин, мой отец! Ельцин, мой отец!

Вспоминается высказывание Ежи Ленца: "Мечта рабов - купить себе на рынке господина". Или выбрать. Бараны победили, очень быстро разрушив страну, следом остатки экономики  и, в изрядной степени, здоровье населения, разрешив торговать паленой водкой в каждом киоске. Кажется, они даже не заметили, что натворили. Слишком быстро бежали. Разумеется, впереди, само собой, с гордо поднятыми головами.  Многие и сейчас бегут, время от времени обвиняя меня в том, что я сторонник рабства. 

Узнав о какой-то их очердной реформе, Костя Крикунов сказал: 

- Сволочи!

- Нет, не сволочи, - ответил я, разливая чачу. - Просто они не умеют иначе.