Появившаяся информация о том, что глава Синодального отдела по взаимоотношению Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин опроверг информацию об инициировании им поправок в Уголовный кодекс за "любые формы противодействия православию", ни для кого не стала неожиданностью. Тем более для тех, кто хоть в какой-то степени разбирается в кулуарной кухне настоящей организации.

     Едва ли кому-нибудь могло придти в голову, что после слов В.В. Путина об «особой сердечности в церковно-государственных отношениях», сообщение о предложении внести в УК РФ статью за ересь может оказаться всего лишь розыгрышем. Благо, что об этой инициативе Русской Православной Церкви  сообщала респектабельная газета «Аргументы и факты». А на сайте Патриархия.Ru в этот же день было опубликовано довольно пространное интервью отца Всеволода на ту же тему. Прибавить к этому бурное обсуждение приговора «ересиархам» Самодурову и Ерофееву, и картина станет полной.

   Я не знаю, в чем заключалась суть этой многоходовки. Может, и впрямь это была провокация. Но на реальность похоже совсем иное, о чем, впрочем, лучше умолчать до выяснения деталей.

    Однако что бы ни являлось подоплекой разгоревшегося скандала, очевидно одно. Как я уже отмечал вчера, дело не в том или ином чиновнике, в силу занимаемой должности вынужденном озвучивать «низовые» тренды. В конце концов, я готов извиниться перед отцом Всеволодом, которого имею честь знать лично, за невольное участие в акции дезинформации (если таковая имела место быть).

    Проблема значительно шире той, считает ли Патриарший Совет по культуре демонстрацию в России светскими учреждениями культуры художественных произведений, создаваемых на основе помещения религиозных символов и знаков в нерелигиозный и профанный контекст, допустимой и возможной с точки зрения зафиксированных в Конституции РФ принципов.  Вполне допускаю, что допустимым он это не считает.

    Проблема в том, что само наше общество с чувством какого-то нездорового сладострастия оскорбляется не самим злом, а карикатурой на зло. И поэтому идея введения в УК РФ особой статьи за святотатство или ересь не кажется столь уж необычной.  Подобные меры издавна существовали у всех народов мира, а в Византийской Империи постановления церковных Соборов даже приравнивались к государственным законам. Практика показывает, что мы поныне не вышли из средневековой парадигмы мировосприятия, оформившейся под влиянием византийской магической версии христианства. И поэтому нам подвластно лишь справедливое либеральное суждение, что  в XXIвеке художник, вторгающийся в суверенное пространство религии (в церковь, в монастырь, в мечеть, в синагогу, в пагоду), заслуживает безусловного осуждения, в том числе и уголовного. Но нам, к сожалению, пока не под силу вместить в свое сознание, что либерализм предполагает и другое, и бесцеремонно-агрессивное вторжение в пространство бытования искусства (музей, галерея, выставочный зал), осуществляемое кем бы то ни было, заведомо противозаконно и, соответственно, точно так же должно быть осуждено, в том числе и уголовно.

   Все было бы намного проще, если виной этому «застреванию в средневековье» были «консервативные безграмотные чинуши», как считает сегодня средний человек. Но дело в том, что любая власть (светская ли, церковная ли) в демократическом государстве (коим пока еще, к счастью, остается наша страна) суть лишь эманация настроений, чаяний  и интенций большинства.

    Сегодня это большинство «приветствует с гоготом» любые инициативы, связанные с «терапией кровопускания». Диапазон «врагов» сегодня необычайно широк – от олигархов, сосущих народную кровь, до иноверцев и инородцев, устроивших гетто для «коренного большинства». Не хочется вспоминать океаны злорадства «русских патриотов», сопровождавших информацию об убийствах Галины Старовойтовой и Анны Политковской, травле Александра Подрабинека и Людмилы Алексеевой.  Положа руку на сердце признаемся себе, что Россия сейчас отстоит куда дальше от христианства, чем она была до перестройки, при Брежневе или Андропове. Тогда российская интеллигенция грезила о христианстве как о мученическом венце и готова была идти за Христом в амфитеатр, львам на съедение. Валерия Новодворская вспоминает, как наотрез отказалась снять в Лефортово крест под угрозой смертельной голодовки. Было и покруче. С одного диссидента в лагере снимали 47 крестов подряд, а он все делал себе новые. В Литве на лесных хуторах нелегально печатали Евангелие и получали за это огромные сроки. Священников, подобных отцу Глебу Якунину (отлученного позднее Московским Патриархатом от церкви), сажали за веру, а Слово Божие конфисковывали на обысках, подобно солженицынскому "Архипу". Очень симптоматично, что сегодня люди, оказавшиеся в большинстве и называющие себя православными, оскорбились работами художников, в годы гонений на христианство пострадавших от советской власти за защиту христианства. Невыразимо обидно, что в руках у моих единоверцев не деревянный крест, а чугунный. На нем нет Спасителя, им можно только бить непокорных по голове. А значит – недолго осталось ждать момента, когда очередной «пробный шар» упадет в уготовленную ему лузу.