«Коми — не строительная площадка, глава — не прораб, а мы — не его работники». Единоросс Сергей Артеев — о попытке снять его с должности в Госсовете и конфликте с главой республики

«Госсовет превратился в филиал администрации главы Коми»

—  Как вы называете то, что произошло в Госсовете Коми на прошлой неделе?

— Афера.

— Почему?

— Что такое афера? Это некое действие, которое имеет признаки лжи, сговора и некоего заданного результата. Она была организована давно. Мы понимаем, что ее признаки появились в последние месяц-два. То есть [некоторых депутатов] нужно было зацепить. Нужно и теперь, задача поставлена все-таки вопрос решить.

— Кто с кем сговорился?

— Похоже, что никто. Все давно нашли друг друга: слабые политики с непрофессиональными менеджерами, отвечающими за внутреннюю политику в регионе, имеющими на то власть. Огромную власть.

— Слабые политики, в том числе председатель Госсовета Надежда Дорофеева?

— Да, я считаю, что да. Меня коллеги спросили: «Сергей, мы видим, что председатель Госсовета у нас слаб. А почему раньше его не убрали?» 

Я считаю, что председатель должен уйти в отставку. Мы превратились в филиал администрации главы Коми, председатель не имеет собственного мнения. «А что терпели?» Значит, раньше устраивало, не припекало настолько.

— Кого еще вы считаете слабым политиком?

— А больше никто не нужен, это же председатель. Удивительно и прискорбно говорить о том, что фактически у нас на бумаге присутствует разделение властей, а на практике мы по большому счету видим одну власть.

— После приезда Сергея Гапликова в Коми притчей во языцех стало то, что некоторых депутатов Госсовета приглашали в администрацию главы республики на встречи, планерки, летучки — назовите, как хотите, — где их убеждали, уговаривали, поили чаем, чтобы они проголосовали за нужные губернатору инициативы. Вас приглашали?

— Это ровно так и было. Я, к сожалению, на летучки, планерки никогда не ходил. Меня туда не зовут, и я не один такой. Это случилось давно. У нас встреча с главой республики Гапликовым была раз в жизни в феврале прошлого года. Она была для меня несколько странной: весьма деликатной, приятной. Разговор был о том, что надо работать, взаимодействовать. Для меня это было приятным, наверное, сигналом того, что губернатор погружается во все сферы деятельности, включая законодательную, и его волнует вопрос, кто же будет заниматься социальной политикой. Мне кажется, это неплохо. Вот это была единственная встреча. Мы видим, что кого-то на эти планерки зовут, а кого-то нет. Возникает вопрос: «А по какому признаку делят и собирают?»

— По какому?

— Собирают тех, наверное, с кем администрации Республики Коми комфортнее работать. 

— Зовут тех, кто соглашается принимать непопулярные решения, выгодные администрации главы Коми?

— Надо начать со 144-го закона [об ограничении льготных выплат за детские сады; был принят в 2016 году, отменен в 2019]. В 2016 году я голосовал за 144-й региональный закон. Этот вопрос перед депутатами презентовала Наталья Михальченкова [вице-премьер Коми], она с полной самоотдачей убеждала всех нас, что это такой вектор социальной политики государства. Я теперь вижу, так оно и есть, и что критерий нуждаемости станет нормой: надо смотреть на состав семьи, ее благополучие. Но даже тогда у всех были вопросы о том, что мы все равно кого-то обделим. Было много реплик с той стороны, что если кто-то лишится этого права, то явно те, кто имеет достаток выше среднего. Нам тогда казалось, что это может иметь некую справедливость. Но мы сразу договорились, что принимаем это решение как временное.

Через какое-то время мы стали понимать, как эта норма работает. С 2016 года многие лишились льгот, падение произошло раза в три: с условно 60 тысяч семей до 20-23 тысяч. В 2018 году, как я только стал председателем социального комитета в Госсовете, появилась инициатива Татьяны Саладиной [депутат от «Справедливой России»] о возврате льгот. Я уверен, что Татьяна Алексеевна даже не думала в тот момент о том, что мы к этому можем прийти.

В течение 2018-2019 годов мы очень тесно работали с социальным блоком правительства, запрашивали статистику по семьям, по достатку, по уровню жизни. Нам тогда говорили: «Подождите пока. Ну как сейчас возвращать? Ну, мы же только вроде в 2016 году их убрали. Да и потом, люди начинают жить все лучше и лучше: МРОТ меняют, зарплата [растет]…».

Тогда северные районные коэффициенты «вытащили» сверху МРОТ, зарплата подросла. Получилось так, что мы ввели критерий нуждаемости в 1,5 прожиточных минимума, а из-за увеличения МРОТ люди снова выпали из списка получателей льгот. Тут нужна была коррекция.

— Напомню, мой вопрос был про взаимоотношения Госсовета и администрации главы Коми.

— А я сейчас перейду к этому. Нам говорили: «Не спешите [с отменой 144-го закона]. Будут деньги — обязательно так и сделаем». Так было до весны этого года. Потом мы узнали, что бюджет у нас профицитный, деньги есть.

К этому времени я стал видеть, как развивается республика, какими темпами мы идем и куда. Я сказал очень простую вещь: «Ребята, мы не строим социальных объектов и дорог. Деньги у нас появились благодаря нефтегазовой конъюнктуре, но мы не умеем  их тратить и не умеем зарабатывать. Так давайте их хотя бы людям раздадим». На июньской сессии закон не отменили, но потом депутатский корпус настоял на возвращении льгот.

Мне показалось, что это был еще один сигнал, еще одна причина, по которой [в администрации главы Коми] закусили удила.

Плюс я присутствовал на сыктывкарском митинге в июне [против строительства мусорного полигона на станции Шиес]. Я открыто призывал людей быть там, потому что то, с чем он связан, меня беспокоит ровно так же, как и социальная сфера. Там находились я, мои коллеги. Собственно, так мы по чуть-чуть и попадали в список [неудобных для администрации главы Коми депутатов].

— Правильно ли я понимаю, что вы описываете свои действия, которые не нашли понимания в администрации главы Коми, что и стало причиной конфликта?

— Да, это была цепочка. Им не нравится, когда им указывают на возможные ошибки, когда им начинают задавать вопросы и интересоваться, почему это так, а это так.

«Пора отвечать за программу „Возрождение республики“»

— По итогам последней сессии Госсовета, где вас пытались лишить должности председателя комитета,  мой коллега написал репортаж, в заголовок которого была вынесена фраза о том, что неправильно, когда исполнительная власть давит на законодательную. Но ведь вы сейчас описываете ситуацию, которая началась не в 2019 году. Это произошло в 2015 году после приезда в регион Сергея Гапликова.

— Как такового давления в 2015-2016 годах я, может, и не замечал. Все притирались друг к другу. А сейчас мы вышли на некие этапы, когда пора отвечать за программу «Возрождения республики» [программный документ главы Коми Сергея Гапликова об улучшении жизни в регионе]. Какие результаты она принесла, что на самом деле возродили, к чему пришли.

Пора, наверное, спрашивать и с Госсовета: что мы напринимали за эти годы, какого качества это законодательство, стало ли людям лучше? И это вопрос каждого из нас. Но просто сам стиль управления сегодня похож, знаете, на строительную площадку. Мой тезис: Коми — не строительная площадка, глава — не прораб, а мы — не его работники. Это сложный национальный регион, в котором нужно находить общий язык все-таки в межэлитном многообразии, в национальных вопросах, в корпоративном секторе, в общественной среде. Мне показалось за эти годы, что никто его искать не готов.

В понимании руководителя администрации главы Михаила Порядина и куратора внутренней политики Евгения Морозова работа с людьми строится по двум критериям: полезный и враг. Если начинаешь задавать вопросы, ты враг. А полезным знаете, как стать? Это несложно — надо молчать и на кнопки нажимать.

Я не думаю, что подобные ситуации и конфликты нужны главе. Скорее, они выгодны его окружению, чтобы поднять свою значимость в усмирении «бунтарей» и освоении бюджетов на СМИ и социальные сети.

Я искренне благодарен губернатору за, то, что грубыми, вредными действиями своей команды он объединяет жителей нашего региона, поднимает уровень самосознания наших граждан, заставляет задуматься: “А чего мы сами-то хотим, как видим свое будущее без бутофорских программ возрождения и прочих деклараций? Чего достигли?”

Нам, всему региону в последние годы как будто присваивали комплекс неполноценности, по-прорабски покрикивая, грозно поругивая на заседаниях правительства за неудачи во многих сферах: мол, местные только и саботируют, вредят и мешают добиваться результата, словно все-все стоят на пути больших профессионалов. 

Теперь же снимаю розовые очки, и мне стало очевидно: ждать от этой команды нечего [команды главы Коми Гапликова]: ни вовремя построенных школ, ни больниц, ни дорог. Тотальное отсутствие результативности фундаментально: от неумения ладить с народом до неэффективности в управлении регионом.

Четыре года надежд и ожиданий показали: они не способны улучшить нашу жизнь. Эти люди не умеют признавать свои ошибки и не готовы нести ответственность, зато отлично перекладывают свои ошибки на других: мэров, министров, депутатов, — всегда кто-то виноват.

А виноваты мы только в одном: что терпеливо смотрим на эту клоунаду. Когда за наши же деньги в виде налогов нашу жизнь определяют те, кто не способен и не хочет ее улучшать.

Перемены назрели, перемены необходимы.

«Раскол в „Единой России“ абсолютно прогнозируем»

— Вы сказали, что попали в условный список. Кто еще в этом списке?

— Честно говоря, меня не сильно заботит, в каком я там списке. Если региональная власть не видит возможности выстраивать отношения с людьми, которые эту власть держат, то я не понимаю, в ком она нуждается вообще. По сути, администрация главы своими руками разваливает ядро системности — партию «Единая Россия». Сейчас мы видим раскол, он был абсолютно прогнозируем.

— По данным «7х7», за ваш уход с поста председателя комитета в Госсовете на сессии проголосовало несколько членов «Единой России», но были и те, кто воздержался. Почему, как вы думаете, они воздержались?

— Мы видели, как развивались события за последние две недели, как сеялись сомнения в нас. Вот приезжает на сессию Госсовета депутат из района, а ему говорят: «Слушайте, у ФСБ к этим людям есть вопросы». Если бы такое сказали мне, я захотел бы разобраться. Но когда такое говорят официальные лица в своих властных кабинетах, это разве нормально?

— Так почему часть членов «Единой России» в итоге воздержалась?

— Я думаю, не все пошли на эту сделку с совестью. Каждый из нас [депутаты, которых хотели лишить должностей в Госсовете], кто выступал на трибуне, объяснял, что в эту ситуацию может попасть любой, что мы вышли за пределы депутатской этики.

Мы в какой-то степени начинаем жить в демократической республике, где эти вещи не работают. Но если не работают эти механизмы, значит, будет работать более серьезный механизм. Какой? Это административный ресурс, который сегодня монополизирован, который находится в одних руках.

Я без застенчивости называю это ОПС. Только расшифровываю немножко по-другому: организованное политическое сообщество, у которого в ресурсах СМИ, административный блок, финансы и все управленческие государственные решения. Если ты не вписался в эту систему координат, тебе будет крайне сложно.

Нашу депутатскую деятельность [работу трех депутатов, которых собирались лишить должностей] не освещает ни одно официальное СМИ. Вернее, освещают, но только в одном разрезе: они виноваты и сложат полномочия. Мы на шпагах [защищаемся], а с нами уже напалмом, цепляясь за всякие юридические нормы.

— Разве при Гайзере было не то же самое организованное политическое сообщество? Когда из администрации главы приходили установки, какие решения принимать. Возможно, управление в регионе было несколько иным, но ситуация в целом была такая же.

— Скажу так: мне тогда хотя бы казалось, что люди не просто декларировали свои цели по изменению жизни в регионе, они делали шаги, понятные всем. И они реально хотели бы этого результата. Сейчас я не вижу изменений, декларации остаются декларациями, многочасовые монологи главы республики остаются монологами. С этим можно спорить, можно дуться, но объективно: в месяц из Коми уезжает 1,3-1,5 тысяч человек, в год — 15-18 тысяч человек, самых активных, самых шустрых. Это представители бизнеса, интеллигенции. Эти люди могли бы послужить Республике Коми. Они уезжают с обидой, что они здесь не реализовались, им этого не дали сделать. Весь этот конфликт — не конфликт местных с варягами, это борьба за право здесь жить, которого нас лишают.

— Очень интересно про варягов. Мой коллега, обсуждая трения между вами и администрацией губернатора, заметил, что вы более дальновидны в политическом плане. Вы понимаете, что Гапликов — временщик, что, возможно, он уедет, а вы останетесь здесь жить, вам отвечать перед избирателями. И если вам с электоральной точки зрения выгодно противостоять этот силе, вы ловите момент. Насколько справедливы эти мысли?

— Любое лицо у власти — временное, поэтому я бы не стал противостоять, используя момент. Многие же говорят: «Все понятно, через год выборы». Но это совсем не так. То, что нам придется отвечать перед избирателями, это факт. Важно понимать, что для обычных людей мы все — власть. И мне отвечать наравне с министром. Если я вижу, что кто-то в этой условной команде косячит, я бы хотел его поправить. Так же, как я хотел бы, если косячу я, поправили бы и меня. Это не имеет отношения ни к каким выборам. А вообще, по всем моим ощущениям, началась избирательная кампания главы республики Коми на новый срок.

Я не знаю Сергея Анатольевича как человека, но, судя по тому, что я вижу, могу сделать вывод, что он находится в информационном вакууме ближнего круга людей. Санкции на все эти действия, наверное, исходят от него. Я бы не хотел так думать, но как иначе на это реагировать? Если тебе каждый день говорят: «Кругом враги, все против», у тебя, наверное, может сформироваться некое мнение. Из оппозиции формируют какого-то беса.

— Вы сейчас говорите, что царь хороший, а бояре плохие. Как будто соломку себе подстилаете.

— Не-не-не! К боярам действительно много вопросов. Я считаю, они не на своем месте, потому что то, что сейчас происходит в регионе, — это их уровень ответственности. Они не профессионалы своего дела. Работа не должна и не может строиться так, как она строится сейчас. С царя ответственности никто не снимает. Если Государственный совет Коми не принял столь важный вопрос [о снятии Артеева и его коллег с должностей] при том давлении, которое было, то это говорит о том, что с прошлого четверга администрация главы республики потеряла ключи от решения важных вопросов в парламенте.

— Но ведь те пять единороссов, которые воздержались, могут передумать к следующему заседанию.

— Все может поменяться как в одну, так и в другую сторону. Я не знаю, как сейчас тем, кто голосовал против нас. Мне кажется, им крайне неловко. Плюс я на их месте сразу подумал бы, зачем делать что-то неправильное, нечестное, ведь за это тоже придется отвечать, давать какие-то комментарии. Сейчас, конечно, все подходят, хлопают по плечу: «Ну, ты же понимаешь, я же поддержал».

«Это новая веха развития политического ландшафта»

— Давайте вернемся к «Единой России». Вы несколько лет в ней состоите. Это партия жуликов и воров?

— Нет.

— Опишите ее.

— Это государственная номенклатура, которая системно составляет эту власть.

— Почему у некоторых людей сложилось о ней мнение, как о партии жуликов и воров?

— Эта партия в последние годы была самым действенным ресурсом для карьерного роста. Наиболее шустрые ребята понимали, через кого пробиваться вверх. Но я вижу многих людей, которые рубля лишнего не возьмут, они честны по жизни, они будут служить — не в унизительном смысле, а государству. Подлецы присосались, да. Такие всегда будут, поэтому обобщать нельзя. 

— Вы сказали, во фракции «Единой России» в Госсовете произошел раскол. Правильно я понимаю, что приспособленцы, конъюнктурщики, люди, которые держатся за теплое место, остаются в одной стороне, а те, кого вы назвали радеющими за родину, сформируют новую силу?

— Возможно, это какая-то новая веха развития политического ландшафта. С не меньшим усердием защищались и мы, и нас защищали представители других партий. Они защищали не «Единую Россию», а здравый смысл: виноваты — так докажите, покажите, вместе накажем.

По поводу будущего. Можно ерничать, что в республику вернулась демократия, но она вернулась не через реализацию нацпроектов, не через результаты какие-то, а через этот случай.

— Одна из последних обсуждаемых тем — расширение количества депутатов Госсовета с 30 до 36, об этом много говорила спикер парламента Дорофеева. Зачем нужно 36, а не 30?

— А нужно ли?

— Похожая ситуация уже произошла в Марий Эл. Там изменили пропорции, по которым кандидаты попадают в Госсобрание региона. Раньше половину мест получали одномандатники, а вторую часть кресел занимали депутаты, прошедшие по партийным спискам. Политологи говорят о падающем рейтинге «Единой России», они не смогут получить большинство по спискам, поэтому в Марий Эл и увеличили количество одномандатников. Такая логика имеет место в Коми? Сначала увеличить число депутатов, а потом увеличить число тех, кто будет избраться по одномандатным округам?

— Предположу, что она может быть. Есть еще однин фактор: мало того, что надо провести своих, так еще надо, чтобы не прошли другие. А каким образом? Если оппозиционные партии проходят в Госсовет большей частью по спискам, то таким образом мы закроем этот проход и для них. По одномандатной линии через административный ресурс можно избирать кого нужно и создать заслон для тех, кого видеть бы не хотелось. Это гипотеза. Возникают уже разные конспирологические теории, а может это пилотный проект в стране по трансформации «Единой России.

— Если поставят вопрос об увеличении числа депутатов с 30 до 36, вы…

— Я проголосую против. Однозначно.

— А если вопрос встанет про изменение пропорции между одномандатниками и партийными списками?

— Я проголосую против. Я и тот, и другой вопрос выносил бы на референдум.

«Перед госаппаратом люди — песчинка»

— Вы будете участвовать в следующих выборах?

— Не уверен.

— Почему?

— Много факторов. Я человек разумный и свои шаги и заявления соизмеряю с перспективами, последствиями. Чтобы идти куда-либо, я должен понимать, если ли у меня вообще причины так думать. Я буду опираться на те социологические исследования, которые буду сам заказывать. Буду смотреть, как ко мне относятся люди. Если им в Госсовете нужен другой человек, поверьте, я помогу осуществить мечту людей. Не тем, что не пойду, а тем, что помогу подобрать именно такого.

— Это тем удивительнее слушать. Конфликт с исполнительной властью, который сейчас произошел, не первый, когда вы публично выражаете несогласие с непопулярными решениями. Складывается впечатление, что вы тем самым накапливаете потенциал. Но после всего этого говорите, что не уверены, пойдете ли.

— Некая волна одобрения — это фон, на который опираться нельзя. У меня должны быть четкие данные, четкое понимание. Проблема несоответствия еще и в ожиданиях людей и репутации политика. Мы думаем, что понимаем, что надо нашему избирателю. А я не первый день в этом деле. Семь лет назад я рвал на себе рубашку и бежал строить детские площадки и не всегда на следующий день получал одобрение. Мне говорили: «Дорогой, спасибо, конечно, за скамейку во дворе, но с чего ты взял, что она там нужна?» Говорю: «Как же? Вчера приходила целая делегация людей из вашего дома». У меня уточняли: «С какого этажа эти люди?» «По-моему, с третьего, с пятого», — говорил я. «Правильно, а мы живем на первом. Будь добр, завтра демонтируй, пожалуйста, или организуй процесс, в котором мы можем высказаться, и наше мнение будет легитимно», — были и такие ответы.

— Я представляю первый комментарии на нашем сайте о вас. Мол, вы себя выгораживаете, весь такой белый и пушистый.

— Я и себя спрашиваю, почему все так. У БИ-2 есть песня со словами «когда тебя припирают к стенке, не так легко различать оттенки». Я не молчал, я и раньше выступал, по моим соцсетям все это видно. Почему сейчас рот открыл — чувствую несправедливость. Мое озарение: перед госаппаратом люди — песчинка, никто компромиссов искать не готов.