Глава рязанского просветительского и правозащитного общества «Мемориал» Андрей Блинушов в 2017 году номинировался на премию имени Бориса Немцова и создал сайт о права человека в России. Он регулярно организует в Рязани памятные мероприятия в честь жертв репрессий и добивается установки памятника пострадавшим от «Большого террора» и узникам советских лагерей. В правозащитное движение Блинушов пришел из советской милиции и откровенно рассказывал об этом опыте спустя годы. 10 июля ему исполнилось 57 лет, «7х7» собрал правила жизни общественника.

Об установке памятника Дзержинскому в Рязани:

— Очень надеюсь, что нам вновь исподволь не пытаются внушить мысль, что пренебрежение правом, разрушение судопроизводства, политические лагеря и тайные казни — и есть образец для подражания. Что этот окрик «Смирно!» — не есть главный посыл нового рязанского монумента. И что Железный Феликс останется за высоким кованым забором лишь напоминанием о невыученных уроках нашей отечественной истории, а не грозным предзнаменованием повторения ее трагических страниц.

О современных репрессиях:

— 100 человек политзаключенных [на октябрь 2018 года] — это много или мало? У нас демократическое государство возникло после распада тоталитарной империи, однако вновь на повестке дня политические преследования. Например, карельский историк Юрий Дмитриев. Дело надуманное. Для чего оно нужно? Загадок столько же, сколько и с «Большим террором» — для чего понадобилось эта чудовищная, ничем не оправданная и не имеющая никакого смысла, кроме устрашения, резня? В который раз все зависит от нас: если мы не приложим усилий, не будем бороться за каждого невинного, то диктатура вновь наступит.

О Дне поминовения:

— Это витает в воздухе: опять началась эпоха ужесточения, опять — слава богу, пока точечно — начались репрессии. А массовым этот День поминовения в Рязани никогда и не был: массовыми у нас бывают только бесплатные концерты поп-звезд. Все остальное у нас не массовое, включая какие-нибудь выдающиеся спектакли. Мы же не город-миллионник. А если смотреть в корень проблемы, то вытеснение памяти страхом — это снова происходит, я вижу. Это все правда.

Из заявления рязанского «Мемориала» по поводу признания общества «иностранным агентом»:

— Иностранные агенты — это персонажи шпионских историй, а мы — общественная организация, открыто защищающая права российских граждан. То, что Минюст путает эти понятия, к сожалению, не досадная ошибка, а целенаправленная кампания против любой независимой гражданской деятельности. Она началась в 2012 году с принятием Госдумой абсурдного и дискриминационного закона об НКО, выполняющих функции «иностранного агента». Мы считаем включение в этот реестр оскорблением и намерены оспаривать в суде это решение и результаты проверки Минюста.

Об инициативе КПРФ установить в Рязани памятник Сталину

— Последние несколько лет, к сожалению, переполнены информацией о попытках реанимировать идеологию тоталитаризма. На мой взгляд, сторонники «железной руки и костяной ноги» неверно считали сигналы, идущие с нынешних вершин власти. Им показалось, что «дана отмашка» на возврат к практике сталинизма и массовых репрессий. И в этом они заблуждаются: на дворе все-таки XXI век. Поэтому памятника политику, лично ответственному за развязывание кровавого массового террора против собственного народа, в городе, уверен, не появится. Региональные и городские власти окажутся куда мудрее трубадуров насилия.

О второй оттепели

— Сейчас, конечно, есть такое ощущение, как будто трудно дышать: не осталось почти независимых общественных дискуссионных площадок, опять нельзя выйти группой на улицу и говорить там свободно, мы не можем встать даже в одиночный пикет, уже идут преследования и за это. Не хватает воздуха. Но когда начнется новая оттепель, вы обязательно это почувствуете. Как будто вдруг раз — и весна пришла! Вот тогда, в конце 1980-х, было так. Даже имея на плечах погоны, многие люди надеялись тогда на перемены, искренне пытались им содействовать. Я, будучи еще, так сказать, ментом, ходил в городской киноклуб, в литературное объединение, в клуб любителей фантастики и начинал потихоньку взаимодействовать с разными общественниками.

О советской милиции

— У меня, как и у многих, была иллюзия тогда, что силовые структуры могут быть честными, не затронутыми коррупцией, уцелевшими в общем хаосе. Эта мысль внедряется в головы давно, начиная с 1920-х годов. Но я увидел, что происходит изнутри, как милицию используют в борьбе с общественным движением, какими грязными методами это порой делается. В то же время я увидел среди общественников таких замечательных открытых людей!

О будущем России

— Сейчас есть такие замечательные возможности интернета для объединения этих хороших людей. Есть добровольческие движения, вы не хуже меня об этом знаете. Меня держит, что есть люди, у которых глаз все еще горит. Мы не всех знаем, потому что пресса о них мало пишет, но их больше, чем кажется. Скептики говорят, что все, что мы сделали в конце 1980-х — начале 1990-х годов, бессмысленно, обратилось в прах. Но я так не считаю. Это все-таки уже не Советский Союз и никогда вновь не станет им. Даже при всех попытках построить СССР-2 — все-таки мы в другой стране живем. В некотором смысле такие люди, как мы, и такие люди, как вы, — это продукт той самой Перестройки и той самой оттепели.