12 апреля Мосгорсуд оставил без изменений решение Басманного суда Москвы о продлении ареста обвиняемому во взятках экс-губернатору Кировской области Никиты Белых еще на три месяца. Белых останется в следственном изоляторе «Лефортово» до 24 июня. Защита настаивала на необходимости смягчения меры пресечения из-за ухудшающегося состояния здоровья Белых и трудностей работы с адвокатом.

И Белых, и адвокат Андрей Грохотов опирались на заявление Следственного комитета о том, что следственные действия в отношении экс-губернатора завершены. Обвинение с этой позицией не согласилось: якобы после завершения следственных действий Белых может повлиять на ход дела, изучив собранные доказательства, а его заболевания отсутствуют в перечне болезней, которые требуют изменения меры пресечения.

 

«Существующая мера — избыточная»

 

 

«7x7» публикует речь Никиты Белых, которую он произнес 12 апреля в Московском городском суде:

— Я поддерживаю доводы моего защитника. Но тем не менее я бы хотел сам высказать несколько позиций, сказать несколько слов, не касаясь, безусловно, рассмотрения дела по существу, а обсуждая только тот вопрос, ради которого мы здесь собрались, а именно – обсуждение постановления Басманного суда от 22 марта, касающегося продления меры пресечения в виде содержания под стражей. Как уже говорил мой защитник, так получилось, что когда суд принимал решение о продлении меры пресечения в виде содержания под стражей, он руководствовался и принимал во внимание те доводы, которые приводило следствие — и по необходимости продления следствия еще на три месяца ввиду сложности дела в части следственных действий, которые предстоит осуществить. На этом фоне выглядит странно, что через несколько дней Следственный комитет заявил о завершении дела. Я глубоко убежден, что в тот момент, когда суд рассматривал этот вопрос, 22 марта, уже было известно о том, что дело будет решено через несколько дней, что сама идея о необходимости продления следствия и необходимости продления содержания под стражей уже является введением в заблуждение и прокуратуры, и суда.

К сожалению, суд принял слово в слово доводы следствия и прокуратуры, говоря о том, что у них они убедительные, а доводы обвиняемого и защиты не могут быть приняты к сведению. Тем не менее я являюсь убежденным сторонником верховенства закона и считаю возможным не проявлять свою позицию по этому вопросу. Я рассматриваю возможность в рамках этого суда доказать объективность и, так сказать, здравый смысл нашего правосудия.

На чем бы я хотел остановится чуть более подробно. Вы прекрасно знаете, что постановление пленума Верховного суда РФ от 19 декабря 2013 года с подробным его разъяснением, касающимся оценки тех критериев, по которым принимается решение о принятии исключительной меры пресечения, такой как содержание под стражей. И, собственно говоря, как раз те аргументы, которые выдвигаются следствием, прокуратурой — они не выдерживают критики в рамках тех позиций, которые представлены в постановлении пленума.

Я напомню, что когда речь идет о том, чтобы обвиняемый, в данном случае я, может скрыться, предполагается, что у обвиняемого или его родственников есть недвижимость за границей, счета, отсутствуют какие-то связи здесь, на территории, то это действительно может привести к сокрытию. В нашем случае об этом речи не идет. Никакой недвижимости, никаких счетов ни у меня, ни у моих родственников не было, нет и не планируется в обозримом будущем.

Когда речь идет о том, что я смогу продолжать заниматься преступной деятельностью, то в нашем случае это невозможно, поскольку преступления, которые мне вменяются пока на стадии обвинения — они относятся к категории должностных преступлений, которые могут быть совершены человеком, занимающим государственную должность, что ко мне уже несправедливо по прошествии последних девяти месяцев.

Что касается угрозы давления на свидетелей или других участников процесса, то если мы перешли к стадии ознакомления, то по статье 217 УПК об этом вообще не может быть и речи. То есть никакого давления на следствие уже в рамках завершенного следствия не может рассматриваться в принципе. Мое содержание под стражей или пребывание под домашним арестом для работы следственной группы абсолютно значения не имеет. Мое пребывание здесь является абсолютно избыточным с точки зрения тех процессуальных действий, которые осуществляет следственная группа Следственного комитета.

У меня реально ухудшается здоровье. У меня действительно не существует нормальной возможности работать с моими защитниками. Как вы понимаете, доступ в следственный изолятор, несмотря на все предписания, системой ФСИН воспринимается очень поверхностно, и у меня нет возможности для полноценной работы с защитником. Почему я, собственно говоря, прошу рассмотреть возможность об изменении меры пресечения исходя из следующих соображений. Во-первых, действительно поправить свое здоровье. Во-вторых, иметь нормальную возможность работать со своей защитой.

Существующая мера пресечения — она избыточная. Возникает вопрос: а для чего все это делается? Направлена она только на то, чтобы доставить мне максимальные страдания и мучения, чтобы человек, который здесь находится, чувствовал себя максимально дискомфортно и охотнее шел на какие-то договоренности, компромиссы. В моем понимании это является абсолютной бессмыслицей. Я готов нести ответственность за то, что я там совершал. И, действительно, возможно, были какие-то ошибки, но опять же, это не имеет никакого отношения ни к Вятке, ни к коррупции, о чем я раньше заявлял на рассмотрении подобных процессов.

Но, я напоминаю, что за все время пребывания моего здесь, а это девять с половиной месяцев, следствие не удовлетворило ни одно из моих ходатайств: о встрече с родственниками, о телефонных разговорах, чинили постоянные препятствия для заключения брака с любимой мною женщиной. Все это вкупе с постоянным требованиями содержания меня под стражей свидетельствует только об одном — это идет психологическая, физическая (говоря о здоровье), моральная ломка человека. Это не соответствует не то что европейским конвенциям, а в принципе каким-то гуманитарным подходам в рамках осуществления правосудия.

Именно поэтому я прошу суд не просто там зачитать ходатайство следствия и прокуратуры о том, что доводы аргументированы и убедительны, а доводы защиты не могут быть приняты во внимание, а рассмотреть вопрос объективно и принять решение об отмене постановления Басманного суда от 22 марта 2017 года о продлении содержания под стражей и изменить ее на более мягкую. Тем более, еще раз подчеркиваю то, о чем говорил мой защитник. Мы на сегодняшний день находимся в стадии ознакомления. Никакого влияния на следствие, свидетелей уже не может быть оказано в принципе. И следователи об этом прекрасно знали, когда выходили с ходатайством, говоря о том, что им предстоит невероятная работа на протяжении ближайших трех месяцев и поэтому просили оставить меня под стражей.

Что касается нового обвинения, о котором сообщили 28 марта. Это не новое обвинение по сути, а просто исправление тех ошибок в части статьи 47 УПК, которые были допущены при предъявлении старого. Это «новое обвинение» не содержит ни новых сведений, ни новой информации. Поскольку тогда присутствовали журналисты, то они уцепились за слово «новое». Ничего нового там, на самом деле, не было, просто исправлялись те ошибки, которые были допущены на предыдущих стадиях.

Что касается позиции. Еще раз: ни о каких попытках повлиять на следствие, потому что если следовать логике прокуратуры, то как раз в процессе ознакомления в рамках статьи 18 УПК нужно всех заключать под стражу. Потому что действительно становятся известны новые материалы. А тут следственные действия завершены. Влияние на других участников уголовного процесса уже не происходит. Поэтому мы же не говорим о том, что мы отказываемся от какой-то работы и сотрудничества. Мы работаем, мы взаимодействуем, действительно, в рамках 217 УПК, по согласованному порядку ознакомления с документами.

На сегодняшний день мы говорим о том, что необходимо изменить меру пресечения. Домашний арест — это не прогулка по парку. Это содержание в условиях дома, с теми ограничениями, которые сочтет необходимым суд: с ограничением по телефонным разговорам, по встречам, с иными ограничениями. Почему-то под изоляцией от общества понимается только заключение под стражу. Домашний арест — это тоже изоляция от общества. Я попрошу представителя прокуратуры внимательно перечитать учебники, по которым она училась, по которым учился и я как человек получивший юридическое образование.

Повторяю, у меня две причины, по которым мне нужно изменить меру пресечения. Нормально работать с защитником. Сейчас у меня нет возможности работать с ним больше, чем раз в неделю по 30 минут. Это объективная реальность. И вторая — здоровье. Все аргументы по этому поводу представлены. Никаких иных оснований и мотивов у меня, вроде желания скрыться, нет. И никаких аргументов об обратном ни у следствия, ни у прокуратуры нет.

Спасибо, ваша честь.

 

«Условия изолятора не позволяют нам полноценно работать»

Перед вынесением решения адвокат Белых Андрей Грохотов прокомментировал позицию защиты:

— Подробности вы слышали. Главные моменты — это постоянно ухудшающееся состояние здоровья, появляющиеся новые диагнозы, причем очень серьезные, с изменениями в позвоночнике, с изменением в головном мозге. Это действительно нас беспокоит и появляются многочисленные жалобы со стороны Никиты Юрьевича. Плюс условия изолятора действительно не позволяют нам полноценно работать из-за того, что мы постоянно отвлекаемся на вопросы здоровья, когда мы встречаемся раз в неделю, такой уж график посещения. Нам не хватает времени для полноценной защиты.

Тем более, у нас сейчас стадия изучения всех доказательств, поэтому мы настаиваем и, с учетом того, что нам известно, предлагаем следствию пересматривать вопросы квалификации, поскольку даже те имеющиеся сведения, которые мы наблюдаем, они говорят о том, что надо обсуждать другую квалификацию. Мы готовы следствию с этим помогать. Мы никогда не отказывались от дачи показаний. Все разъяснить, пояснить и так далее.

Да, возможно, совместными усилиями мы сможем прийти к какому-то пониманию того, что на самом деле происходило и каким образом по закону это должно быть оценено. А поскольку в этом заседании идет речь о том, что Следственный комитет объявил об окончании активных следственных действий 29 марта, то главный довод оставления под стражей — тяжесть предъявляемых обвинений. 

Губернатор Кировской области Никита Белых был арестован 25 июня 2016 года. Его обвиняют по части 6 статьи 290 Уголовного кодекса России (получение взятки). 9 марта 2017 года следователи возбудили новое уголовное дело по этой же статье за другой эпизод.С самого начала процесса защита экс-губернатора настаивала на смягчении меры пресечения. За девять месяцев содержания под стражей здоровье экс-губернатора ухудшилось.