Ситуация вокруг Библиотеки украинской литературы накаляется, считает адвокат ее директора Иван Павлов. 29 октября Наталью Шарину арестовали по подозрению в экстремизме. По версии следствия, в 2011–2015 годах Шарина распространяла книги украинского националиста Дмитрия Корчинского, которые в России признаны экстремистскими материалами. По решению Таганского суда Москвы подозреваемая была помещена под домашний арест.

Взявшиеся защищать Наталью Шарину юристы объединения «Команда 29» намерены оспорить домашний арест Шариной. Более того, адвокаты команды будут отстаивать права свидетелей из числа сотрудников библиотеки. О причинах таких мер, а также об иных подробностях «дела библиотекаря» корреспонденту «7x7» рассказал адвокат Иван Павлов.

— Удалось ли вам ознакомиться с обвинительным приговором? Ясна ли суть обвинения?

— Мы ознакомлены с делом. Но его суть нам не ясна. Мы это указали в протоколе допроса. Когда у нас спросили — понятно ли нам существо обвинения, мы написали, что не понятно. В нем указывается, что Шарина распространяла книги. Но не сказано, как. Что значит распространяла: устраивала публичные чтения этих книг? Сама читала их аудитории? Или сканировала страницы и распространяла через интернет? Или еще как? Вот не понятно, как она распространяла!

— Это можно назвать общей формулировкой?

— Да. И она не раскрывает существа обвинения. Мы думаем, с этим будет большая проблема у следствия.

— В сообщениях Следственного комитета фигурирует понятие «экстремистская» литература. Заявлялось об изъятии печатной продукции с антироссийской и антирусской пропагандой. О каких именно трудах идет речь?

— В материалах указаны труды Дмитро Корчинского, а потом еще написано — «и другие печатные издания, содержание которых имеет признаки возбуждения». То есть список не исчерпывающий. И вероятно, они собираются это устанавливать с помощью экспертизы. Но в целом надо будет разбираться, экстремистская это литература или нет.

— Говорится о том, что какие-то книги не имеют печати библиотеки. Могли ли подкинуть какие-то экземпляры во время обыска?

— Могли. Имеются даже свидетели, которые говорят, что видели это. Но для того, чтобы понять, что к чему, надо дождаться, пока следствие проведет осмотр этих книг. Мы, разумеется, будем оспаривать и сейчас обдумываем вопрос об обращении в суд с оспариванием обыска, потому что там был проходной двор вообще: сотрудники какие-то входили — выходили. Другие сотрудники библиотеки видели, как те, кто обыскивает, подбрасывали что-то. Как раз речь о книгах, которые не имеют маркировки библиотечной. Саму Шарину привезли в библиотеку, несмотря на то, что она указана в протоколе, уже после того, как начался обыск. И она была только на концовке обыска. Потом, вы ж понимаете, искать в библиотеке книги — это серьезное мероприятие. Там двумя понятыми не отделаться, если разве что все одновременно ищут в одной комнате или у одного шкафа. Но, как я понимаю, там все разбрелись кто куда, и понятые толком наверняка ничего и не видели, как это все происходило. Будем обдумывать.

У нас есть в планах оспорить этот обыск. Взвешиваем сейчас все обстоятельства, чтобы выявить производственную необходимость.

— Как вообще ваша подсудимая оценивает ситуацию?

— Она в этой каше варится с 2010 года. Дело возбуждено в 2010 году еще. Ей уже однажды предъявлялось обвинение, потом дело прекращалось.

— То есть она была морально готова к такому развитию событий?

— Скажем так, ей уже хочется поставить какую-то точку в этой истории.

— Как вы думаете, это был точечный удар по конкретным личностям?

— Ну это какая-то очередная вспышка этого дела.

— А стоить ли переживать регионам, где до этого было относительно спокойно? Почти везде существуют различные общины украинской культуры. Им может грозить то же самое?

— Сейчас все, что связано с Украиной очень политизировано. Поэтому, если это имеет отношение к Украине, да, есть опасность, что это может выйти из правового поля и ситуация будет развиваться по какому-то экстраординарному сценарию.

— Получается, лучше сидеть тихо и стараться быть незамеченным?

— Я не хочу никому ничего рекомендовать, потому что это дело сейчас настолько индивидуальное и зависит от многих обстоятельств. Я просто могу сказать, что это плохой сигнал. Не знаю, для чего его шлют. Вроде на фронте какая-то передышка или совсем его сворачивание. А здесь идет такая вспышка. Непонятно, кто в ней заинтересован. При том, что видно, что между Следственным комитетом и прокуратурой есть определенное непонимание ситуации, то есть разные позиции у них.

— К чему вы готовитесь сейчас? Каковы действия защиты?

— Мы готовимся оспаривать домашний арест, направляем жалобу в Московский городской суд. Также будем писать жалобы на то, что нам не понятно обвинение, будет требовать, чтобы нам его разъяснили. Но разъяснить они могут только в том случае, если они составят новое постановление о привлечении в качестве обвиняемой.

— Почему на своей странице в социальной сети вы написали, что «дело библиотекаря» превращается в «дело библиотекарей»?

— Потому что начали на свидетелей давить, вызывать, запугивать их. Они, разумеется, боятся. Если одного библиотекаря обвиняют в распространении запретных книжек, с таким же успехом можно любого сотрудника обвинить в этом, потому что все одним и тем же делом занимаются. Один свидетель пытался сказать что-то про 51-ю статью Конституции, а его начали запугивать задержанием. Разумеется, она испугалась, стала давать показания. Она спросила: «Могу ли я адвоката взять?». Ей сказали: «Нет, адвокат не нужен, не можете». В результате мы решили выделить адвоката из «Команды 29» для того, чтобы и свидетелей защищать.