В Коми продолжают наблюдать за решительными шагами врио главы Сергея Гапликова и вялыми попытками фигурантов дела Гайзера вырваться хотя бы под домашний арест. В Марий Эл коммунисты собираются инициировать перевыборы и не сдаются в борьбе за место губернатора. В Костроме после громких и скандальных выборов в областную думу тихо и без эксцессов начинается борьба за кресло сити-менеджера. Но эти и другие новости регионов вряд ли попадут на центральные каналы, предпочитающие патриотическую и милитаристскую риторику. Суетны все наши страсти. Тем не менее мы решили поговорить о событиях в регионах и о том, какое отражение они находят в общих для страны проблемах с политологом Дмитрием Орешкиным.

— Сергей Иванов, отвечая на вопрос ИТАР-ТАСС о том, последует ли продолжение «дела Гайзера» сказал: «Уверен, что подавляющее большинство чиновников и регионального, и федерального уровня ─ честные, порядочные люди, нельзя всех мазать черной краской». Значит ли это, что губернаторы могут выдохнуть, их не будут арестовывать? Наказали один регион для острастки, и на этом показательные порки закончились?

— Во-первых, про само интервью. Это действительно отражение обостряющегося конфликта. Последние полтора года Путин был вынужден объективными условиями опираться на силовиков. Речь шла о войне на Украине, поэтому преобладала патриотическая риторика — «Крым наш!», Новороссия. Карт-бланш был отдан силовикам. По итогам этой кампании все, в том числе и представители элиты, хотя они публично этого не говорят, прекрасно понимают, что Путин проиграл. Украина как никогда далека от России; Приднестровье оказалось в транспортной, экономической блокаде; Крым становится чрезвычайно дорогим для российского бюджета удовольствием, при этом Улюкаев признает, что даже запланированная на 2015 год программа экономической помощи не выполняется, финансирование переносится на 2016 год, и не факт, что она в следующем году будет профинансирована, потому что денег нет, а в Крыму уже накапливаются разочарования; надо уходить из Донбасса, потому что территория с населением в четыре миллиона человек с раздолбанной в прах экономикой и инфраструктурой под бандитским управлением местных братков в ближайшем будущем ни самостоятельно, ни при оказании какой-либо помощи нормально существовать не сможет, соответственно, эту горящую картошку надо стряхнуть за шиворот Порошенко, что в глазах патриотов воспринимается как «слив» Донбасса и предательство. Отсюда вполне логичная проблема Владимира Путина — найти альтернативную точку опоры, которая не связана с силовым и патриотическим сектором государственного истеблишмента. Тут, естественно, начинает шире улыбаться Дмитрий Анатольевич Медведев и люди из его окружения, которым подается сигнал, что надо выходить на поверхность, потому что Путину нужна система сдержек и противовесов. В связи с этим Иванов, который не злоупотребляет общением со СМИ, считает необходимым выступить с интервью, где демонстрирует позицию патриотической, в погонах, публики: мы не проиграли, поддерживаем патриотический курс и одобряем курс партии и правительства, мы на страже народного благосостояния. Думаю то, что произошло в Коми, — это тоже отчасти  демонстрация, во-первых, государственного рвения силовиков, и во-вторых, их потенциала. Надо напомнить о себе, кого-то развенчать, найти какого-нибудь английского шпиона.

— Кстати, Гайзер — ставленник Медведева, он при нем получил губернаторский пост.

— Конечно, в некотором смысле это удар по условным либералам, в лице которых люди в погонах видят угрозу для себя. Насколько я могу судить, в Кремле эту акцию не санкционировали, она в инициативном порядке решена силовиками. Если помните, первоначально было сказано, что это не просто преступная группировка, а международная. То есть люди искренне повторяют сталинскую стилистику. Губернаторов у нас и до этого снимали и отдавали под суд: Денин, Дудка, Хорошавин, Наздратенко — все они воровали, были коррумпированы. Но ни про одного не говорили, что у него преступное сообщество, хотя губернатор в индивидуальном порядке и не может воровать, у него должна быть команда, где кто-то что-то прикрывает, кто-то пишет отчеты, кто-то проводит липовые тендеры.

В случае Гайзера впервые были использованы такие нарочито пугающие формы. До сих пор вылавливают какого-то третьего-пятого уровня чиновников гайзеровских, хирургическим скальпелем дотягиваясь до самых удаленных метастаз пораженного организма. Силовики начинают пугать центр и показывать собственную значимость, дескать именно они вскрыли и показали ужасную угрозу.

— Они могут войти во вкус?

— Да, они бы с удовольствием, они заинтересованы в том, чтобы запугать Путина, как запугивали Сталина в свое время гэбэшники. Я помню доклад Кагановича 1937 года о положении на транспорте. Там сказано, что на железнодорожном транспорте разоблачено 446 шпионов, почти полторы тысячи белогвардейцев вычищено. Ну а в данном случае международное преступное сообщество обнаружили в Коми. Потом, правда, слово «международное» исчезло. Чем же случаи Денина, Дудки или Хорошавина отличались? У всех рыльце в пуху, на каждого есть компромат. Отличие случая Гайзера — в риторике, которую используют силовики. Мне кажется очевидным, что это желание показать свою значимость, напомнить о себе Путину, показать конкурентам, каково их место во властной вертикали, и ослабить позиции условного Медведева.

— Но это никак не повлияло на позицию единороссов в регионе, которые заняли все ключевые посты в Госсовете Коми.

— Просто люди не хотят думать о плохом. Вот красногорский стрелок тоже был членом политсовета «Единой России», Амиранчик его кличка. Но мы не хотим про это думать, и журналисты не хотят про это писать, потому что можно получить по шапке. Тут тот же случай самоцензуры и нежелания видеть очевидное. Так это все работает до какого-то отдаленного во времени предела, когда вдруг всем станет тошно: ну сколько можно этой «Единой России»? В Кремле понимают, что эта партия как проект уже бесперспективна. Поэтому создают альтернативу — Общенародный фронт. Они понимают, что для российских людей все политические партии дискредитированы. Система выборов, которой руководит Владимир Евгениевич Чуров, дискредитирована. Парламент, который никакой функции не выполняет, кроме как смотреть в рот президенту, дискредитирован, как и сам принцип парламентаризма. Более того, в системе, которую построил Путин, все это не очень нужно.  ОНФ — это не политика, политики вызывают массовое презрение, а как бы общественное движение с левой риторикой, где преобладает справедливость, борьба с олигархами. Они будут поддерживать кого-то из Кремля, но как бы от имени народа. Нас с вами совершенно искренне презирают как избирателей. Подобное бывало и раньше. Хрущев в своих воспоминаниях пишет, что Иосиф Виссарионович все время повторял: народ — это навоз, из которого великая личность что-то лепит. Так и наши власти искренне думают, что народ — это пластилин. Слепят эту штучку, которая называется Общенародный фронт, в нужный момент ее запустят. А «Единую Россию» уничтожать не надо, она сама отойдет на второй план. Воевать с ней нельзя — это будет обозначать раскол в элитах, но перенести центр тяжести на другую альтернативную структуру можно. При этом «Единая Россия» будет бороться за результаты, поскольку это чиновная структура, она умирать не захочет. В некотором смысле это будет конкуренция по-путински, когда запускаются два проекта из Кремля и один с другим конкурирует. Один новый, у него больше шансов на победу, другой старый. Если «старый конь борозды не портит», можно и с «Единой Россией» поработать. А если понятно, что конь спотыкается, зубы выпали, тогда есть запасной вариант — ОНФ.

— А как в этом свете выглядит другая левая альтернатива? В Марий Эл коммунисты оспаривают итоги выборов на губернаторский пост и утверждают, что их надули, а результаты сфальсифицировали. Как вы оцениваете перспективы этого судебного дела? Подобные попытки, независимо от региона, будут ли они результативны или это просто желание изобразить некую демократизацию на местах? Учитывая то, что даже Зюганов решил вмешаться, не кажется ли вам, что просто спектакль?

— Это не спектакль. Коммунистов действительно надули, и не в первый раз. Дело в том, что раньше они это глотали без сопротивления. И Зюганов прекрасно знает, что на выборах 2011 года у них украли 4% голосов. Но он знает, что бороться с этим — себе дороже, потому что финансирование партии идет из Кремля. А вот на региональном уровне можно попробовать пободаться, потому что сам Путин региональными проблемами не занимается, как и внутренней политикой, в Кремле допускают некоторую свободу в региональных конфликтах, им безразлична фамилия губернатора — Маркелов или Зюганов. Все равно регион дотационный, за деньгами ездить придется в Минфин и Администрацию президента. Губернатором может быть ЛДПРовец, как в Смоленской области, или коммунист, как в Забайкалье, это не меняет игры. Власть гонится не за партийными брендами, а за эффективно действующей моделью вертикального подчинения. Коммунист? Да ради бога. Он всегда будет на коротком поводке, потому что денежки идут из Москвы. Это, кстати, тоже путинская логика: все решается деньгами, силой.

— А вот скандал, связанный с другой партией, — костромское «Яблоко» передумало требовать от Навального миллион. Зачем они вообще выдвинули обвинения против Навального во время выборов в Костромской области, почему сейчас отказались от требований? Что это было вообще?

— Это была конкуренция. «Яблоко» в этом смысле — очень путинская партия. Во-первых, Явлинский как лидер сформировался в 90-е, и в этом смысле он такой же член разрешенной когорты, как Зюганов, Жириновский, Миронов. Точно так же у «Яблока» украли голоса на выборах 2011 года. И это даже не столько их обидели, сколько у всех позаимствовали, чтобы поднять «Единую Россию».

«Яблоко» вроде — очень суровый, жесткий, несгибаемый критик. А на самом деле это тоже встроенный в систему партийный конгломерат, который прекрасно знает правила игры, умеет лицемерить, и, поскольку они занимаются реальной политикой, они выполняют функцию партии-спойлера по отношению к Навальному, которого Кремль по-настоящему боится.

— То есть «Яблоко» подавало иск именно для того, чтобы выпихнуть партию Навального с поля предвыборной борьбы?

— Смешиваются две вещи. Вторая причина — вполне понятная конкуренция в одной электоральной нише, условно говоря, либерально-демократической. И здесь «Яблоко» ведет себя так, как вели бы другие партии. Навальный тоже в отношении «Яблока» не брезговал средствами. А в системном плане для кремлевских кукловодов «Яблоко» — неплохой вариант, если понадобится, ему позволят набрать 5%. Возьмите Петербургскую городскую думу, где есть Явлинский и другие депутаты. Это не мешает Петербургской думе поддерживать инициативы Милонова. Есть проблемы, связанные со Шлосбергом, который достойнейший мужчина и поддерживает имидж «Яблока» сильнее всех остальных в демократической общественности. Но если надо будет, ему голову проломят, в конце концов, его уже один раз били, побьют и второй. А высшее руководство партии ведет себя очень аккуратно. Это партия наполовину системная, но изображает из себя непримиримую, несгибаемую, принципиальную. Насколько «Яблоко» приличная партия, мне трудно судить, не думаю, что они чем-то отличаются от коммунистов, с которыми они еще в начале нулевых годов блок организовывали в Госдуме. Не думаю, что они сильно отличаются от Навального, который тоже не является белым и пушистым. Но у них имидж борцов с системой и демократов, и электорат, искренне верующий в Явлинского, так же, как другая часть электората, искренне верит в Путина. Они как бы близнецы-братья, просто сильно разного роста.

— Возвращаясь к Навальному. Что значит история с Олегом, его младшим братом? Его посадили в ШИЗО и ужесточили условия содержания. Зачем это делается, что хотят дать понять Алексею Навальному? Какой в этом смысл, ведь его партия на выборах в Костромской области уже проиграла?

— Можно по-разному относиться к Навальному. Для кого-то он бескомпромиссный борец с коррупцией. Я не отношусь к тем людям, которые в кого-то веруют, я слишком хорошо помню, как победил Александр Григорьевич Лукашенко в середине 90-х, тоже используя антикоррупционную составляющую. У него сейчас коррупции как бы нет, при этом он берет из бюджета, всегда сколько ему нужно, и никто ему не в силах возразить. Я не вижу Навального, как некоторые, единственным спасителем. Я считаю, что задача не в том, чтобы вместо нехороших избрать хороших, а в том, чтобы сохранить модель ответственности власти перед населением, и раз в четыре года власть должна отчитываться на честных выборах. Если она плохая, неважно, либеральная она или патриотическая, население ее меняет. Население может ошибаться, но, если сохраняется механизм исправления ошибки через четыре года, ничего страшного. Путин страшен именно тем, что при нем нет самого механизма смены власти. Но для власти Навальный объективно опасен тем, что он не следует установленным Кремлем правилам. То, что происходит по отношению к Олегу Навальному, — это форма взятия заложника, Ельцин до такого никогда бы не унизился. Навальный выламывается из системы ценностей Путина, в которой люди начинают пользоваться исключительными правами и наслаждаться этим. Не из Кремля им приказывают давить на Олега, они это делают по собственной инициативе, для того, чтобы выслужиться или реализовать свои комплексы, а потом при случае сказать, что Алексей Навальный — подлец, брат страдает, а ему хоть бы хны. Это издержки второго уровня. Первый уровень принял иезуитское решение: этого не сажаем, а брата его берем. Алексей Навальный тоже человек, у него есть родственные переживания, он понимает, что его младший брат страдает. Но это тем более затачивает Навального на дальнейшую политическую несгибаемость. В Кремле этого не понимают. Его хотели купить, запугать, и оба эти механизма в отношении него не сработали. То ли ему надо гораздо больше денег, то ли ему надо пробить чем-то голову всерьез? Он опасен для системы, потому что действует вне ее рамок, Навальный сделан из другого теста. Он не более честный или прогрессивный, но у него есть самоуважение. Вот этой концепции самоуважения путинская модель в людях не допускает.

— В недавнем интервью «7х7» Алексей Левинсон поделился соображением о том, что «дело Гайзера» уже ничего не значит для общественного мнения. Россия принимает участие в военных действиях в Сирии, и это заслоняет в сознании россиян внутренние проблемы. Считается, что и самому президенту страны гораздо интереснее решение геополитических задач, а народ наш, как писал еще Некрасов, «вынесет все, что господь ни пошлет». Чем может быть опасно такое отношение как Путина к стране, так и самих россиян к своим проблемам?

— Думаю, не только Гайзер уже стал незначительным для общественного мнения, но и красногорский стрелок уже не тревожит, и то, что школьники выкинули бомжа с моста. Это притупление органа, который отвечает за адекватное восприятие действительности. Общественное мнение перевели в виртуальное пространство, где есть США, которое нам угрожает почти как гитлеровская Германия, есть геополитические схватки. А какие-то вещи, которые в реальности происходят, когда менты кому-то могут подбросить что-то запрещенное и посадить в карцер, ну или убили кого-то — это мелочи. Сразу найдут готовый ответ о том, что в Штатах кого-то каждый день убивают, и в Швеции кого-то зарезали, в Палестине что-то делается, а на Украине вообще мальчиков распинают. Притуплена актуальность тех проблем, с которыми мы постоянно сталкиваемся в жизни. Полиция коррумпирована? Ну и что. Начальники коррумпированы? Мы и так знаем, всегда они были коррумпированы, да и сам ваш Навальный дрова воровал, он, может, еще и похуже. Люди охотно перестают обращать внимание на реальность, но глубоко и активно обсуждают то, что происходит в телевизионном пространстве. В философском плане это комплексный деградационный спуск от цивилизационных норм общения к круговой поруке. Например, пусть преступник, но наш, а мы своих не сдаем. Идея персональной ответственности заменяется коллективной ответственностью. Это и есть варварство, когда «все евреи виноваты» или «все богатые» или «все христиане» у некоторых мусульман, или «все американцы», «все украинцы». Принцип индивидуальной ответственности помогает четко отделить варварство от цивилизации. Допустим, убил кого-нибудь человек по фамилии Абрамович. Вроде пусть он и отвечает. Нет, Абрамович еврей, а все они, как известно…

— Но к «Единой России» такое обобщение не относится, я говорю о красногорском стрелке, который был единороссом.

— Все, в общем-то, понимают, что это тоже гнилая партия, но не хотят на этом концентрироваться. При этом многим может показаться, что «давно пора этих чиновников расстреливать». Это чудовищная деградация. То, что чиновники воры и гады, не оправдывает варварские действия. А ведь многие готовы сказать, что так и надо, «Сталина на вас нет». Это угрожает самоистреблением нации. Или мы понимаем, что нация — это содружество разных обществ, разных людей, которые объединяются в равенстве перед законом и государством, или мы делим людей на привилегированных, смердов, элитные слои, типа опричников. Это откат к тому, что на языке науки называется вождество — предгосударственный способ политической организации людей, когда все функции государства исполняет вождь: он идеолог, судья, исполнительная и законодательная власть, военный руководитель. Если человек послан вождем или ханом, то ему можно все, потому что у него есть ярлык. Он может убить, ему ничего не будет. Это логика милитаристского сознания, логика общества, которое находится в военном походе и ограничивается только волей вождя. Уничтожение институций, сдерживающих самые примитивные инстинкты, безнадежно разрушает Российское государство. Кто сейчас поверит в то, что в суде можно найти справедливость, а полиция защитит? Полиция способна обеспечить безопасность только вышестоящего руководства и когда надо перекрыть все въезды и выезды. При этом в виртуальном пространстве мы великие, могучие, потому что у нас великий вождь. Это интересная ситуация, свойственная примитивным обществам. Примитивизация нам потом икнется и быстро, потому что после Владимира Путина начнется ситуация правового гуляй-поля. У кого больше сил и оружия, тот и станет следующим вождем, и его будут точно так же любить. Из этой чертовой ямы был выход, и страна сделала к нему очень большой путь. Но Владимир Путин этот выход закрыл. Он получил страну с действующими политическими институтами, а сейчас сделал систему, где нет институтов, а работает только сила, которая как бы подчиняется только первому лицу. А когда первое лицо силу не контролирует, она начинает действовать в своих интересах.

Взяли, посадили Гайзера, а в следующий раз подвернется кто-то другой. И это нравится народу до тех пор, пока он не обнаружит, что платит за это потом и кровью, должно пройти время, чтобы люди это поняли. А пока есть золотовалютный резерв, зарплаты и пенсии, с грехом пополам, но платят.

— Что должно произойти, чтобы спал этот морок?

— Думаю ничего, кроме как механического, материального коллапса системы. В Советском Союзе все кончилось, когда упали цены на нефть. И то ничего, жили и не думали что-то менять. В нормальных условиях, если бы была конкурентная информационная среда, то народ бы раньше осознал тупиковость этого пути. Как было в случае с Ельциным. Когда Березовский получил отказ в удовлетворении своих амбиций в отношении «Связьинвест», он стал показывать, как Ельцин ведет себя, когда он справляет малую нужду на крыло самолета. Народ это увидел и с радостью стал Ельцина презирать. Про Путина мы никогда такого не увидим. Он, может, и не делал такого, что его предшественник, но и про него можно было бы показать много интересного. Пока у власти Путин, на нормальную демократическую процедуру, которая вытесняет зарвавшегося руководителя, надежды нет. Поэтому система сменится только через ненормальный ход событий, через так называемый «русский кризис». Нам не скажут, что есть настоящий кризис, что есть какие-то угрозы по центральным каналам. Придется ждать, когда мы лбом упремся в железобетонную реальность, когда власть начнет отнимать то, что люди считали принадлежащим себе по праву. Тогда возникнет некоторая конфликтная ситуация. Но раньше, чем у народа, эта ситуация возникнет в элитах, потому что им есть, что терять, и они понимают, что Путин проиграл украинскую кампанию, сейчас проигрывает сирийскую. По телевизору в любом случае нарисуют победу.

Но какие цели у сирийской кампании, кроме того, чтобы заставить о себе говорить? А что считать победой на Украине? Ну Крым присоединили. А Донбасс, Приднестровье потеряли. Но информационное пространство так устроено: о чем не говорят, того как бы и нет.

Если Путин проиграет в Сирии, он выйдет из этой истории с рассказом о том, что он дальновидный стратег и не позволил втянуть Россию в братоубийственную войну. И все забудут, что он первым влез в нее, все будут говорить, какой он молодец, что вовремя оттуда вышел. Но элита понимает, чего это все стоит. Когда дойдет до реального изъятия у них денег, когда они начнут понимать, что могут в любой момент сесть, как Гайзер, тогда и начнутся некоторые переживания в истеблишменте. Они уже начались, потому что у любого губернатора в шкафу лежат скелеты и любого можно посадить. Скелеты не могут не лежать, ведь губернатору не выжить без теневой кассы, когда надо решать какие-нибудь непредвиденные проблемы. Ощущение ужаса перед будущим гораздо отчетливее сформулировано в элитных слоях, чем в низовых. Поэтому, если говорят про какую-то народную революцию, я просто не понимаю откуда. Нет ресурсов. А вот для конфликта в верхах база есть. Но кто знает, когда они ощутят, что наступил край. Может, через месяц, может, через год-два. Мне кажется, что это не на 20 лет, и даже не на пять, скорее всего, решится до 2018 года. Но как решится и в лучшую ли сторону, не могу представить.

Кроме вышеперечисленных вопросов мы задали Дмитрию Орешкину еще один: почему между россиянами и Путиным возникло то, что можно назвать невзаимной любовью? Люди президенту осанну готовы петь, а гарант Конституции не особо интересуется, как там народ-богоносец выживает в какой-нибудь глубинке. Ответ Дмитрия Орешкина, видимо, много размышлявшего на эти темы, был пространным, но весьма интересным, можно даже сказать — познавательным. Мы опубликуем его в ближайшее время.