Ополченцы — люди, принимавшие и продолжающие принимать участие в боевых действиях на территории Украины, любят давать интервью. Как правило, они не скрывают своих имен и лиц. Попытка откровенно побеседовать заканчивается просьбой о сохранении анонимности. Именно так и произошло в случае с интервью, публикуемом «7x7».
— Чем вы занимались в довоенной жизни?
— Работал археологом. Занимался исторической реконструкцией. Налаживал личную жизнь. Все стандартно.
— Как у вас сформировались убеждения, благодаря которым вы пошли добровольцем на войну?
— Нормальное человеческое воспитание. Меня воспитали в духе, что надо любить свою Родину. Разумеется, я интересовался политикой, тогда как основная часть наших сограждан аполитична.
— Как приняли решение уехать на войну?
— В Донецке и Луганске весной 2014 г. местным сказали, что отменяют в школах русский язык. Отменяют празднование 9 мая. Против этих решений люди и пошли на баррикады. Мне стало известно, что в Донбассе безоружные русские люди воюют с украинскими танками. В Одессе людей сжигали за то, что они думали не так, как украинские правители. Надо было это как-то останавливать.
— Как вы обо всем этом узнали?
— Источниками моей информации о том, что происходило на Украине весной 2014 года, были интернет-сайты патриотического содержания. Да во всех источниках информации писалось почти одно и то же, только по-разному истолковывалось. Даже по украинским сайтам можно было многое понять. Я — точно не жертва телепропаганды, так как не смотрю телевизор уже много лет. Так было с большинством уехавших на войну.
— Дома ничего не держало?
— Держало. Работа, родители, увлечения. Родителям сказал, что уезжаю в археологическую экспедицию. С работы просто ушел в отпуск «по семейным обстоятельствам». В эти моменты вершится история. Все понимают, что на Украине воюют не Донбасс с Киевом, а Запад с Россией. Ради этого стоит отложить в сторону и семью, и работу.
— Каковы были ваши действия, когда вы решили уехать на войну?
— Собрал вещи, сел в автобус и поехал до города Шахты на границе России с ДНР. Перешел границу. Были определенные группы сочувствующих нам, которые тогда помогали перебраться нам через границу. Вся информация об этих группах находится в интернете в открытом доступе. Все движения разной политической ориентации в России, которые поддерживают ДНР и ЛНР, проводят наборы добровольцев на войну. Эти же группы доставили меня и других добровольцев в расположение ополчения. Там я написал заявление, что вступаю в армию ополчения ЛНР. После мне выдали автомат и отправили на позицию.
— В Уголовном кодексе есть статья о наемничестве. Вы не нарушали ее?
— Нет. Кто такой наемник по УК РФ? Это человек, который участвует в военных действиях на территории другой страны в целях извлечения материальной выгоды. Я никаких денег за свою службу не получал.
Добровольцы
— В России уже много лет идет война на Северном Кавказе. Оттуда насильственно выдавливаются русские. Почему огромная масса людей, поехавших на войну в Донбасс, не отправилась на Кавказ?
— Война на Кавказе уже закончилась. Сейчас там идет контртеррористическая операция. Там воюют с террористами, а не с регулярной армией.
— А в чем отличие? Украина вас считает террористами?
— Это проблема Украины. Есть четкие определения терроризма, войны и контртеррористической операции. Согласно им ополченцы на Украине — не террористы, а война на Украине — не контртеррористическая операция. В контртеррористических операциях не применяется авиация, системы залпового огня. Когда в Чечне на самом деле шла война, там было немало добровольцев в рядах российской армии. Сейчас в рамках антитеррористической операции на Кавказе ее ведут специалисты, которые всю жизнь ею занимались. Что мне там делать? Как я могу там помочь? С антитеррором на Кавказе вполне справляются без меня. Предполагаю, что в случае полномасштабной войны на Кавказе с мест сорвется значительно большее количество русских патриотов.
На Украине ситуация другая. Там мы видели полномасштабное военное вторжения в ДНР и ЛНР. Террор — это запугивание местных жителей. Ополченцы этим занимались? Если украинские власти считают, что ведут антитеррористическую операцию, то почему там применяется тяжелая артиллерия, авиация и танковые колонны? Да потому, что там идет война!
— Сколько добровольцев из России приехало на эту войну?
— Около сорока тысяч граждан России отправились защищать ДНР и ЛНР. Не все из них воевали — что-то волонтерил, кто-то лечил. Летом 2014 года 30–40% ополченцев составляли россияне.
— А из Марий Эл?
— По моим прикидкам, только из Йошкар-Олы там 20–30 человек. Люди приезжают и уезжают.
— А почему добровольцы уезжали назад?
— Они никаких денег не получали за службу. У людей были семьи и работа. Как правило, люди уезжают, когда у них заканчивались финансовые накопления. Разумеется, были и ранения, были и болезни, приобретенные в полевых условиях. Большинство российских добровольцев уехали после объявления перемирия в сентябре. Боевые действия на большинстве участков фронта сошли на нет. Потерялся смысл их пребывания там.
— Возраст и социальный статус добровольцев?
— От 21 до 60 лет. Это люди самых разных профессий, в основном подвижных — предприниматели, инженеры, врачи, люди свободных профессий, бывшие военные, строители, лесники…
— Какие взгляды объединяли этих людей?
— Патриотизм. Активная гражданская позиция по защите «Русского мира». Там были и коммунисты, и монархисты, и националисты.
— Много миллионов молодых здоровых мужчин в России считают себя патриотами, но на эту войну не поехали. В чем отличие вашего патриотизма?
— Основную массу людей наших убеждений (это тысяч 200, по-моему мнению) держали в России семья и работа. Приехавшие в основном не были отягощены семьями. Они в силу своих психологических особенностей меньше боятся смерти.
— Как вы объясняете, что у 200 000 человек в России сформировались взгляды, подобные вашим, а у остальных миллионов — нет?
— В России извращена система воспитания. Патриотизм для большинства россиян не является большой ценностью. Да и не было прямого нападения на территорию России, чтобы предъявлять людям большие претензии.
— Имеет ли какое-то значение, что многие ополченцы увлекались исторической реконструкцией?
— Нет. Мои взгляды сформировались до занятия исторической реконструкцией. В историческую реконструкцию идет определенный тип людей. Таким людям хочется адреналина, ощутить себя причастными к истории. Тут у нас появилась возможность формировать будущее! Реконструкторы составляют доли процента среди всех, уехавших на эту войну.
— Среди ополченцев есть люди крайне правых взглядов?
— Может, они и есть, но я не видел в Новороссии ни одного такого. Ни одной свастики! Да, были РНЕшники, но большой вопрос, считать ли их нацистами. Я не слышал от своих сослуживцев никаких стремлений к этнически чистому русскому государству. Тем более, в ополчении были представители многих народов России.
Зато я видел в Марий Эл многих исповедующих крайне правые взгляды, которые сочувствуют украинцам. Тот же Жека Русский. Посмотрите националистические группы и паблики «ВКонтакте». Они почти все проукраинские! Слышал, что некоторые российские нацисты воевали на стороне Украины.
Военные действия
— Какую должность вы занимали в армейской иерархии ЛНР?
— Первый номер расчета АГС (автоматический гранатомет станковый). В российской армии это ефрейторская должность. На командные должности в ополчении стараются ставить местных, так как они хорошо знают местность и нет опасности, что они вдруг уедут домой.
— Сколько людей было в вашем подчинении?
— Когда один, когда никто. Я был ответственен за единицу тяжелого вооружения.
— Где жили?
— В казармах, оставшихся с советских времен. Но пехота ночевала на передовой.
— Чем кормили? Строгая была дисциплина?
— Кормили хорошо. За серьезные проступки (пьянство на передовой и т. п.) — «губа» [гауптвахта], а за мародерство и дезертирство с оружием могли и расстрелять. Но серьезных проступков практически не было.
— В каких боевых операциях участвовали?
— Я воевал в пехоте. Мы все мои три месяца пребывания там занимали оборонительные линии на северном фронте ЛНР. Отбивали контратаки противника, участвовали в зачистках. Но в августовском наступлении я участвовал — занимали позиции противника под Металлистом.
— Убивать доводилось?
— Я не буду отвечать на этот вопрос. Вопрос о том, доводилось ли человеку убивать на войне, — самый глупый, который только можно задать.
— В чем причина перелома в ходе войны в августе?
— Главная причина — бездарность украинского командования. Оно в этой войне совершило огромное количество ошибок. Типичный пример — бой 2 ноября. Наступающий украинский батальон, втрое превосходящий ополченцев по численности, начал наступление, не подавив позицию ополченцев артиллерией. Этот батальон был уничтожен в открытом поле почти полностью.
Плюс именно в августе ополчение получило большую помощь от заинтересованных сторон.
Воюющие стороны
— Кто воюет на украинской стороне?
— Регулярная армия плюс добровольческие батальоны. Напротив нас стоял добровольческий батальон «Айдар». Мы их в плен не брали как идейных.
— А они вас?
— Все же чаще оставляют в живых, но не из гуманизма, а потому, что соотношение взятых в плен в нашу пользу и им нужны пленные для обмена. Украинская армия не соблюдает никаких конвенций о правах военнопленных. Когда были обмены военнопленных между воюющими сторонами, мы им возвращали людей в пристойном состоянии, а они нам — ходячие синяки или полуживые скелеты.
— Каков уровень боевой подготовки украинской армии?
— Добровольческие и элитные части украинской армии воюют на пристойном уровне. Но основная масса их армии — мобилизованные. Они не горят желанием воевать, всячески избегают прямого боя, а если вынуждены вступить, то демонстрируют беспомощность. К тому же украинская армия с лета по осень 2014 года кадрово обновилась почти полностью из-за огромных потерь, так что не стоит говорить о приобретенном ею в этой войне боевом опыте.
— А какова ситуация с боевой подготовкой ополченцев?
— Большую положительную роль здесь сыграли добровольцы из России, прошедшие Чечню. Они готовили многих местных. Основной костяк ополченцев умеет воевать, особенно после приобретения боевого опыта. Ведь основной костяк ополченцев неизменен с лета 2014-го — огромных потерь у нас не было! Ни в какие котлы мы не попадали, тогда как названия котлов, куда попадали украинские войска, язык устанет перечислять.
— Как вообще устроено командование ополченцев? Централизация строгая?
— Сейчас — да. Появился общий координационный центр, бригады, батальоны. Летом же 2014 года это были большие хорошо вооруженные банды в средневековом, не уголовном значении слова «банда». Был свой лидер — полевой командир, были его помощники и бойцы. Вся организация такой банды строится на личной верности командирам.
— Ваше отношение к лидерам повстанцев (Стрелкову, Безлеру, Мотороле, Мозговому)?
— Кроме Мозгового, все они были под Донецком, а не под Луганском. Отношение к Стрелкову летом было очень уважительное. Сейчас своими выступлениями он несколько это впечатление испортил. Каких-то полевых командиров в ополчении уважают все. Каких-то — нет. Выступая за одного полевого командира, ты настраиваешь против себя бойцов других.
— Запад и вправду оказывал украинцам военную помощь?
— В радиоперехватах временами мы слышали английскую речь. Местные рассказывали, что встречали в боях негров и арабов. Летало много беспилотников. Захватывали у противника снаряжение производства стран НАТО — бронежилеты, тактические очки.
Что это за война?
— На какую войну похожа эта?
— Ни на какую. Всякая война отличается от прошлых войн. Это противостояние «армия на армию», а не «армия против партизан», как последние громкие военные конфликты. Решающую роль в боях здесь играет артиллерия. Артиллерийских боеприпасов расходуется невероятно много. Воюющие стороны не горят желанием вступать в прямой контакт: ополчение — потому что сил не хватает, украинская армия — потому что у основной ее массы низкий боевой дух. Она в начале войны проводила массовые пехотные атаки, но из-за огромных потерь быстро отказалась от этой тактики. Тогда она стала очень много атаковать ополченцев танками без пехоты, но, когда у нас появилось большое количество противотанковых средств, снова захлебнулись в крови. Используются беспилотники, коротковолновая связь, продвинутые системы наблюдения за противником.
— А чем методы работы украинских телеканалов, освещающих события на востоке Украины, отличаются от методов работы российских?
— Серьезно отличаются. Российские телеканалы преподносят не всю информацию о событиях в Новороссии, а только ту, что выгодна ополченцам. Что-то могут не рассказать, что-то — преувеличить, но серьезных расхождений их новостей с тем, что я видел в Новороссии вокруг себя, я не замечал. Украинские же телеканалы рассказывают о выдуманных событиях. По ним объявлялось о занятии украинскими войсками Луганска!
— Зато по российским телеканалам говорилось, что украинцы распяли младенца…
— Этот случай разбирался. Имела место быть нерадивость журналиста. Да и масштаб этой истории не тот, что с «взятием» Луганска. По украинским телеканалам утверждают, что мы совершили много действий, которых мы и близко не совершали! Если смотреть украинские телеканалы регулярно, то поневоле начнешь занимать их позицию.
Возвращаясь к вопросу о войне русских с русскими. Русские люди на Украине были насильно мобилизованы на войну с русскими. Как правило, мобилизованные — русские и воевать с Новороссией не хотели и по возможности сдавались нам в плен. Но это миф, что мобилизованный легко может дезертировать и сдаться в плен. Куда ему бежать? В украинском тылу — отряды Национальной Гвардии.
— Она играет роль заградительных отрядов?
— Что-то похожее. Посмотрите на позиции украинских войск — Национальная Гвардия везде дислоцирована позади регулярных войск! Своими глазами видел перестрелку между частями Вооруженных сил Украины и Нацгвардией. А слышал таких историй еще больше. Это для украинской стороны нормально.
Сдаться в плен сложно потому, что с большой долей вероятности при попытке сдачи с белым флагом тебя пристрелят либо свои, либо ополченцы (на передовой просто так не шастают). Так что хочешь ты или не хочешь, но будешь воевать.
Украина и Россия
— Как вы оцениваете подъем великодержавных настроений в России? Рост популярности Путина?
— Очень хорошо, что эти процессы начались. Рост патриотизма был необходим. Если бы Россия еще лет 20 провела в том состоянии, в котором она была до Крыма, она бы просто исчезла! И русские бы исчезли как народ! При этом я не вижу в обществе никакого шовинизма, нагнетания ненависти к украинцам. Ни массовых их избиений, ни погромов, ни массового уничтожения украинской символики!
— И надолго это изменение?
— Зависит от того, как будут развиваться события. Хорошо, что произошло размежевание политических сил. Стало понятно, кто патриот, а кто враг России или безразличен к ее судьбе. Патриоты выступили за Новороссию, враги России — против. Невозможно быть патриотом, выступая против родственного тебе населения.
— Я заметил противоречие в ваших взглядах. Вы говорили, что при том положении вещей, что существовало последние 20 лет, Россия исчезла бы. И в то же время вы считаете положительным фактором укрепление этого режима в результате прошлогодних событий?
— Я говорил более о культурной проблеме, чем о государственной политике. В разрушении идейной составляющей российского общества политика российского государства последние 20 лет играет небольшую роль, если вообще играет. В данных условиях Владимир Путин — не самый худший выбор для России. Не вижу ничего плохого в укреплении его популярности в российском обществе после событий на Украине. И на Украине, и в России страной правят олигархи. Но на Украине они занимаются всем, чем хотят, а в России более-менее приструнены государственной бюрократией. Вот на Украине олигархи и развалили государство, а Россия худо-бедно существует. Нынешний политический режим в России сложился исторически. Нельзя его волшебным образом изменить.
— Как вы относитесь к антивоенным настроениям в России?
— Предатели есть везде и всегда.
— Как с ними стоит поступать?
— Сейчас их можно просто игнорировать. Пока они в легальном поле — бороться с ними в легальном поле. Если они будут призывать к неконституционному изменению конституционного строя или стремиться к этому, то на них есть соответствующие статьи Уголовного кодекса.
— Каковы уроки украинских событий для России?
— Главный урок — стоянием на площади ты ничего не изменишь. А если изменишь, то в худшую сторону. За последний год после Майдана Украина территориально уменьшилась, потеряла главные источники природных ресурсов, флот. На территории страны идут боевые действия. Погибло несколько десятков тысяч человек. Сильно ухудшилась социально-экономическая ситуация: начались веерные отключения электроэнергии, отменены многие социальные льготы, подорожали коммунальные услуги.
— А что привело к таким последствиям? Сам факт смены гражданами политического режима государства или направленность политики нового правительства?
— К таким последствиям привела смена политического режима гражданами без понимания этими гражданами, на кого они этот режим меняют. Майдан хотел в Европу? А он задумывался, пустят ли его в Европу? Вместо одних подонков пришли еще большие подонки, неплохо себя чувствовавшие и при прежней власти. Чтобы революция имела хоть какой-нибудь положительный смысл, ее должны возглавить контрэлиты, никак с действующим режимом не связанные. Так было в Великую Французскую революцию. Но перед ней эти контрэлиты формировались десятилетиями. Это было на Украине? Нет. Мы видим такое в современной России? Тоже нет.
Личный опыт
— Каково воздействие войны на вашу психику?
— Оно не критическое. При мне человека на части не разрывало. После возвращения с войны мне несколько недель было сложно жить нормальной жизнью. Нервно реагировал на хлопки. Когда я как-то раз проснулся в автобусе, я искал рядом с собой автомат.
— Изменения мировоззрения не произошло?
— К чему-то стал относиться лучше. К чему-то — хуже. Стал бережнее относиться к жизни. Ничего глобального.
— Боялись смерти? Плена? Сокрушительного поражения?
— Совершенно бесстрашные люди на войне быстро погибают, так как не следят за своей безопасностью. Но если страх побеждает тебя, что ты делаешь на войне? Морально тяжело было до августовского контрнаступления, когда мы теряли один населенный пункт за другим. На случай плена я таскал с собой взведенную гранату. В плен я не собирался, так как по виду возвращенных нам военнопленных примерно понимал, что меня там ждет.
— Что укрепляло ваш дух в трудное время?
— Вера в правоту своего дела. Боевое товарищество. Пропаганда у нас не велась.
— Что под Луганском особенно запомнилось?
— В середине августа украинцы наступали на наши позиции. Мы всю ночь, 12 часов подряд, были почти без оружия и ждали, когда на нас пойдет танковая колонна противника, которая бы нас смяла. По нам активно работала вражеская артиллерия. Вся асфальтовая дорога в 20 метрах впереди от наших позиций была полностью уничтожена. Было очень страшно 12 часов под огнем лежать и ждать смерти. Но наши подтянули артиллерийские резервы, и танковая колонна на нас не пошла.
— Что вас больше всего поразило на войне?
— Поразил пустой, со следами артобстрелов Луганск, когда я туда приехал. Испуганные мирные жители, теснящиеся у машин-водовозов, так как система водоснабжения была разрушена. Город-призрак. Сейчас там уже все по-другому.
— На что вообще живут люди в ЛНР, если всякое финансирование из украинского бюджета прекратилось?
— Правительство ДНР и ЛНР платит людям вполне адекватные даже по российским меркам зарплаты и пенсии. Где оно берет деньги? Догадайтесь сами.
— Кто из ваших сослуживцев вам особенно запомнился?
— Можно долго перечислять. Мало мест на свете, где ты найдешь столько интересных, духовно сильных людей сразу.
— Чему вас научила война?
— Приобрел боевой опыт. Стал больше ценить человеческую жизнь. Стал больше ценить сильных, способных за себя постоять людей. Понял, что моральная стойкость в жизни имеет гораздо большее значение, чем физическая. Стал лучше разбираться в людях.
Что дальше?
— Если украинцы наконец научатся пользоваться своим численным превосходством и разовьют успешное наступление, России стоит вмешаться?
— С моей точки зрения — да.
— Каково сейчас настроение ополченцев?
— Большинство населения просто ждет, когда война закончится. Многим уже нет разницы, чем закончится. Ополченцы же ждут решительных шагов от России.
— Как вы думаете, что будет дальше?
— Непонятно. Ситуация зависла.
— Какую роль в дальнейшей жизни России могут сыграть ветераны войны на Украине?
— Какую-то роль сыграют. Люди это активные. Вот Стрелков делает движение «Новороссия». Определяющую роль? Вряд ли.
— Каковы дальнейшие планы?
— Ищу работу.
— Не исключаете своего возвращения в Луганск?
— Если возобновится война, если что-то случится с моими боевыми товарищами, если им будет не хватать людей — возможно. Но по тому, как сейчас там складывается ситуация, я не вижу в возвращении особого смысла.