В Кировской области уже год существует комитет гуманитарной помощи. Его деятельность началась с помощи беженцам с юго-востока Украины, а теперь волонтеры помогают и тем, кто оказался в трудной жизненной ситуации. Председатель комитета Дмитрий Захваткин в интервью «7х7» рассказал о том, как развивается благотворительность в нашей области и в других регионах, почему бизнес не готов жертвовать в сегодняшних условиях. Кроме того, он заявил, что сейчас идет работа по созданию единственного в области гуманитарного благотворительного фонда.
— Расскажите, как был создан комитет гуманитарной помощи в Кировской области?
— Идея создать комитет пришла Юрию Басманову, члену партии «Справедливая Россия». Я руководитель партийной организации в Первомайском районе города Кирова. В конце апреля 2014 года мы проводили партийное собрание. В это время уже начались события на Украине. В нашей организации очень много ветеранов, бабушек и дедушек, они предложили помочь и собрали 1 600 рублей, мы добавили, купили еще медикаменты. Так, наш первый груз на Украину пошел не от комитета, а просто от граждан. И получилось так, что Юрий Басманов загорелся этой идеей, нашлись его друзья, собралась инициативная группа людей. Комитет «За русскую весну» был уже создан в Кирове представителями различных партий. В мае 2014 Басманов предложил мне войти в этот состав; я, конечно, согласился. В сентябре месяце мы решили изменить название на «Комитет гуманитарной помощи в Кировской области», тогда я и стал его председателем. Поняли, что нужно помогать не только беженцам, но и тем, кто попал в тяжелую жизненную ситуацию. Кроме того, в нашем городе и области нет подобной серьезной гуманитарной благотворительной организации. Сейчас мы создаем благотворительный гуманитарный фонд, и уже подали документы на его регистрацию.
— Он будет единственным на всю область?
— В Кирове есть небольшие фонды, но каждый из них имеет четкую специфику. Например, это международный детский фонд, фонд помощи животным, фонд помощи детям инвалидам. Но такого, что создаем мы, гуманитарного на всю область, нет. У нас планы создать филиалы фонда во всех районах. Там тоже есть люди, которые готовы помочь. Глава департамента социального развития Кировской области Кирилл Лебедев сам утверждает, что с таким фондом работу по оказанию помощи и выделению средств будет построить легче.
— Чем будет отличаться работа комитета от фонда?
— Сейчас комитет — просто волонтерская организация, мы помогаем людям согласно нашему желанию. Нам что-то приносят, мы отдаем. Мы не имеем права участвовать в грантах, использовать средства предприятий. Уже были случаи, когда директора крупных предприятий предлагали нам сумму пожертвований в 300 тыс., которые мы могли бы распределить на другие организации. Но у нас нет даже счета: юридически мы не оформлены. Люди видят и верят, что мы помогаем, поэтому приходят к нам.
Фонд — юридически оформленная организация, зарегистрированная в минюсте. Создав его, мы уже будем действовать четко по законам, которые определяют деятельность гуманитарных фондов. У нас будет бухгалтер, люди, которые будут заниматься работой и получать за это заработную плату. Мы будем вести учет денег и вещей, которые к нам приносят. Например, если мы получаем грант от областной администрации, то из них не более 6% средств пойдут на оплату работников. Если нам предприятие деньги перечисляет не в виде гранта, то из них — не более 20% финансовых средств мы имеем право использовать на зарплату. Это жесткая и четкая схема работы.
— Сегодня в условиях кризиса люди продолжают жертвовать?
— Сейчас у нас много людей, которые находятся на низком уровне материального достатка, но они готовы жертвовать. Если бы это было введено в систему, то многие помогали бы. Некоторые боятся, что эти деньги попадут шарлатанам. Сейчас, конечно, благотворительность забывается. У людей кризис не финансовый, а в душе, в самих себя. События конца 80-х привели к развалу, и люди стали смотреть по принципу капитализма: «человек человеку волк».
— А бизнес как ведет себя?
— Последние 30 лет у нас благотворительность притухла. Но не пропала полностью, и многие бизнесмены и предприниматели понимают свою социальную ответственность. Чем отличается бизнес шведский, норвежский, французский от нашего? Он априори социально ответственен. Например, рабочий завода «Фольксваген» получает мизерную долю акции компании и огромное количество социальных льгот. У нас бизнес тоже к этому придет. Ситуация диких 90-х годов отойдет, закончится. Если раньше у нас был дикий бандитизм, то сейчас уже ближе к государственному монополизму. Появляются закладки социалистического строя. Но все равно рано или поздно в российском обществе найдется золотая середина между интересами бизнеса, государства, человека и природы. Многие из предпринимателей с удовольствием отвечали бы по социальным гарантиям, но сейчас наш бизнес крайне неустойчив. Он перебегает из одной области в другую. Кировская область — бедная, еще Костромская стремится к нашей деградации, а вот республика Татарстан, Удмуртия, Пермь и Коми развиваются нормально.
— Получается, бизнес готов помогать благотворительности, но условия в Кировской области не позволяют. Что должно произойти, чтобы ситуация изменилась?
— Кировская область — зона деградированная, у нас дотационный район, и у нас таких фондов фактически нет. Десяток наберется. В Татарстане 4 600 благотворительных фондов! Уровень жизни там выше. В Москве, например, более четырех тысяч. У нас, конечно, огромные планы, которые не соответствуют нашим желаниям и тому месту, где мы находимся.
Если экономика сильная, то на этот фундамент можно строить мощную социальную политику. Но если у нас фундамент экономический маленький, то мы просто не сможем развить большую сферу благотворительности. В первую очередь нужно поднимать экономику. Сейчас же государство занимается не развитием. Если почитать учебники социологии: принципы построения стран третьего мира, стран периферии, полурабских государств и то, что там написано — это как раз про Россию.
Только за счет сильной экономики мы можем развивать благотворительность. Чем мощнее российская экономика нашей области, тем больше возможностей будет для введения социальных программ. Например, в Татарстане экономика сильнее нашей, именно поэтому там есть возможность вкладываться в благотворительность.
— Но что касается простых людей, у которых «кризис в душе», как вы говорите, как из него выйти?
— В Германии, например, спокойная ситуация, когда все без исключения отдают деньги на благотворительные цели. Каждый сотрудник выделяет из своей зарплаты 3,2–8,5% различным фондам. Потому что они рассуждают так: «я живу здоровый, при работе, у меня семья в нормальном достатке, нужно помочь тем, кому плохо, вдруг я на их месте окажусь». Этот принцип пришел, кстати, из Советского Союза. Нужно думать не только о себе.
Парадокс психологии заключается в том, что сама по себе благотворительность нужна в первую очередь не тому, кто получает, а тому, кто дарит. Мы же не боги, но если бог — это добро, то и мы должны быть добром. Если кто-то кому-то приносит добро, он себя возвышает.
— Кто к вам приходит?
— Многие уже знают наше место, приходят, посмотрят вещи и выберут что-нибудь. Люди приносят свои вещи, иногда покупают специально новые: продукты, средства гигиены, обувь. Сюда люди приходят не только беженцы, но и малоимущие начинают подтягиваться, многодетная мать цыганка приходила. Мы никому не отказываем.
Множество удивительных случаев наблюдаю в комитете. На прошлой неделе пришел мужчина безработный, принес 200 рублей и сказал: «У меня сейчас нет больше, я вот съезжу домой, в деревню, и привезу картошки». В сентябре заходил бичуган, думаю, дам сейчас ему банку тушенки. А он кладет пакет, достает из него пачку чая, печенье и сахар — говорит: «Это беженцам», — и уходит! Был случай, когда пришел мужчина, отдал 2 тысячи рублей со словами: «Возьмите, мне жена дала на запчасти для машины, но машина подождет. Помогите им». Вот именно таким образом люди ощущают нужность себя.
— Сложно ли было работать, когда был поток беженцев?
— Летом было больше ребят в комитете, потому что было больше проблем на волне помощи беженцам с Донбасса. Людей приезжало очень много, и государство первые месяцы не знало, что делать. Только в августе решили создавать пункты временного размещения (ПВР). От 4–5 тысяч беженцев прошло через Кировскую область, а в ПВР закрепилось всего 350 человек. То есть менее 10% получили хоть какую-то помощь со стороны правительства области! Беженцев размещают в гостиницах, профилакториях, кормят их там, и за это профилактории получают не более 800 рублей. Не сами украинцы. И, представьте, 90% тех, кто ехал, не знали, куда приедут, просто бежали от войны. СМИ в этой ситуации крайне навредили — создалась нездоровая ситуация, начали говорить, что каждый беженец получает по 800 рублей в день. Люди просто не понимали, что происходит.
Знаю лично такие случаи, когда мужчина приехал в одних шортах и кофте. Он вышел из дома, приходит — а там уже в порошок все. Он взял бутылку пива и пошел, куда глаза глядят. Даже не понял, как досюда добрался. Кто ему будет помогать? Государство? Область? Ничего подобного. Мы и сейчас продолжаем помогать беженцам.
— Какие у вас планы по развитию фонда?
— Планы большие — нужно выходить на общероссийский уровень, на Москву, связываться с министерствами и крупными корпорациями. Буквально в феврале в Москве был слет благотворительных организаций, где перед 150 крупными корпорациями выступали представители из 80 фондов. Если бы наш фонд уже был юридическим лицом, я бы обязательно залез в долги и поехал бы. Там была возможность презентовать гранты для корпораций. За 1 день в приватных беседах эти фонды получили 14 млн руб. Меня удивило, как мало фондов участвовало со всей России! Если бы там был с каждой области крупный фонд, который отвечал бы за все программы, то можно добиться хороших результатов.
Сейчас мы пишем устав. Если мы попытаемся все маленькие фонды в городе и в районах области включить в единую систему, мы можем получать гранты и помогать каждому из них. Например, Кирово-Чепецкий химический комбинат тратит на благотворительность 140 млн рублей в год. Но сейчас эти деньги идут неравномерно, не всем фондам в нашей области. Но если мы будем отвечать за всю область и за все проекты, то мы будем иметь право распределять эти деньги целесообразно.
— Вы откажетесь от политики?
— Наш комитет «За русскую весну» создавался на базе представителей различных партий: «Справедливая Россия», КПРФ, «Яблоко», Национал-Демократической партии. Привело к тому, что начали вести споры. Но сейчас, как только мы получим юридический статус, я сниму с себя полномочия, откажусь от членства в партии. Учитывая то, что, занимаясь этой деятельностью, нужно подключать представителей партий и бизнеса и избегать столкновения интересов, я должен показывать нейтральную позицию. Самое главное — реально получать гранты.
— Для вас что значит «заниматься благотворительностью»?
— Как сказал Ленин: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Ты не уйдешь от этих проблем, их все равно нужно кому-то решать. Причем, решая эти проблемы, можешь решить и свои. У меня ребенок инвалид. Я прекрасно понимаю, если изменятся законы в отношении инвалидов, то я помогу моей дочери. Я никогда не верю в абсолютную бескорыстность. Все люди хотят определенной цели. Тот, кто дает благо, он получает чувство возвышения самого себя. Кто стремится к власти, он может помогать другим, не получая от этого никакой копейки, но при этом находиться у власти — честолюбивый замысел. И, с другой стороны, решив некоторые вопросы на законодательном уровне, ты поможешь и другим, и себе. Я с уважением отношусь к людям, которые говорят, что имеют от этого определенное удовлетворение. Но я не верю тем, кто говорит, что все делает бескорыстно.