После того, как воронежская прокуратура возбудила уголовное дело по факту жестокого обращения с бездомным котенком, а про его историю написали федеральные СМИ, корреспондент «7x7» решил разобраться: как сегодня в Воронеже обстоят дела с защитой прав животных? С этим вопросом мы обратились к юристу воронежского фонда помощи животным «Право на жизнь» Анне Ворониной.
— Анна, какова статистика фонда по жестокому обращению с животными в Воронеже?
— У меня статистика такая: в год получаю примерно 150–200 обращений по фактам жестокого обращения с животными. Это за 2011–2014 годы.
У нас есть возбужденные уголовные дела, но их постоянно приостанавливают, снова возобновляют — тянут, в том числе дело по догхантерам. Но сам факт дела помог немного усмирить догхантеров, которые до этого почти публично проводили свои массовые акции убийства собак, в том числе и с использованием огнестрельного оружия, саморазрывающихся пуль.
В 50 процентах случаев после обращений факты длящегося жестокого обращения прекращаются — это неплохие цифры, несмотря на то, что возбужденных уголовных дел крайне мало, а привлечения к ответственности нет.
— Почему не возбуждают дела?
— Такие дела будут очень портить статистику преступности. У нас в Воронеже и так наблюдается ее рост, причем существенный [в сентябре воронежские СМИ сообщали о «беспрецедентном росте преступности»]. Когда резко возросло количество сообщений по фактам жестокого обращения с животными, я сразу сказала: будет наблюдаться рост преступности — это взаимосвязанные вещи. Так и случилось, через полгода зафиксировали рост преступности на 33%.
В идеале по фактам отказа в возбуждении уголовных дел нужно бы обращаться в суд, тогда статистика бы улучшилась. Но пока это просто некому делать, я занимаюсь этим крайне неприятным вопросом одна, а я волонтер, то есть работаю на основной работе с 9 до 18 (это в лучшем случае). Суд работает так же, и, конечно, меня никто не станет отпускать ходить по судам. Я еженедельно мотаюсь по полиции: либо до работы туда прибываю, либо вечером, либо в выходные. А вот с судами так не получится, я иногда хожу по отдельным обращениям, но крайне редко, а помощников у меня нет.
У меня же еще и куча домашних животных и опекаемых — в ветклиниках, в приюте, в местах обитания, на передержках. Я постоянно закупаю и развожу корм, лекарства, вакцинирую, стерилизую, доставляю, волонтерю в приюте и так далее. Поэтому часто доводить до конца дела я физически не успеваю. Считаю, что достигнутая статистика и так неплоха. Все же по моим обращениям прекратили официальные отстрелы, прокуратура вынесла массу предписаний, я буквально заставила прокуратуру выйти в суд в защиту прав неопределенного круга лиц — это же никто инициативно не делает. Все это по обращениям, в которых я выявляла правонарушения, добивалась привлечения к административной ответственности.
Что плохо: в этом году впервые пошли обращения по фактам изнасилования животных, в том числе — несовершеннолетними детьми. Это пугает, ведь следующими за животными идут люди — в 98% случаев.
— Результаты работы обнадеживают.
— Еще отмечу, что, вообще-то, жестокое обращение с животными — достаточно тяжелое преступление. По постановлению правительства России судимость по данной статье (245 УК РФ) не позволяет заниматься воспитательной и педагогической деятельностью наравне с педофилией, умышленным убийством и т. д. В полиции Воронежа за эти три года уже стали знать состав 245 УК — это же достижение. А когда начинают говорить о ее малозначительности, я им привожу пример с ограничением деятельности по этой судимости — и всегда крайне удивляются.