Беженцы из Луганской области Украины приехали в Сыктывкар позавчера. Преимущественно это шахтеры вместе со своими семьями. На этой неделе они отправятся в Воркуту, где постараются найти работу на шахтах компании «Воркутауголь». Корреспондент «7x7» встретился с ними и попросил рассказать о последних днях жизни в Луганске, пребывании в пункте временного размещения в Крыму, дороге на Север и ожиданиях от жизни в Воркуте.
— Нужна куртка женская 38-го размера, сапоги зимние, куртки мужские 50 и 52 размера. Варежки теплые надо, сумки большие, три штуки — видимо, семья большая...
Вахтер на базе «Юный турист» в Лесозаводе Нина Ивановна отвлекается от телефонного разговора и предлагает мне присесть на диван. На часах — 14:00. В небольшом одноэтажном здании тихо. Нина Ивановна говорит, что у беженцев своеобразный тихий час — устали с дороги — и продолжает перечислять вещи, которые им необходимы.
— Короче, нужны теплые вещи всех размеров. Им надо подготовиться к зиме. А тут еще трехмесячный ребенок, поэтому нужны предметы гигиены: влажные салфетки, памперсы. Тут один мужчина принес одну тысячу рублей, сейчас надо купить памперсы, но я не пойду. Не брошу же я вахту, — заканчивает разговор по телефону Нина Ивановна и рассказывает про базу «Юный турист».
Когда-то это здание занимали медики, но потом его передали «спортсменам». Теперь тут во время республиканских соревнований живут футболисты, баскетболисты, тяжелоатлеты, лыжники.
— Условия нормальные. Чуть ли не евро. Они [беженцы] вчера приехали, все перестирали. Да вы и сами можете посмотреть, — Нина Ивановна проводит меня в детскую комнату. — Вот тут дети играют, им тут хорошо.
* * *
В этот момент в коридоре появляется мужчина с большим мешком. Представляется сотрудником МЧС и говорит, что привез вещи для беженцев, которые «дома собрала жена». Нина Ивановна предлагает положить «гуманитарку» в отдельную комнату. Люди, услышав звук в коридоре, выходят из своих комнат и разбирают вещи.
В отдельном пакете собрана обувь. Женщины достают зимние сапоги и пытаются примерить их. Мужские ботинки относят кому-то в другую комнату.
— Ты чего? Опять без обуви остался? — спрашивает одна из женщин у молодого человека.
— Та, посмотри, какая лапа широкая, — с узнаваемым украинским акцентом отвечает он.
Из очередного пакета достают шубу и шапку. Одна из девушек оценивает ее на глаз и говорит, что шуба будет ей великовата. Но другие призывают ее померить. Шуба и правда чуть больше требуемого размера.
А вот шапка нашла новую хозяйку.
Одному из мужчин предлагают надеть кепку из меха. Он отказывается, говорит, что это женский головной убор.
— Да какая она женская? Ты что, прикалываешься, что ли?
Мужчина сдается и соглашается померить шапку.
— Вам в Воркуте жить. Там надо быть хорошо одетыми, — говорит Нина Ивановна.
* * *
Сергей, один из приехавших накануне мужчин, предлагает выйти на улицу, покурить и поговорить. Когда я включаю диктофон, он спрашивает, можно ли ему говорить правду. Я прошу его рассказать «ничего кроме правды».
Прожил всю жизнь в Луганске, считает себя хиппи, поэтому в армии не служил. «Воевать плохо, людей убивать плохо», — коротко резюмирует он.
Когда в Луганске начали обстреливать окраину города, он и его друзья уехали в Симферополь, где их разместили в лагере недалеко от города. Мужчины спали в палатках, женщины — в бараках. Выйти за территорию лагеря можно было только по заявлению.
— Там было казарменное положение. Чтобы купить консервы в соседнем селе или Симферополе, надо было писать заявление: «Прошу отпустить, обязуюсь вернуться за шесть часов», — рассказывает Сергей и добавляет, что кормили их плохо. — На полевой кухне готовили студенты, которые готовить так и не научились. Ты когда-нибудь ел перловку полусырую, сгоревшую? Это весело. Ладно мы, взрослые, а детям ты что расскажешь?
В Крыму беженцы написали заявления о том, куда бы они хотели поехать жить. Группа из Луганска попросилась в Кемерово, чтобы мужчины попытались устроиться работать на шахты. Однако туда не пустили. В итоге о конечном пункте путешествия беженцы узнали только в самолете.
— Куда нас везут, мы не знали, пока на борт не сели. Выделили нам борт МЧС, который полетел в Домодедово. Оттуда нас собрали в три автобуса и только там нам сказали, что мы едем в Рязань. Сказали, это было нужно для того, чтобы кипиш не поднимали, — затягиваясь сигаретой говорит Сергей.
В Рязани беженцы из Луганска пробыли с 5 по 22 августа. И только позавчера приехали в Сыктывкар. Представители соцзащиты пообещали им купить билеты до Воркуты на этой неделе.
— Что про Воркуту знаете? — спрашиваю у Сергея.
— То, что в интернете вычитали. Ожидания у меня хорошие. Полярная ночь — 11 дней, полярный день — 46 суток. Минимальная температура была зарегистрирована в 1978 году, «минус» 57 градусов. И то, что там в основном тундра, но вечной мерзлоты уже нет. А река Воркута — это приток реки Печора. И там водится хариус и сиг. Окружная дорога в Воркуте — всего 60 километров. Машину нет смысла покупать, потому что от Ухты ее везти очень дорого, — отвечает Сергей.
Его друзья удивляются столь глубоким познаниям.
— Интернет читать надо, — поучает их Сергей.
— Но ведь Воркута — это же совсем север.
— Ну и что. В шахте температура одна и та же.
Спрашиваю у Сергея про действия украинских силовиков и то, как это показывают на украинских телеканалах. Он отвечает очень жестко и эмоционально, рубит предложения на отдельные фразы.
— Украинские новости смотреть нельзя совершенно. Оказывается, мы сами себя расстреливаем. Оказывается, что мы все сепаратисты, включая грудничков и стариков 90 лет. Мы все террористы. И сами себя бомбим. Ты выходишь во двор и думаешь, как бы себе самому гранату в окно закинуть, чтобы всех своих родных «расфигачить». Наш батальон «Заря» на 80% состоял из шахтеров, с которыми я работал на одной шахте. Я знаю этих людей, так как в одном звене с ними работал. Им денег не платят, а дают лишь «тормозок» [продукты, небольшая порция еды]. То есть там люди не за деньги воюют.
— А за что воюют?
— Когда к тебе домой приходят люди с оружием, ты что будешь делать? Защищаться! То же самое делает наше ополчение. Они защищают свою землю. Я не вояка, в армии не был. Я не умею воевать, да и не хочу. Я хиппи сам. Людей убивать нельзя, — на этих словах Сергею приходит смс от бывшей супруги.
Он рассказывает другим беженцам, что сейчас она вместе с тремя его детьми находится в Рязани. Сергей уходит, чтобы позвонить им.
* * *
— Тут люди говорят, что с Украины бегут только те, у кого ничего нет. Только бомжи. Хотите, я покажу, как мы жили там? — Светлана из города Свердловск Луганской области приглашает пройти к ней в комнату и включает компьютер.
В ноутбуке — фотографии прошлой жизни. На снимках большой частный дом с евроремонтом, много бытовой техники. Светлана жалуется на то, что к ней и другим беженцам относились очень снисходительно.
— В Крыму люди не хотели с нами работать. Они там сели на места, а теперь не хотят двигаться, работать. Им бы лишь галочку поставить [на этих словах девушка показала обеденную порцию макарон в палаточном лагере]. Крымчане нас вообще обвиняли в том, что мы им курортный сезон сорвали. Когда у них референдум был, мы их поддерживали, а потом вот такое отношение. В Рязани так же. Там нам говорили, что в лагере мы можем находиться до 20 числа, а потом идите куда хотите. Зарплата там 7-8 тысяч рублей, а за квартиру платить надо 10 тысяч. И куда мы пойдем? — с обидой говорит Светлана.
Девушка рассказывает про последние годы жизни в Луганске, хвалит Януковича. Говорит, что при нем наступила стабильность: пенсии и зарплаты платили вовремя.
— При Ющенко мы хуже жили. А Януковичу просто времени не дали, — говорит девушка, а потом отвечает на вопрос про «золотые батоны». — Воруют все. Но он воровал и давал людям. Если бы он вернулся на Донбасс, наверное, его б поддержали. Он сам с Донбасса. Надежда была, что он вернется, и мы его поддержим.
По словам девушки, очень многим жителям Луганска надоели майданы. Они не хотели вступать в Европейский Союз и больше тянулись к России.
— А хотите, я расскажу, из-за чего война началась? Украина никогда не была единой... Мы всегда праздновали 9 мая. Они [Западная Украина] этого не принимали. Еще при Ющенко тем, кто воевал за немцев, добавили пенсию. Мы этого не признаем, не понимаем. Вот почему это пошло. Они хотели отменить 9 мая, 1 мая, 8 марта. Это наши праздники. Кто их имеет право отменять? Мы никогда не были украинцами. Мы всегда тянулись к России. Я не знаю, почему мы вообще очутились в Украине, — рассказывает Светлана.
Девушка хвалит Путина, называет его «настоящим» президентом. А Америка, по ее словам, завидует тому, что у нее нет такого же. Свое будущее в ближайшей и средней перспективе связывает только с Россией.
— А при каких условиях вы согласитесь вернуться домой?
— А мы не хотим возвращаться. Куда? Когда все начиналось, мы просили быть в составе Украины, но автономно. Нам не дали автономию. А сейчас они [украинские власти] нас не оставят. А если все и закончится, то будет партизанская война. Это годы, пока все успокоится... А куда возвращаться? Там нет ничего. Можно все возрождать, но кто нас поддержит. В составе Украины жить нет смысла.
* * *
В комнату входит мужчина и показывает два гриба.
— Вот это подосиновик, а это — подберезовик, — рассматривает находку подруга Светланы.
— А пойдем за грибами сходим, — обращается супруг Светланы к другому парню. — Вечером сделаем картошку с грибами.
Мужчины отправляются в лес. В это время дети выходят в коридор поиграть, у них закончился тихий час. Их матери говорят, что хоть они и более восприимчивы, но легче пережили переезд. Привыкнут и к северу.